Вирус зла (СИ) - Илья Твиров

Он никогда здесь не был и никогда не думал, что окажется в святая святых человеческой политики. Сейчас же он смотрел на окружавших его людей и отчего-то видел в них марионеток, которых некто неведомый и могучий, до сих пор не желавший выходить из тени, периодически дергал за веревочки, заставляя танцевать под его и только его дудку.

Здесь были все. Острый взгляд то и дело выхватывал знакомые лица. Напряженный, рентгеновский глаз Арсения Морозова, приклеенная, хотя достаточно качественно, улыбка на его лице; гора главного безопасника Виктора Баренца, столь же неподвижная и могучая, сколь и всегда; Де Соуза, похоже испытывающий действительно неподдельную радость, глядя в эти мгновения на Гагарина; Карл де Броль, задумчивый, сосредоточенный, можно даже сказать, спящий в эти мгновения в своем кресле, ну, и конечно, сам глава ВКС и председатель Совбеза, господин Мейерхольд. Удивительным все же был этот человек. Не обладая в общем-то ни традиционным сверлящим взглядом Морозова, ни богатырской статью и спокойствием недвижимой горной гряды Баренца, Людвиг способен был из своеобразного бочонка с пивом на ножках превращаться в действительно толкового, властного и справедливого руководителя, которому хотелось подчиняться. Вероятно, именно эта особенность вознесла его на столь высокий в человеческой иерархии пост.

Виктор неспешным, плавным шагом переместился на центр огромного зала, замер. Разумеется, он был в курсе, что практически все в этом помещении, кто имел хотя бы мало-мальски значительные пси-способности, пытались его аккуратно зондировать, понять, но Гагарин не собирался никого впускать в свою голову. Он отдавал себе отчет, что вот здесь-то, наверняка, среди всех этих безусловно достойных представителей рода людского, есть агенты Врага, работающие на него либо по собственному желанию, либо запрограммированными. И кому попало демонстрировать свои мысли, было бы верхом глупости.

Полковника среди собравшихся людей не было, а жаль — вот кого-кого, а его Виктор был бы действительно искренне рад видеть. Хотя вся эта церемония для него ровным счетом ничего не значила, еще один воинский ритуал, который надлежало обязательно исполненить.

Его тело украшал парадный мундир: агатово-черный китель и точно такие же брюки, на плечах сверкают погоны майора (раз Мейерхольд в присутствие другого военного чина уведомил Виктора о повышении, то теперь он имел права носить именно их), на груди голограмма аксельбанта, на поясе — золотая лента с изображенными на ней двенадцатью зодиакальными созвездиями.

Людвиг слегка развел руками в стороны, как бы приглашая всех садиться, и оглушительные овации сразу стихли. Он откашлялся (неужели ком в горле встал, или тут что-то еще?) мило улыбнулся, действительно искренне, с какой-то затаенной строгостью и надеждой, и начал говорить:

— В последнее время, уважаемые господа, мы все чаще собирались в этом великолепном зале решать сложные, порой противоречивые задачи, от которых зависело многое как в настоящем, так и в обозримом будущем. Не все, признаюсь честно, понимают реальные масштабы разворачивающихся сейчас событий, некоторые к ним по-прежнему относятся скептически, и я надеюсь… — он сделал эффектную паузу, окинув всех собравшихся пристальным взглядом, который, судя по всему, не уступал фирменному взгляду Морозова, — что на последующих наших с вами встречах, мы решим и эту проблему.

Но сегодня, уважаемые коллеги, мы все собрались здесь, впервые за достаточно протяженный срок, прошу заметить, не принять тяжелое решение, не решить судьбу миллионов наших сограждан, не обсудить грандиозные планы на будущее, а просто воздать почести человеку за его деяния. Как жаль, что истинные герои, герои по своей натуре, уходят в прошлое, и их становится все меньше и меньше. Кто-то может сказать, что во всем виновато наше в общем-то спокойное безвоенное время, где каждый человек друг другу брат, друг и товарищ, кто-то, возможно, подумает, и заявит, что вид человеческий меняется, и в его нынешнем психотипе уже не отведено место настоящим героям. Я исключительно против такой точки зрения! Потому что, когда я смотрю на майора Гагарина, то я понимаю, что не все герои еще остались в прошлом, что самопожертвование, самоотверженность и высочайший профессионализм — это в нашем веке не есть нечто исключительное и невероятное, а такая же объективная реальность, как наличие внеземных звездных колоний и гиперсвязи…

Виктор слегка опешил от таких речей. Нет, он, конечно, ожидал, что в его честь будут петь лесные дифирамбы и говорить приятные слова, но чтоб так и такие? При том Людвиг, произнося сейчас эти пламенные речи, ни сколечко не кривил душой.

— Ценой собственной жизни, — тем временем продолжал председатель ВКС, — майор Гагарин уберег целую планету от страшной катастрофы. Мы не будем сегодня говорить, по чьей вине или недогляду едва не случилась эта самая катастрофа, мы даже не будем говорит о том, как господину майору удалось выжить в этой мясорубке, поскольку ни одному живому существу это было бы не под силу, мы просто прокричим трехкратное ура и слава майору Виктору Федоровичу Гагарину и разойдемся каждый по своим делам.

Зал встал, и под его сводами разнеслись слаженные выкрики.

Гагарин стоял и даже не шевелился. Его как будто сейчас пригвоздила к полу неведомая сила, зажала в своих объятиях, так что было не пошевелиться, не продохнуть. Дальнейшие речи Людвига, Виктору запомнились плохо. Кажется, он еще что-то говорил о мужестве, самопожертвовании и героизме, говорил об экипаже «Атланта», об Агее и других случаях, но Гагарин ничего этого практически не слышал. Внимать чужим лестным словам оказалось неожиданно тяжело, будто слова эти не просто вызывали в памяти Виктора прошедшие события, но и со всеми подробностями заставляли переживать каждое мгновение.

Постепенно сознание начало утопать в белесом тумане, речь Мейерхольда стала уходить на второй план, звуки стали глухими и очень далекими. Ничего не хотелось делать, даже жить.

Откуда-то издали прилетел ни то голос, ни то что-то еще отдаленно его напоминавшее. Гагарин попытался отстраниться, но белесый туман стоял плотной завесой и так просто не собирался отступать. Вопль (теперь Гагарин услышал его именно таким) повторился еще раз, вдыхая в готовое вот-вот замерзнуть сознание Виктора банальный интерес. Интерес ни к чему-либо конкретному, а просто так.

Пробить внешнюю, ставшую чрезвычайно вязкой оболочку тумана оказалось делом не простым. Понадобилась вся его воля, вся выдержка и концентрация. Однако ему удалось, и по внутреннему слуху резанул очередной выкрик Влады: