Поправки - Джонатан Франзен

Шампунь Дениз вкрадчиво пахнет зрелым западным капитализмом. Промывая волосы, Чип на мгновение забыл, где находится, какая тут часть света, который год и час, что за обстоятельства. Мозг под струями душа превратился в орган рыбы или амфибии, впитывая впечатления, реагируя только на данный миг. Жутковато, но вместе с тем хорошо. Хотелось есть и пить, особенно хлебнуть кофейку.

Завернувшись в полотенце, Чип вошел в гостиную. Альфред поднялся ему навстречу. Чипа словно ударило: как быстро постарел отец, на лице – очевидные признаки распада, красные пятна, асимметричность черт.

– Ну и ну! – сказал Альфред. – Быстренько ты!

– Не одолжишь что-нибудь из одежки?

– На твое усмотрение.

Наверху, в стенном шкафу отца, на привычных местах дремали старые бритвенные приборы, рожки для обуви, электробритвы, распорки и вешалка для галстуков. Они несли свою службу все полторы тысячи дней с тех пор, как Чип в последний раз побывал в этом доме.

На мгновение он рассердился (как же иначе?) на родителей: так и не стронулись с места, сидят в Сент-Джуде и чего-то ждут.

Белье, носки, шерстяные брюки, белую рубашку и серую вязаную куртку Чип прихватил в ту комнату, где они с Гари жили в промежутке между рождением Дениз и отъездом Гари в колледж. Гари уже раскрыл небольшой чемоданчик на «своей» кровати и складывал вещи.

– Не знаю, обратил ли ты внимание, – заговорил он. – Отец совсем плох.

– Да, я заметил.

Гари выложил на комод перед Чипом небольшую коробку. Патроны, пули двадцатого калибра для короткоствольного ружья.

– Он держал их и ружье в мастерской, – пояснил Гари. – Сегодня утром я спустился туда и решил – лучше подстраховаться.

Чип не сводил глаз с коробки.

– Разве не папе решать? – невольно вырвалось, у него.

– Вчера я так и подумал, – ответил Гари. – Но если таковы его планы, пусть подыщет другой способ. Сегодня около нуля.[94] Он может выйти погулять, прихватив с собой бутылку виски. Не хочу, чтобы мама наткнулась на труп с размозженной головой.

Чип не нашелся что ответить. Он молча переодевался в отцовскую одежду. Тело радовалось чистой рубашке и чистым брюкам. Чип не ожидал, что они окажутся впору, точно на него сшиты. Надев куртку, он удивился, что руки не дрожат и в зеркале отражается молодое лицо.

– Так чем же ты был занят?

– Помогал одному литовскому приятелю обманывать западных инвесторов.

– Боже, Чип! Только этого не хватало!

Весь мир переменился, но снисходительность старшего брата злила, как и раньше.

– Если говорить с позиций строгой морали, – сказал Чип, – Литва вызывает гораздо большее сочувствие, нежели американские инвесторы.

– Большевиком заделался? – съехидничал Гари, застегивая молнию на чемодане. – На здоровье, играй в большевика. Только не обращайся ко мне за помощью, когда тебя арестуют.

– Мне бы и в голову не пришло обратиться к тебе, – отпарировал Чип.

– Все готовы к завтраку? – пропела Инид, одолев половину лестничного марша.

На обеденном столе – праздничная льняная скатерть. В центре красивая композиция из сосновых шишек, белого и зеленого падуба, красных свечей и серебряных колокольчиков. Дениз принесла еду – техасские грейпфруты, омлет, бекон, домашние булочки и рождественский кекс.

От снега свет за окном сверкал.

Гари, как обычно, уселся особняком. Дениз села поближе к Инид, Чип – к Альфреду.

– Веселого, веселого, веселого Рождества! – провозгласила Инид, поочередно заглядывая в глаза каждому из своих детей.

Альфред уже ел, низко опустив голову.

Гари, бросив взгляд на часы, тоже поспешно принялся за еду.

Чип и не помнил, что здешний кофе так вкусен.

Дениз спросила, как он добрался домой. Чип рассказал обо всем, кроме вооруженного ограбления.

Инид, неодобрительно хмурясь, следила за каждым движением Гари.

– Помедленнее, – попросила она. – До одиннадцати полно времени.

– Вообще-то я сказал: без четверти одиннадцать, – уточнил Гари. – Сейчас половина одиннадцатого, а нам еще надо кое-что обсудить.

– Наконец-то все собрались вместе, – сказала Инид. – Почему бы нам просто не порадоваться празднику?

Гари отложил вилку.

– Лично я здесь с понедельника, мама. Дожидаюсь, пока все соберутся. Дениз приехала утром во вторник. Не моя вина, если Чип так увлекся, обманывая американских инвесторов, что не поспел вовремя.

– Я только что объяснил, почему опоздал, – перебил Чип. – Ты не слушал?

– Что ж, вероятно, стоило выехать заранее.

– Обманывать? О чем это он? – всполошилась Инид. – Я думала, ты работаешь на компьютере.

– Потом объясню, мама.

– Нет, – сказал Гари. – Объясни ей сейчас.

