Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков

в кучу, все, что можно увезти, загрузились и беспечально бросили. Мне наказали сторожить крепость, пока Суттер не отдаст долгов и не пришлет своих людей. А что там сторожить? Разве индейцы растащат острожины на бараборы? Так зачем им? Они живут в своем посаде.

– Если сторожить – надо там жить? – отстранилась и пытливо взглянула на отца Марфа.

– Так тут рядом. Кого там, пятнадцать верст, а то и меньше. Можно каждый день видеться.

Дочь нахмурила лобик, задумалась, встала, загремела горшками у печки.

Промышленный, ставший сторожем, вернулся в Росс, обошел крепость, прикрыл двери, запер дом правителя, выбрал себе для житья будку воротника, стал утеплять ее и класть печку из битого кирпича, которого много осталось возле кирпичного заводика. Из индейской слободы доносились звуки бубна и песни. Пока хватало еды, тамошние жители не задумывались о будущем.

Весной дочь родила сына, что очень обрадовало Емелю, а вскоре из Ново-Архангельска опять пришел «Святой Константин». Ветер дул с западной стороны, сносивший его на прибрежные камни. Нерешительно поболтав мачтами на волнах, бриг отправился в Малый Бодего, высадившиеся компанейские служащие погнали туда скот. Полсотни индейцев, живших в посаде, вяло и неохотно помогали им перетаскивать грузы на факторию. Зато Емеля, зять Сысоя, бойко крутился возле начальствующих, помогая в сборах и выискивая свою выгоду.

– Остатки скота забираю до следующего транспорта, – весело сообщил тестю. – Без платы деньгами. Но, скот компанейский, а приплод мой, – подмигнул.

Среди индейцев, все еще живших при Россе, зять Сысоя уже высмотрел надежных бакеров, пересчитал скот и велел пасти его на незасеянных полях, а тестя просил следить за ними и обо всем докладывать.

Суттер так и не прислал своих людей для работ. Возле Росса поля не засевали, и они зарастали диким овсом. Емелю это радовало: не надо было, как раньше, далеко отгонять скот, он пасся на виду жителей Росса. Из индейской слободы все реже доносились песни, тамошних жителей становилось меньше, некоторые, оставшись без работы, возвращались в свои деревни. Бакеры и те, что находили пропитание возле крепости, сбросили рубахи, которые их вынуждали носить, но женщины теперь добровольно укрывали грудь лоскутами, а бедра – короткими ситцевыми и кожаными юбками. Мужчины носили штаны. Все они ловили рыбу, копали корни, по-русски засаживали огороды, иные даже пытались выращивать ячмень. Русская жизнь как волна прибоя нахлынула в место, называвшееся прежде Мэд-жы-ны, и ушла, оставив после себя много новшеств и смешанного потомства северной крови.

Поля трех ранчо были засеяны, под началом приказчиков Суттера, но к лету стало ясно, что урожай будет плох. Вины людей в том не было, по всей Калифорнии год выдался неурожайным. Здешние жители, искавшие прежде защиты у Российско-американской компании, уже не могли жить как в старые времена, питаясь от природы. Им нужна была кое-какая одежда, другая еда и кое-какие удобства, которых не знали предки, а для этого нужны были деньги. Все это лучше всех понимал проворный креол Емеля, умело пользовался нуждами помо и мивоков, собирал возле себя работников по родству и языку. На ранчо жили два с половиной десятка помощников-пеонов, которые работали теперь на него и благодарили за приют. Среди них были граждане Мексики, дети русских и эскимосских беглецов. А Сысой все больше отстранялся от хозяйства зятя, уединяясь в крепости.

Изредка приходили суда, чтобы забрать из хозяйств Росса пшеницу, которая шла в счет долга Суттера. Матросы и приказчики, прибывавшие с транспортами, жаловались, что англичане плоховато снабжают северные колонии. От них Сысой узнавал противоречивые слухи о новом хозяине здешних мест. Одни говорили, что Суттер еще в Сан-Франциско отдал половину долга, другую передал доверенному Компании Стюкарту, но тот скрылся с деньгами. Другие утверждали, что Компания не получила с капитана ни реала. Поскольку Сысою все еще платили жалованье, понятно было, что Росс продолжает оставаться собственностью Компании.

Служба не тяготила старого приказчика. Время от времени приходили компанейские суда, предлагали взять жалованье товаром, поскольку русские деньги здесь не имели цены. Сысой особо и не нуждался в них, сам хлеб не пек, ездил за ним на ранчо. Мяса и рыбы было в достатке. Зять богател. Еды хватало. Суттер время от времени присылал своих людей и все никак не мог взяться за хозяйство Росса. На его беду в Калифорнии год за годом случались неурожаи, и непонятно было, кому принадлежит крепость.

Сысой встречал и провожал компанейских посыльных, снова уединялся. С индейцами, прижившимися возле крепости, общался не часто и привык к ним так, что не замечал, часто навещал могилы близких, или садился на крутом берегу, за бывшей эскимосской слободой и смотрел в море. Вспоминать прошлого не хотелось, воспоминания были даже неприятны: то, что когда-то казалось геройством и удалью теперь мучило глупостью и пошлостью. «Оставил Святый Дух!» – думал и мысленно докапывался до причин своей греховной забубенной тоски.

Сыто, спокойно и неторопливо прошли четыре года. Марфа за это время родила еще одного сына, Емеля с колошской дерзостью купил калифорнийское ранчо, основанное выше по течению реки, населил его своими работниками, теперь вся река Шебокай была Русской, а Росс непонятно чей.

Теплой сухой весной при пособном ветре на рейде против Росса бросила якорь компанейская шхуна. Возле бывшей кузницы в малой бухте высадился постаревший, но все такой же беспокойный Петр Костромитинов. Сысой ждал его около ворот форта. Но тот сперва обшарил брошенные строения в бухте, только после этого рысцой поднялся к крепости.

– Здорово живешь! – весело поприветствовал сторожа. – Живой еще?!

– Слава Богу! – сдержанно ответил Сысой, не радуясь и не волнуясь.

Костромитинов обежал все внутренние постройки, судя по лицу, остался доволен их сохранностью.

– Где поговорим? – спросил, чему-то плутовато улыбаясь.

Сысой провел его в сторожку, усадил за стол, хотел заварить чай, но бывший правитель конторы нетерпеливо остановил его.

– Суттер так и не расплатился, меня послали перепродать Росс американцам. Их в Калифорнии все больше и больше, переселяются толпами, бесчинствуют. Мексиканские власти уже не могут остановить их.

– По мне, что испанцы, что американцы… – Зевнул Сысой.

– Хорошо тут, – с недовольным видом подскочил Костромитинов. – Спокойно. А не скучно? – Пристальней взглянул на сторожа.

Не дождавшись ответа, убежал. Шхуна отправилась к югу, а через месяц прошла на север, не заходя в Росс.

В начале лета Сысоя навестил зять. Как всегда, без вина веселый и азартный, крикнул, соскакивая с коня:

– Все, батя! Мы уже не Мексика,