Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

Шут Менсон указал на герцога пальцем и вскричал:

— Крадется! Крадется-ааа! Расползлись из альмерского кубла, нигде спасу нет! Владыка, владыка, не пускай змею к трону!

Император потрепал шута по затылку.

Подошел с приветствием лорд Лабелин — весьма тучный правитель Южного Пути. Шут сразу переключил внимание на него:

— Бегемот! Вот бредет человек-бегемот! Закуски, сыры, свиные ребрышки, куриное бедро…

Лабелин попытался перекричать Менсона:

— Ваше величество, я говорю, что желаю вам…

— …пироги с треской, утка в яблоках, клюквенный соус, — неутомимо трещал шут, — телячьи котлеты, печеная репа, блины, блины, блиныыыы!

Император движением руки отпустил Лабелина, тот ретировался, красный, как рак. В очереди слышались смешки.

Наконец, подошел черед Миры с Беккой. Они опустились в реверансе перед владыкой. Шут нацелил узловатый палец в лицо Мире:

— Ты… тыыы!..

Она похолодела, ожидая, что сейчас Менсон заявит: "Ты — Минерва. Минерва-аа!" Однако шут вдруг заткнул себе рот кончиком бороды. Пожалуй, он не так уж и плох.

— Леди Бекка, приветствую вас на празднике лета. Леди Глория, рад, что вы посетили нас впервые. Надеюсь видеть и на будущих балах.

Ничего вы не надеетесь, — подумала Мира, глядя на кристальную рукоять Вечного Эфеса, — вам плевать.

— Ваше величество, я счастлива разделить с вами праздник.

Они отступили в сторону, а владыка уже поздравлял Шейландов со свадьбой. Его голос звучал устало. А ведь это нелегкий труд, — внезапно смекнула Мира, — поприветствовать лично сотню человек, принять от каждого порцию лести, раздать всем по глотку благосклонности.

Вот и граф Шейланд с Северной принцессой оказались в стороне. Очередь подходила к концу, последней шла Валери Грейсенд из Южного Пути. Она не принадлежала к семье землеправителя, однако очень уж хотела попасть на глаза владыке и перемолвиться с ним словечком. Ее большие глаза из печальных стали востороженно мечтательными. Она сделала реверанс, еще и склонилась вперед всем телом, подставляя весьма заметное декольте под взгляд Адриана.

— Леди Валери, мои приветствия вам, — сказал владыка, глядя выше ее головы.

— Я не могу передать, как счастлива… — грудным голосом заворковала Валери и тут же была прервана шутом:

— Ма-ма-маркиза Грейсенд! Грейсенды теперь — Великий Дом? Хо-хо, почитай их, владыка! Сегодня стала землеправителем, завтра будет Праматерью!

Леди Валери метнула в шута взгляд, полный ненависти, но тот вскричал в ответ:

— Ах-ха, пышечка сшила себе платье! Владыка, владыка, посмотри, какое чудесное! Что надо — все видно…

Император хлопнул его по макушке, и шут умолк.

— Простите его, леди Валери. Бедняга обделен умом.

— Конечно, конечно, ваше величество! — громко зашептала девушка. — Я счастлива быть с вами, и ничто не омрачит этого чувства! Пусть же этот день принесет вам радость и беззаботное веселье! Отрешитесь ото всех государственных хлопот, что тяготят вас, и наслаждайтесь праздником, как и я! Умоляю вас! Вы сделаете меня счастливой, если позволите свету радости озарить ваше лицо!

Владыка Адриан старался удержать благосклонную улыбку, но не вполне справлялся. Леди Аланис наблюдала сцену с явным удовольствием, Бекка Южанка хихикнула.

— Леди Валери, благодарю вас за теплые слова, — прервал Адриан словоблудие маркизы. — Ступайте, предавайтесь развлечениям.

Возможно, ударение на слове "ступайте" было слишком заметно. Валери отошла, растерянная, и печально воззрилась на императора.

Происходящее начинало забавлять Миру. Она редко видела театральные представления, но любила их. А это действо было не хуже.

— Постой-ка, давай еще немного поглядим, — задержала она Бекку.

Герцог Айден Альмера подступил ближе к владыке и приглушенно заговорил, Мира услышала лишь слова "бедная девушка". Император нахмурился. Кажется, герцог настойчиво советовал ему что-то. С другого бока, опасливо обойдя Менсона, к трону подобрался лорд Лабелин. Его слова Мира расслышала лучше:

— Ваше величество, шут совсем распоясался! Нельзя позволять ему подобное, он унижает…

Герцог Альмера прошил Лабелина холодным взглядом, призывая не лезть в разговор. Тот, однако, не умолкал. Сдобная леди Валери стояла в десятке шагов от трона, глядя на владыку печально и сочувственно. Она всем видом выражала понимание, как тяжело ему приходится, а также готовность утешить любыми дозволенными способами.

Такая вот была мизансцена: два лорда-землеправителя наперебой шептали в уши владыке, претендентка в невесты оглаживала его томным взглядом, еще с две дюжины гостей крутились около, надеясь на долю государевого внимания. И тут рука императора легла на Вечный Эфес. Тот самый, что покидает ножны лишь в исключительные дни: при коронации, начале войны и суде над первородным. Выдвижение клинка из ножен даже на пару дюймов означает, согласно традиции, огромную важность сказанных слов. Пальцы Адриана сжались на рукояти. Оба лорда не видели этого — они пытались испепелить друг друга взглядами. Видела лишь Валери — напряглась и замерла, едва владыка коснулся Эфеса.

Император смотрел в сторону, мимо девушки… и вдруг, со скучающим видом, выдвинул клинок на треть! И тут же сунул обратно в ножны. Прозрачный кинжал сверкнул — и сразу скрылся. Клац-клац.

Валери ахнула, с нею и несколько человек из толпы. Герцоги умолкли, поняв, что пропустили нечто. Люди, видевшие кинжал, силились угадать: что же было сказано, что означал обнаженный Эфес? Осязаемое напряжение повисло над залом.

А Мира с неожиданной ясностью поняла, что это было. Шутка — вот что. Напыщенная, угодливая, льстивая толпа, ловящая каждый жест владыки — разве это не забавно? Он сделал крохотное движение — просто ради шутки. Туда-сюда. Клац-клац. И все оцепенели, будто узрели второе Сошествие Праматерей!

Тогда Мира… наверное, пять бокалов — это было чересчур… словом, она расхохоталась. Во все горло — громко, звонко, заливисто. Зал провалился в тишину, гости уставились на смеющуюся девушку.

Бекка сжала ее локоть:

— Глория… Глория!

Мира, наконец, утихла и лишь теперь заметила устремленные на нее взгляды. Сотня пар ошарашенных, осуждающих глаз… и одна пара — веселых, искристых. Император Адриан едва заметно улыбнулся Мире — единственной, кто понял его шутку.

— Верно, леди Глория, — сказал он во всеуслышание, — сколько можно церемоний? Приступим же к веселью! Я объявляю праздник Изобильного Лета открытым! Ваше преподобие, начинайте благодарственную молитву.

— Что это было? — спросила Бекка, пока архиепископ Галлард Альмера выходил на открытое место перед троном и прочищал горло.