Проклятые короли: Лилия и лев. Когда король губит Францию - Морис Дрюон

франка, и обвинили его в этом десять лет спустя. Да он же святой по сравнению с теперешними казначеями!

Кто же присутствовал еще в Руане, заслуживающий упоминания, кроме обычных служителей и Миттона Дурачка, собственного карлика дофина, который резвился и скакал вокруг столов, тоже обряженный в шапочку, расшитую жемчугом… Жемчуг для карлика! Ну скажите, разве гоже тратить таким манером золото, которого к тому же еще и нет? Дофин велел сшить ему платьице из полосатого сукна, которое специально для него заказали в Генте… Я глубоко не одобряю то, что карликов превращают в шутов. Им велят буффонить, их пинают ногой в зад, выставляют на посмешище. В конце концов, они тоже создания Божьи, пусть даже, если можно так выразиться, Господу Богу они не слишком удались. Но ведь это лишняя причина проявлять в отношении их хоть немножко милосердия. Но если появляется на свет карлик, то семья считает это милостью Всевышнего. «Смотрите, смотрите, какой же крохотный! Только бы не вырос. Тогда мы сможем продать его какому-нибудь герцогу, а то и самому королю!»

Нет, по-моему, я перечислил вам всех сколько-нибудь примечательных гостей, всех этих Фрике де Фриканов, Гравилей, Мэнмаров, да, да, я их уже упоминал… И, кроме вышеназванных, разумеется, самый важный из всех – король Наваррский.

Дофин уделял ему все свое внимание. Впрочем, это было не столь уж трудно, имея по левую руку от себя толстяка д’Аркура. Этот если и беседовал с кем, то лишь с любимым своим блюдом, а когда он поглощал горы снеди, к нему бесполезно было обращаться с разговорами.

Но оба Карла, Нормандский и Наваррский, два кузена, говорили и говорили. Или, вернее, говорил один Наваррский. После неудавшейся поездки в Германию они ни разу еще не виделись; и это было вполне в духе Наваррского – стараться вновь подчинить себе младшего родича, для чего в ход было пущено все: и лесть, и уверения в пылкой дружбе, и воспоминания о веселых приключениях, и забавные рассказы.

Пока стольник Наваррского Колен Дублель расставлял перед своим господином блюда с едой, он, смеющийся, обаятельный, задорный, непринужденный – «сегодня мы празднуем нашу встречу; большое спасибо тебе, Карл, за то, что ты дал мне случай показать, как я к тебе привязан; я так скучал с тех пор, как ты от меня отдалился…» – напоминал ему их бесшабашные развлечения минувшей зимой и любезных горожанок, которых они разыгрывали в зернь, кому достанется блондинка, кому брюнетка… «Ла Кассинель нынче в тягости, и никто не сомневается, что от тебя…» – потом переходил к ласковым упрекам: «Ну зачем ты рассказал отцу о наших планах? Конечно, ты получил за это герцогство Нормандское, ловко сделано, должен признаться. Но останься ты со мной, твоим сейчас было бы все французское королевство…» – и уж под самый конец ввернул излюбленную фразу: «Ну признайся же, ты был бы лучшим королем, чем он!»

Потом как бы мимоходом осведомился о ближайшей встрече дофина с королем Иоанном: назначена ли уже точная дата и состоится ли их свидание в Нормандии?.. «Я краем уха слышал, что сейчас он охотится неподалеку от Жизора».

Но дофин вел себя гораздо сдержаннее, чем раньше, казался более скрытным. Разумеется, все такой же приветливый, но как-то настороже и отвечает на все пылкие изъявления чувств только улыбками да кивками.

Внезапно раздался грохот посуды, заглушивший голоса пирующих. Миттон Дурачок, вздумав подражать стольникам, притащил на самом большом, какое только нашлось в замке, серебряном блюде жареного дрозда, но вдруг внезапно выронил блюдо из рук. А сам, разинув рот, тыкал пальцем по направлению к двери.

Добрые нормандские рыцари так и покатились со смеху, сочтя эту шутку здорово забавной, тем паче что были они уже сильно под хмельком. Но смех тут же застрял у них в глотке.

Ибо в проеме двери появился маршал д’Одрегем в полном воинском облачении; воздев меч острием вверх, он крикнул пирующим громовым голосом, как кричал на поле брани:

– Пусть каждый остается на том месте, где сидит, ежели не желает кончить дни свои от этого меча!

Ах, носилки уже остановились… Стало быть, прибыли на место, а я даже не заметил. Ну да ладно, доскажу вам после ужина.

Глава V

Взяты под стражу

Большое спасибо, мессир аббат, премного вам обязан… Нет-нет, уверяю вас, ничего больше не надо… Разве что попрошу подкинуть в очаг несколько поленьев… Со мной посидит мой племянник, мы тут с ним побеседуем. Да, спокойной ночи, мессир аббат. Благодарю вас, вы возносили столь горячие молитвы о святейшем отце, а также обо мне, смиренном служителе церкви… Передайте мою признательность всей вашей благочестивой общине… Это для меня великая честь. Охотно дам вам свое благословение; да пошлет вам Господь Бог доброго здравия…

О-хо-хох! Да только позволь я ему, он бы нас до полуночи продержал, этот аббат! Наверняка родился в день пресвятого Болтуна…

Итак, на чем же мы остановились? Не буду тянуть… Ах да, маршал с воздетым мечом в руках.

А за маршалом ворвалась дюжина лучников, грубо отшвырнув со своей дороги виночерпиев и слуг; за ними следовали Лалеман и Перрине ле Бюффль, а позади них шествовал король Иоанн II собственной персоной, в полном рыцарском облачении, со шлемом на голове, и сквозь прорези в забрале глаза его метали молнии. По обе стороны его держались Шайуэль и Креспи, оба тоже из его личной охраны.

– Попался в ловушку! – воскликнул Карл Наваррский.

А в открытую дверь, теснясь, прорывалась королевская свита, в числе коей Карл сразу узнал своих заклятых врагов – братьев Артуа, Танкарвилля…

Король прошествовал прямо к парадному столу. Нормандские сеньоры приподнялись было со скамей, чтобы отвесить ему почтительный поклон, но король взмахнул обеими руками, оставайтесь, мол, сидеть на местах.

Тут он схватил своего зятя за меховой воротник, приподнял с кресла и крикнул, словно в бочку, через опущенное забрало:

– Подлый предатель! Ты недостоин сидеть рядом с моим сыном. Клянусь памятью своего отца, я не буду ни есть ни пить, пока ты жив!

Стольник Карла Наваррского, Колен Дублель, видя, что его хозяина грубо схватили за воротник, в безумном порыве выхватил свой нож, желая сразить короля. Но Перрине ле Бюффль опередил его и заломил ему руку за спину.

Тут и король отпустил воротник Наваррского и, на миг забыв свои царственные повадки, ошалело уставился на простого стольника, осмелившегося поднять на него руку.

– Возьмите-ка и этого мальчишку вместе с хозяином! – приказал он.

Королевская свита дружно устремилась вперед, но братья Артуа очутились