Галантные дамы - Пьер де Бурдей Брантом

встала и восполнила недоданное Богу, уповая, что прислужницы уже спят и ничего не заметят. Но они все примечали по тени ее на занавесях от наполненной воском светильни, которую она держала всю ночь зажженной изнутри полога, чтобы читать или молиться, когда сон к ней не шел, в то время как прочие принцессы держат ночник подале на комоде. В такого рода молитвах нет ни капли лицемерия, к какому прибегают иные жеманницы, молясь прилюдно и громко бормоча, чтобы все сочли их святыми женщинами и истовыми христианками.

Так наша королева молилась о душе своего супруга, смерть которого ее крайне опечалила; но свои сожаления и страдания выражала, не уподобляясь обычаю дам громко вопиять о своих горестях, царапая лицо ногтями и якобы в отчаянии рвя на себе волосы и не подражая тем женщинам-плакальщицам, которых нарочно нанимают для этого, но плача беззвучно, так нежно роняя свои драгоценные слезы и тихо вздыхая, чтобы никто не догадался о глубине ее горя; отнюдь не думая делать хорошую мину при дурной игре, как многие, и все же внушив немалому числу людей искреннее сострадание к своей потере и силе перенесенных душевных мук. Так поток, удерживаемый плотиной, таит в себе более мощи, нежели тот, что течет свободно. По сему поводу мне вспоминается, что во время болезни ее супруга и повелителя, когда он уже не мог вставать с постели, она приходила к его ложу; но садилась не у изголовья, а чуть поодаль – и долго так сидела, не перекидываясь с ним ни единым словом, но пристально глядя на него; можно было поручиться, что она пытается охранить его в сердце своем и защитить своей любовью; а меж тем на глаза у нее тихонько и неприметно наворачивались слезы нежности; причем она тайком утирала их, пытаясь не привлечь ничьего внимания и делая вид, что сморкается; и всякий, видевший ее тогда, преисполнялся жалостью (я тоже, ибо был там и все это наблюдал) от зрелища потаенного горя любви и трогательных стараний, чтобы сам король ничего не приметил. Вот как она поступала в скорбные для ее супруга часы, а затем шла к себе и молила Господа о его здоровье, ибо до крайности любила его и почитала, хотя и знала, что непостоянный нрав часто толкал его к амурным приключениям; не сокрылось от нее и множество его любовниц, сердца которых он завоевывал из тщеславия или ради наслаждений, что сулило обладание ими; но все это не меняло ее к нему расположения, не исторгало из ее уст горьких слов. Она терпеливо и незаметно пронесла в своей душе ревнивые чувства и обиды от его малых и больших измен. На его вкус, она всегда оставалась слишком чиста и добропорядочна, ибо в сравнении они походили на огонь и воду, которым трудно ужиться вместе; тем более что король все делал быстро, имел натуру кипучую и переменчивую, а она оставалась холодна и в проявлении своих чувств хранила сугубую умеренность.

Люди, коим можно доверять, сообщили мне также, что во время ее вдовства, когда приближенные к ней дамы пытались ее утешить, одна из них – а всякому понятно, что среди такого скопления всегда найдется неловкая особа, – желая ее поддержать, промолвила: «Ах, сударыня, если бы вместо девочки у вас остался сын, ныне вы стали бы королевой-матерью и ваше величие от этого лишь укрепилось бы и стало полнее». – «Увы, увы! – откликнулась та. – Не повторяйте при мне подобных неуместных слов. Как будто в нашей Франции недостаточно горя, чтобы еще и мне вносить свою лепту в ее разрушение: ведь имей я сына, он послужил бы поводом для распри, волнений и заговоров; всем хотелось бы получить над ним власть и опеку на время его детства и отрочества; а ради этого велось бы еще больше войн, чем когда бы то ни было; причем каждый стремился бы к собственной выгоде и желал бы лишить бедное дитя всего, как когда-то пытались поступить с моим покойным супругом, пока он был мал; без помощи королевы-матери и ее верных слуг, защитивших его, так бы и случилось; а я-то, породившая его, стала бы злосчастной причиной всех раздоров и навлекла бы на свою голову проклятия народа, глас коего – глас Божий. Вот почему я хвалю Господа за дарованный мне плод, не рассуждая, на радость он мне или на печаль».

Вот как добра оказалась эта принцесса к стране, которая ее призвала и приютила. Мне говорили, что накануне резни, случившейся на святого Варфоломея, она, вовсе не подозревая ничего дурного, как обычно, спокойно улеглась в постель и лишь на следующее утро, пробудившись, узнала обо всем, что произошло. «Увы! – простонала она и внезапно спросила: – А ведомо ли то королю, моему супругу?» – «О да, сударыня, – ответствовали ей. – Не только известно, но он сам во главе всего». – «Бог ты мой! – воскликнула она. – Что же делается? И что за советчики те, кто подтолкнули его к сему? О Господи! Молю Тебя и прошу все ему простить, ибо без Твоего всемилостивого снисхождения, боюсь, такого прегрешения не извинить никому». Тотчас она попросила принести ей часослов, встала на колени и со слезами на глазах принялась возносить моления Господу.

Пусть читатель сам оценит доброту и мудрость монархини, не пожелавшей одобрить кровавого празднества и его буйных игрищ, хотя и стремившейся всем сердцем к упразднению и полному изгнанию и господина адмирала, и его единомышленников, чья вера во всем была враждебна ее собственной, вызывавшей у нее ни с чем на свете не сравнимое преклонение и почтение. А с другой стороны, она, конечно, видела, какой вред они наносят ее коронованному супругу, сея в стране смуту, и помнила слова, сказанные ее родителем, императором, когда она прощалась с ним, отправляясь во Францию. «Дочь моя, – сказал он тогда. – Вы станете королевой в самом прекрасном, обширном и могущественном королевстве из существующих в этом мире, а из того я полагаю, что вам очень повезло; но вы бы сделались доподлинно счастливее всех прочих, когда бы увидели его нераздельным и столь же процветающим, каким оно было издревле; но, увы, вас ожидает раздираемая смутой и междоусобицей страна, потерявшая покой и лишенная благодати; учтите притом, что хотя одной ее частью владеет его величество, ваш супруг, другая – и немалая – в руках принцев и сеньоров-реформатов», – и то, что она здесь нашла, во всем сошлось с его предупреждением.

Однако, когда она овдовела, немало придворных – притом из числа самых проницательных дам и сеньоров, каких