Англия: колониальный империализм. Германия: юнкерский капитализм. Франция: ростовщический империализм. Особенности империализма США и Японии. Развитие капитализма в России - Коллектив авторов -- История

время не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о так называемых уравнителях вообще. Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах… Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно, и даже необходимо».

Своего рода антиутопия, которую далее немногими мощными мазками художнической кисти пишет Салтыков, предвосхищает многое и в литературе, и в истории. Здесь есть всеобщая регламентация, милитаризация и слежка, принудительный аскетизм и систематическое промывание мозгов, единообразие во всем, начиная одеждой и кончая мыслями, насилие над природой и бредовые планы ее «преобразования». И многое другое.

«В этом фантастическом мире нет ни страстей, ни увлечений, ни привязанностей. Все живут каждую минуту вместе, и всякий чувствует себя одиноким. Жизнь ни на мгновение не отвлекается от исполнения бесчисленного множества дурацких обязанностей, из которых каждая рассчитана заранее и над каждым человеком тяготеет как рок. Женщины имеют право рожать детей только зимой, потому что нарушение этого правила может воспрепятствовать успешному ходу летних работ. Союзы между молодыми людьми устраиваются не иначе как сообразно росту и телосложению, так как это удовлетворяет требованиям правильного и красивого фронта. Нивелляторство, упрощенное до определенной дачи черного хлеба, – вот сущность этой кантонистской фантазии…»

Здесь можно усмотреть и пародию на левацкие извращения фурьеризма, и намек на военные поселения Аракчеева во времена Александра I, но нельзя не усмотреть также предостережения великого гуманиста относительно тупиков цивилизации.

В начале 1873 г. Н. Ф. Даниельсон, русский корреспондент К. Маркса, посылает ему только что вышедшую книгу Салтыкова-Щедрина «Дневник провинциала в Петербурге» и пишет: «Я посылаю Вам сатиры единственного уцелевшего умного представителя литературного кружка Добролюбова – Щедрина. Его типы сразу же становятся такими же популярными, как типы Островского и т. д. Никто не умеет лучше его подмечать пошлые стороны нашей общественной жизни и высмеивать их с большим остроумием»[368]. Даниельсон упоминает далее о том, что в книге Салтыкова фигурируют такие хорошо известные Марксу события, как нечаевское дело, международный статистический конгресс в Петербурге и др., и говорит о мастерском изображении писателем новых социальных типов русской жизни – «умеренных либералов» и железнодорожных предпринимателей.

После смерти Маркса Даниельсон продолжал активную переписку с Ф. Энгельсом и в начале 1887 г. писал ему: «Посылаю Вам «23 сказки» нашего сатирика Щедрина, где освещаются некоторые «проклятые» социальные вопросы. Я уверен, что многие из этих сказок доставят Вам большое удовольствие…»[369].

Даниельсон прекрасно знал вкусы и интересы обоих своих корреспондентов и хорошо понимал, какое значение имеют произведения Салтыкова для анализа социально-экономических процессов в России. И он не ошибся. Имеется целый ряд свидетельств, что Маркс и Энгельс высоко ценили великого сатирика. Друг и родственник Маркса П. Лафарг и русский революционер Г. А. Лопатин по личным воспоминаниям единодушно называют любимыми русскими писателями Маркса Пушкина, Гоголя и Щедрина. В библиотеке Маркса было несколько книг Салтыкова-Щедрина с читательскими пометками владельца. И это несмотря на то, что чтение Щедрина, язык которого изобилует идиомами, новообразованиями, народными выражениями, было для Маркса, несомненно, нелегким делом.

В свою очередь Салтыков интересовался Марксом, его трудами и деятельностью. Будучи редактором «Отечественных записок», он поместил в 1877 г. статьи Зибера и Михайловского о «Капитале». По цензурным соображениям не прошла в журнале статья, в которой рассказывалось о I Интернационале исвязанных с ним работах Маркса[370]. Салтыков в своих очерках издевался над почти мистическим страхом невежественной русской полиции перед «интернационалкой»[371] и над происками ее агентов в России.

Несмотря на наличие большой литературы, вопрос о взаимных научно-литературных отношениях Салтыкова с Марксом и Энгельсом едва ли выяснен до конца.

Во всяком случае, имеющиеся факты лишний раз подтверждают глубокое понимание Салтыковым социально-экономических проблем, его роль как создателя своеобразного нового литературного жанра – сатирической художественной социологии, имеющей революционно-демократическое содержание.

Вернемся к «Дневнику провинциала». Это своеобразный роман-обозрение, изображающий нравы Петербурга начала 70-х гг. Кое-что в этом сочинении довольно быстро устарело и становится понятным современному читателю лишь благодаря обширным комментариям. Но многое в «Дневнике провинциала» сохранило свою ценность и сто лет спустя. В лучших главах этой книги царствует подлинная стихия смеха. Это мир гротеска и фантасмагории, где реальность неразличимо сливается с безудержной выдумкой.

Таковы эпизоды, связанные с международным статистическим конгрессом, который проходил в Петербурге летом 1872 г. Среди действующих лиц у Салтыкова фигурируют отцы – основатели статистической науки Адольф Кетле и Эрнст Энгель, французский экономист Эмиль Левассер, английский статистик Уильям Фарр и др. Впрочем, сатира Салтыкова направлена, разумеется, не против этих почтенных ученых, а против российских безобразий, вылезших наружу в связи с конгрессом. Он лишь использует свое почти профессиональное понимание проблем, обсуждавшихся на конгрессе, чтобы создать поразительную по богатству ассоциаций комическую картину, в которой действуют и иностранные статистики, и литературные герои из сочинений Тургенева и Гончарова (этот прием он использовал систематически), и собственные щедринские персонажи.

Главным для Салтыкова было очевидное противоречие между конгрессом и жалким состоянием общественной жизни в России. К чему нам успехи статистической науки, если в стране царят отсталость, нищета, невежество, пьянство? В таком ключе за месяц до конгресса в «Отечественных записках» была опубликована серьезная статья. Другой мотив, который сатирически разрабатывал Салтыков в «Дневнике провинциала», это – страх властей перед разоблачительной силой статистики. Ведь еще Чернышевский говорил, что «люди, весь успех которых зависит от таинственности, не любят статистики»[372].

Салтыков усовершенствовал жанр сатирического романа-обозрения в «Современной идиллии», завершенной в начале 80-х гг. и отражающей политическую реакцию этих лет. Два интеллигента-обывателя, напуганные всезнанием и всевластием полиции, которая может их, как они считают, в любой момент «притянуть» за либерализм и политическую болтовню, ищут спасения в сближении с уголовными и полицейскими элементами, которые оказываются плотно переплетенными между собой. С героями происходят всевозможные трагикомические приключения в Петербурге и провинции, что дает автору возможность нарисовать богатейшую сатирическую картину русской жизни, в том числе социально-экономической. Приведем два примера.

Салтыков откликается на хождение в народ и на трагический разрыв между молодыми энтузиастами и темным крестьянством. Некий купец объявляет приз в 25 рублей за каждого пойманного «сицилиста» (народное произношение чужеземного и непонятного слова «социалист»). Ему наловили целую кучу: всякий друг друга ловил. Купец никому не заплатил, объявив, что «сицилисты» – ненастоящие.

Полицейские чины сочиняют чудовищный устав благопристойного поведения обывателей. Один из пунктов гласит: «Ибо только то отечество процветает, которое, давая труду исход и направление, в то же время