– Гари! – одернула брата Дениз.

– Нет уж, извините! – произнес Гари, швыряя салфетку на стол, точно перчатку. – Я по горло сыт этой семейкой! Мне надоело ждать! Я хочу получить ответ немедленно!

– Я работал на компьютере, – сказал Чип. – Но Гари прав: по сути дела, мы старались обмануть американских инвесторов.

– Никак не могу этого одобрить, – сказала Инид.

– Знаю, что не одобришь, – сказал Чип. – Правда, все обстоит несколько сложнее, чем ты…

– Так ли уж сложно соблюдать закон?

– Гари, ради бога! – вздохнула Дениз. – В Рождество!

– А ты – воровка! – обернулся к ней Гари.

– Что?

– Ты знаешь, о чем речь! Ты прокралась в чужую комнату и взяла вещь, которая принадлежит не…

– Извини! – яростно возразила Дениз.

– Я вернула вещь, которая была украдена у законного…

– Чушь собачья! Чушь! Чушь!

– О нет, это невыносимо! – взвыла Инид. – Только не в утро Рождества!

– Извини, мама, но ты никуда не уйдешь, – остановил ее Гари. – Мы должны поговорить прямо сейчас.

Альфред заговорщически улыбнулся Чипу, жестом указывая на остальных:

– Видишь, с чем мне приходится мириться?

Чип изобразил на лице понимание и сострадание.

– Чип, ты надолго в эти края? – поинтересовался Гари.

– На три дня.

– А ты, Дениз, уезжаешь…

– В воскресенье, Гари. Я уеду в воскресенье.

– И что же произойдет в понедельник, мама? Как вы будете жить в этом доме в понедельник?

– Об этом я подумаю, когда наступит понедельник.

Альфред все с той же улыбкой спросил Чипа, о чем Гари ведет речь.

– Не знаю, папа.

– Ты правда собираешься ехать в Филадельфию? – наседал Гари. – Веришь, что «Коректолл» поможет?

– Нет, Гари, не верю, – призналась Инид. Но Гари словно не слышал ее.

– Сделай одолжение, папа! – обратился он к Альфреду. – Положи правую руку на левое плечо.

– Гари, прекрати! – выкрикнула Дениз.

Альфред наклонился к Чипу и доверительно переспросил:

– Чего он хочет?

– Чтобы ты положил правую руку на левое плечо.

– Чушь какая-то!

– Папа! – повторил Гари. – Ну же, давай: правая рука, левое плечо!

– Прекрати! – взмолилась Дениз.

– Вперед, па! Правая рука, левое плечо! Ты можешь это сделать? Покажи нам, как ты выполняешь простые инструкции! Давай! Правая рука. Левое плечо.

Альфред покачал головой.

– Нам всего и нужно-то – спальня да кухня.

– Ал, я не хочу жить в квартире из спальни и кухни! – возразила Инид.

Старик отодвинул стул от стола и опять оглянулся на Чипа.

– Как видишь, тут есть свои трудности, – сказал он. Альфред встал, ноги подкосились, и он рухнул на пол, увлекая за собой тарелку и подставку, чашку и блюдце. Грохот прозвучал, словно последний аккорд симфонии. Старик лежал среди осколков, как раненый гладиатор, как павший конь.

Чип наклонился и помог отцу сесть. Дениз выбежала в кухню.

– Без четверти одиннадцать, – сказал Гари таким тоном, будто ничего не произошло. – Прежде чем уйти, подведу итоги: отец страдает деменцией и недержанием. Мама не может жить с ним в этом доме без посторонней помощи, о которой она не желает и слышать, даже если бы она была ей по карману. «Коректолл», очевидно, не выход. Итак, я хочу знать: что вы собираетесь делать? Прямо сейчас, мама! Я хочу услышать ответ прямо сейчас.

Дрожащими руками Альфред уцепился за плечи младшего сына, с изумлением озирая комнату. Он был растерян, но улыбка так и не сошла с его лица.

– А я спрашиваю, – сказал он, – кто хозяин дома? Кто платит за все?

– Ты хозяин, папа.

Альфред покачал головой, словно этот факт шел вразрез со всеми прочими. Гари ждал ответа.

– Думаю, нужно сделать перерыв в приеме лекарств, – сказала Инид.

– Отлично, попробуй! – подхватил Гари. – Помести отца в больницу – посмотрим, выпишут ли его оттуда. А заодно и сама сделай перерыв в приеме сильнодействующих препаратов.

– Мама избавилась от них, Гари, – сказала Дениз (она стояла на коленях, вытирая пол). – Выбросила в мусородробилку. Отцепись от нее!

– Что ж, мама, надеюсь, этот урок ты усвоила!

Чип, одетый в отцовскую одежду, не мог уследить за разговором. Руки отца давили ему на плечи. Второй раз в течение часа кто-то цеплялся за Чипа, словно он что-то собой представлял, был кем-то. А на самом-то деле его было так мало, что Чип не знал даже, за кого принимают его сестра и отец. Свершился метемпсихоз, его память, очищенная от всяких индивидуальных примет, переселилась в тело надежного брата, достойного сына…