Сумма теологии. Том IV - Фома Аквинский

Этому противоречит следующее: вожделеющая способность отлична от раздражительной. Следовательно, если бы гнев находился в вожделеющей способности, раздражительная способность не получила бы своего именования от гнева.

Отвечаю: ранее уже было показано (23, 1), что страсти раздражительной способности отличаются по виду от страстей вожделеющей способности, поскольку объекты вожделеющих страстей являются благими и злыми в абсолютном смысле, тогда как объекты раздражительных страстей являются благими и злыми с точки зрения легкости или трудности [их достижения или избегания]. Затем, как уже было сказано (2), гнев связан с двумя объектами, а именно с местью, к которой он стремится, и с человеком, которому он желает мстить, и в отношении обоих гнев нуждается в определенном усилии. В самом деле, движения гнева никогда бы не возникло, если бы оба эти объекта не были чем-то значительным, поскольку, по словам Философа, «никто не беспокоится о вещах ничтожных или сиюминутных»[806]. Таким образом, очевидно, что гнев находится не в вожделеющей, а в раздражительной способности.

Ответ на возражение 1. Цицерон усваивает имя вожделения всему, что так или иначе стремится к будущему благу не проводя при этом различения между требующим усилия и не требующим такового. Поэтому, коль скоро гнев является стремлением к мести, он говорит о гневе как о своего рода вожделении. А вожделение в таком смысле общо как раздражительной, так и вожделеющей способностям.

Ответ на возражение 2. О гневе говорят как о перерастающем в ненависть не в том смысле, что, дескать, одна и та же страсть, будучи поначалу гневом, впоследствии укоренившись, становится ненавистью, а просто такими словами указывают на процесс каузальности, поскольку если гнев длится слишком долго, то он может породить ненависть.

Ответ на возражение 3. О гневе говорят как о состоящем из страдания и вожделения не в том смысле, что они являются его [составными] частями, а в том, что они являются его причинами, поскольку, как уже было сказано (25, 2), вожделеющие страсти являются причинами раздражительных страстей.

Раздел 4. Нуждается ли гнев в акте разума?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев не нуждается в акте разума. В самом деле, гнев – это страсть, находящаяся в чувственном пожелании. Но чувственное пожелание последует схватыванию чувственной способности, а не разума. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Возражение 2. Далее, неразумные животные лишены разума и, тем не менее, у них наблюдается наличие гнева. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Возражение 3. Далее, опьянение сковывает разум, но при этом оно же способствует гневу. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Этому противоречат слова Философа о том, что «гнев в какой-то мере прислушивается к голосу разума»[807].

Отвечаю: как уже было сказано (2), гнев – это жажда мести. Затем, месть подразумевает сопоставление предполагаемого наказания и причиненного ущерба, в связи с чем Философ говорит, что «гнев, словно бы придя к заключению, что в таком случае надо наступать, тут же начинает злиться»[808]. Но сопоставление и умозаключение – это акт разума. Следовательно, гнев по-своему нуждается в акте разума.

Ответ на возражение 1. Движение желающей силы может последовать акту разума двояко. Во-первых, оно последует разуму постольку, поскольку последует распоряжению разума; так последует разуму воля, почему ее и называют разумным желанием. Во-вторых, оно последует разуму постольку, поскольку последует осуждению разума, и именно так последует разуму гнев. Поэтому Философ говорит, что «гнев последует разуму не в смысле подчинения распоряжению разума, но постольку поскольку разум осуждает причиненный ущерб»[809]. А так это потому, что чувственное пожелание подчинено разуму не напрямую, а через посредство воли.

Ответ на возражение 2. У неразумных животных есть всеянный в них божественным Разумом природный инстинкт, благодаря чему они одарены движениями, как внутренними, так и внешними, которые подобны разумным движениям, о чем уже было сказано (40, 3).

