Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

Он не удостоил меня ответом.

— Да Татьяна как-то рассказывала — она о них у Анабель выведала, — признался с неловкостью я, — но только давно — я потом забыл. Честное слово, забыл! — горячо добавил я, опять не дождавшись от него ни звука.

— Слушай, — опять заговорил я после нескольких мгновений неприятного молчания, — может тебе самому Анабель позвонить — она тебе, наверно, поподробнее о них расскажет…

— Зачем? — спокойно возразил мне Тоша. — Я со своим руководителем свяжусь — и про наблюдателя в известность его поставлю, и попрошу, чтобы со своей стороны походатайствовал, чтобы Даринку в покое оставили.

— Тоша, ты, что, вообще обалдел? — От неожиданности я чуть не споткнулся. — Ты же сам боялся, что тебя из-за нее отзовут — чего же ты на рожон лезешь?

— Никуда я не лезу, — отчеканил он, — я отстаиваю интересы моей подо… Гали. И ничего я не обалдел — Даринка не виновата, что ей такая сволочь в отцы досталась, и я не позволю, чтобы ее из-за этого всю жизнь под подозрением держали.

— Да под каким подозрением…? — возмутился было я, но он тут же перебил меня.

— Скажи мне, пожалуйста, — медленно и раздельно произнес он, — сколько у человека шансов устоять против карателей, если они за него всерьез возьмутся? Вот именно, — продолжил он, не дав мне ответить, — так это у взрослого, а она вообще еще лет двадцать никак себя защитить не сможет. Пока эти… — он яростно заиграл скулами, — будут на нее, как на исчадие ада, компромат собирать.

— Да пусть себе наблюдают! — не выдержал я. — Мы с тобой тоже когда-то под надзором были — и что?

Он наконец-то глянул на меня — с прищуром.

— А вот мы с тобой этот разговор продолжим, когда у твоего парня наблюдатель появится.

Я остановился на полушаге как вкопанный. Святые отцы-архангелы, а ведь точно — Татьяна тогда сказала, что изучают всех ангельских детей. Минуточку, а моего за что? Ко мне когда-нибудь претензии были? И у него, между прочим, я есть! Который с радостью возьмет на себе дополнительные… дополнительные обязанности!

— Угу, — удовлетворенно хмыкнул Тоша, рывком открывая дверь машины.

Я мгновенно передумал рассказывать Татьяне о произошедшем прямо здесь и сейчас. Сначала мне нужно было подумать, как это сделать. И главное, чтобы не в Тошином присутствии. С него станется в пику мне и ей глаза открыть на то, что в ближайшем будущем нас ожидает несколько большее прибавление в семействе, чем мы ожидали. И все. Она тут же потеряет голову, отдав предпочтение рукам, а я — управление машиной, прикрывая свою голову от ее рук. Тоша, надо понимать, при этом опять радостно угукать будет. При каждом ударе.

Вот скажите на милость, может ли ангел позволить себе допустить создание аварийной ситуации на дороге? С участием вверенного ему человека и коллеги — не говоря уже о прочих невинных жертвах? Вот то-то же.

Чтобы оттянуть момент, когда Татьяна узнает, что я лишил ее возможности заранее завести полезные связи среди наблюдателей, я весь вечер проработал душой компании. И если отношение к индивидуальной душе человечество выразило устами поэта Заболоцкого: «Душа обязана трудиться. И день и ночь, и день и ночь!», то представьте себе, какая нагрузка ложится на душу целого их коллектива! У меня даже появилась надежда, что к вечеру я так охрипну, что и дома Татьяне ничего рассказать не смогу… Нет, нечего и мечтать — она меня писать заставит. Каллиграфическим почерком. Следя за процессом поверх моего плеча и методично указывая на сделанные ошибки. Чтобы потом сразу же работу над ними провел.

Втянуть Тошу в общий разговор мне так и не удалось. Он молча сидел за столом, играя желваками и время от времени судорожно прижимая к себе девчонку. Пару раз я бросил на него насмешливый взгляд — да никто ее пока у тебя не отбирает, балбес! И спустя самое непродолжительное время выяснилось, что молчал он все это время не просто так — строил, паразит неблагодарный, гнусные планы мести за мою непредумышленную забывчивость, да еще и старательно вовлекал в них несознательного младенца.

Как только девочка случайно ткнула ручкой в мою сторону, он тут же попросил меня подержать ее — покушать ему, понимаешь ли, захотелось. Ему-то! Я подозрительно покосился на нее — она сейчас, конечно, не голая и не мокрая, но кто ее знает, менее вертлявой она, по-моему, не стала. И точно — тут же начала размахивать руками и ногами и головой вертеть! Я наклонился, чтобы перехватить ее поудобнее… и чуть не взвыл — она молниеносно схватила меня за нос, прицельно воткнув по пальцу в каждую ноздрю. И торжествующе хихикнула.

Нет, я, конечно, понимаю — со стороны это выглядело уморительно. Наверно. Я же в тот момент окончательно и бесповоротно разделил точку зрения наблюдателей — за этим ребенком нужно пристально следить. Ежедневно и с опаской. Если уже в столь юном возрасте она с таким удовольствием участвует в заговорах против ближнего своего, что будет, когда она начнет ходить? Или еще хуже — говорить? О том, что произойдет, когда она начнет мыслить — причем, по-женски — лучше даже и не думать.

Вообще, эта женская готовность соучаствовать в любых издевательствах над мужчинами, которую они солидарностью называют, меня всегда в ужас приводила. В завистливый. Вот почему они умеют поддерживать друг друга с полслова — еще даже не разобравшись, о чем речь идет? Почему мужчины никогда единым фронтом не выступают — и гибнут поодиночке, как гордый и могучий северный олень под натиском несметной тучи мошкары? Почему Тоша, глазом не моргнув, на всеобщее посмешище меня сегодня выставил? Почему Татьяна небрежно отмахнулась от предложения Сергея съездить на природу — только для того чтобы тут же, даже не дослушав, согласиться со Светиной идеей собраться у них на даче?

Галя, разумеется, тоже с восторгом эту мысль подхватила — хотя могла бы и подумать, стоит ли месячного младенца за тридевять земель тащить. В полное отсутствие стерильности. В крохотный домик с минимальным набором удобств. В сад, кишащий насекомыми. Где, впрочем, можно размяться… На свежем воздухе. Шашлык, кстати, тоже я на этот раз жарить буду…

Ладно — на дачу тоже сойдет. И Тоша, конечно, поедет. Мг… У Сергея наверняка найдется, что по хозяйству поправить — вот Тоша и блеснет сноровкой. Перед всеми. А инструмент я ему сам подберу — пилу потупее и молоток, чтобы