О чем молчат боги - Юлия Цыпленкова

спустившись на пару ступенек ниже, присел на корточки и заглянул в глаза. Я улыбнулась ему, после взяла за руку и вновь прижалась к ней щекой.

– Расскажешь? – спросил дайн.

Я кивнула. Теперь я уже ничего не хотела скрывать от него. И наверное, это будет даже проще – разделить свой груз с человеком, которого по-настоящему любила первый и единственный раз за всю свою жизнь.

– Что-то дурное вспомнила? – всё еще не дождавшись моих откровений, спросил супруг.

– Нет, – я пожала плечами. – Просто всё это обрушилось разом, я не была готова.

– Ты про что-то сказала «мерзость», – произнес супруг, показав, что был рядом, хоть и незрим.

– Вспомнила о поступке мужчины, с которым меня связала судьба, но, не будь которого, я бы не оказалась здесь.

– Он обижал тебя? – нахмурился Танияр.

– И да, и нет, смотря из чего исходить, – усмехнулась я. – Он полная противоположность тебе, и внешне, и внутренне. Тоже правитель, неплохой правитель, стоит отметить. Умный, хитрый, но… себя он любил больше, чем кого бы то ни было. Хотя почему «любил»? Он всегда будет любить себя больше других. В какой-то момент я стала не только его женщиной, но и соперницей. Ивер Стренхетт не терпит соперников ни в любви, ни во власти. Да и верным его не назовешь. Я знаю об одной его измене, но, думаю, их было больше, потому что он привык так жить. В общем, он такой, какой есть, но не для меня. Наверное, потому я никогда его по-настоящему не любила. Была увлечена, потом была привычка и некое чувство близости, но не любовь. И должно быть, именно потому оставалась для него притягательной дольше остальных. Однако давай уж обо всем по порядку. О моих родных мне говорить приятней, – я снова улыбнулась, и Танияр согласно кивнул.

В Белом мире уже давно миновал полдень и приближался вечер, а я всё рассказывала историю своей жизни. Слушал меня уже не только супруг. Мама привычно согнала нас с верхней ступеньки и устроилась там сама, а мы с Танияром перебрались ниже. Юглус спрыгнул на землю и сидел напротив, скрестив ноги. Слушать надоело только Урушу, он уже давно ушел в дом, где его ждала полная миска и подстилка.

Неожиданно стало прохладно. Я поежилась, и дайн накрыл мне плечи своим плащом, а после обнял.

– Вот и осень, – сказала мама, щурясь на вечернее солнце. – Ашити первой встретила весну, первая почувствовала и осень. – Я повернулась к ней и ответила удивленным взглядом. – Впервые похолодало, – пояснила шаманка. – Ты нежная, потому ощутила первой. Завтра почувствуют остальные. Продолжай.

И я продолжила. Я уже добралась до покушения на Вдовьем утесе. Оставалось рассказать не так уж и много. Ив вот-вот должен был сделать мне предложение, как обычно подгоняемый опаской, что его план провалится, а он так не любил, когда задуманное им не сбывалось. Наша женитьба была намеченным делом из ежедневника, теперь я понимала это особенно ясно. А покушение – причиной сузить границы, чтобы после окончательно убрать с вершины, на которой должен был царить только один идол. Даже любопытно, какие бы он нашел предлоги после свадьбы, чтобы забрать всё, что я выторговала, даже то соглашение, прикрепленное к Кодексу, которое он подписал после моей осады… Впрочем, пустое. Хвала богам, что я этого никогда не узнаю.

Бесконечно жаль только, что не могу передать весточку родителям и Амбер с дядюшкой. Может, еще и Гарду. Кроме моих близких, он единственный, кому я доверяла полностью. И с кем хотела бы встретиться и рассказать обо всем, что со мной случилось. Барон Гард был мне другом, больше друзей у меня не было.

Дренг оставался фаворитом короля. Он мог вести себя вольно, но никогда бы не пошел против сюзерена. Ришем, как бы ни был влюблен, все-таки попросту использовал меня, впрочем, как и я его. Мы составили неплохую пару, но только в делах. Герцог бы тоже никогда не пошел против короля, потому что дорожил и герцогством, и жизнью. Нет, он мог бы решиться на тайную интригу, но никогда бы не отважился на открытое противостояние.

Хотя я несправедлива еще к одному человеку из моей прошлой жизни – к магистру Элькосу. Он искренне любил меня, и я питала к нему живейшую симпатию. Между нами было доверие, и маг помогал мне как мог. Когда делом, когда советом. И все-таки я бы хотела передать весточку именно своим родным, им она была нужнее. Жаль только, воплотить это желание невозможно…

И потому, отбросив сейчас сожаления, я продолжила свое повествование, постепенно дойдя до своего похищения двумя магами и перехода в Аритан прямиком к тетке короля. Начиналась финальная часть, и теперь я точно знала, что за эпизод я увидела при «помощи» махира. Мне было известно имя каждого, кто находился в тот день в гостиной аританского дворца. И кто толкнул меня в портал, я тоже знала. Это даже вызвало толику злорадства. Как же, наверное, ты потом скрежетал зубами, мой господин, как рвал на голове волосы, когда понял, что твой план с треском провалился. И уничтожил его ты сам. Сам!

Я бы даже издевательски расхохоталась, но лишь криво ухмыльнулась и закончила:

– А потом я очнулась в пещере охо.

Воцарилось молчание. Танияр рассеянно поглаживал меня по плечу, на миг прижал к себе чуть крепче и встал. Я с удивлением проводила его взглядом и вдруг ощутила беспокойство. Неужели мои опасения оказались справедливы и мнение супруга обо мне поменялось?

– Милый, – позвала я.

Он обернулся и ответил улыбкой.

– Хорошо, что к нам попала, – сказал Юглус. – У нас тебе лучше.

– Это верно, – ответила я. – Здесь я дышу полной грудью и никто не следит, чтобы вдох оказался не слишком глубоким. Только… только вот мои родные… Как они там? Матушка, должно быть, вовсе вне себя от горя. Если бы я могла передать им весточку, сказать, что жива и счастлива, тогда бы и разлука оказалась не так горька…

Теперь поднялась на ноги и я. Спустившись с крыльца, я обернулась к Ашит. Она сидела с закрытыми глазами, но, ощутив мой взгляд, открыла их и произнесла:

– На всё воля Белого Духа.

После встала и направилась в дом. Я зябко поежилась, но уже не из-за прохлады. Происходило то, чего я так опасалась. Позабыв о короле и своих свершениях, я теперь думала лишь о родных мне людях. Даже было страшно представить мою дорогую родительницу, вроде бы строгую, но безмерно любившую меня. Вот уж кто всегда пекся