Ответ на возражение 3. Как сказано в седьмой [книге] «Этики»[810], «гнев в какой-то мере слушает [голос] разума», а именно в той, в какой разум осуждает причиненный ущерб, «но недослышит», поскольку не придерживается той меры, которую устанавливает разум в отношении мести. Таким образом, гнев нуждается в акте разума, хотя и чинит препятствие формированию умозаключения. Поэтому Философ говорит, что если кто пьян настолько, что уже не способен пользоваться разумом, то он уже не может и гневаться, а вот те, которые находятся в подпитии, будучи еще способными, хотя и с трудом, приходить к умозаключению, легко впадают в гнев[811].

Раздел 5. Является ли гнев более естественным, чем вожделение?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев не естественнее вожделения. В самом деле, человеку по природе присуще быть кротким животным. Но, по словам Философа, «кротость противоположна гневливости»[812]. Следовательно, гнев не естественнее вожделения, более того, он, похоже, вообще неестественен.

Возражение 2. Далее, разум противостоит естественности, поскольку о том, что действует сообразно разуму, не говорят как о том, что действует сообразно природе. Но, как сказано в седьмой [книге] «Этики», «гнев [в каком-то смысле] следует за суждением, а вожделение нет»[813]. Следовательно, вожделение более естественно, чем гнев.

Возражение 3. Далее, гнев жаждет мести, в то время как вожделение в первую очередь жаждет того, что приятно для осязания, а именно удовольствий от пищи и соития. Но подобные вещи естественней мести. Следовательно, вожделение более естественно, чем гнев.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «гнев более естественен, чем вожделение»[814].

Отвечаю: как сказано во второй книге «Физики», под «естественным» мы понимаем то, что существует в силу естественных причин[815]. Следовательно, вопрос о том, является ли та или иная страсть более или менее естественной, не может быть решен без рассмотрения причины этой страсти. Но, как уже было сказано (36, 2), причина страсти может рассматриваться двояко: во-первых, со стороны объекта; во-вторых, со стороны субъекта. Если, таким образом, мы рассмотрим причину гнева и вожделения со стороны объекта, то в этом случае вожделение, особенно если речь идет об удовольствиях от пищи и соития, более естественно, нежели гнев, поскольку указанные удовольствия более естественны для человека, нежели месть.

Однако если мы рассмотрим причину гнева со стороны субъекта, то тогда гнев будет выглядеть более естественным с одной точки зрения, а вожделение – с другой. В самом деле, природу отдельного человека можно рассматривать как с родовой, так и с видовой точки зрения, а, помимо того, и как частную природу этого вот индивида. Так, если мы возьмем к рассмотрению природу рода, то есть природу этого вот человека в смысле животного, то в этом случае вожделение естественнее, чем гнев, поскольку именно в силу родовой природы человек склонен желать то, что направлено на сохранение в нем жизни, причем равно вида и индивида.

Если же мы примем к рассмотрению природу вида, то есть природу этого вот человека как разумного существа, то в этом случае гнев естественнее для человека, чем вожделение, поскольку гнев в большей степени последует суждению разума, нежели вожделение. Поэтому Философ говорит, что «людям более свойственно мстить», а месть связана с гневом, «чем сносить унижения»[816]; в самом деле, оказывать сопротивление тому, что противно и пагубно, представляется совершенно естественным.

Ну, а если мы рассмотрим природу индивида с точки зрения его собственного темперамента, то и в таком случае гнев будет выглядеть более естественным, чем вожделение. Ведь если исходить из тенденций, связанных с личным человеческим темпераментом, то гнев последует естественной склонности гневаться в большей степени, чем вожделение или какая-либо иная страсть последует естественной склонности вожделеть. В самом деле, расположенность к гневу связана с желчью, а из всех жидкостей желчь, которая подобна огню, распространяется наиболее быстро. Поэтому тот, чей темперамент располагает к гневливости, скорее будет возбужден гневом, чем тот, чей темперамент располагает к вожделению, воспламенится вожделением; поэтому, в частности, по словам Философа, расположенность к гневу чаще передается от отца к сыну, нежели расположенность к вожделению[817].