Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

В 1997 году, через пятьсот лет после первого плавания Васко да Гамы в Индию, историки начали отмечать это событие серией конференций, которые продолжались без перерывов два года. Мало какие события прошлого считаются столь важными, чтобы так отмечаться. Пятисотлетие каких еще событий мог отмечать мир накануне третьего тысячелетия? От Стокгольма и Москвы до Сонгая и Мекки свидетели пятьсот лет назад описывали то, что считали незабываемыми событиями.

Например, в 1497 году датский король Ханс триумфально вступил в Стокгольм, но пятисотлетие этого события не вызвало никакого интереса, хотя пятьсот лет назад судьба Кальмарской унии стала важнейшим событием для будущего Скандинавии. Когда думаешь, чего Дания и Швеция достигли порознь в начале современного периода, заманчиво порассуждать о том, что было бы, сохрани они единство. В 1497 году московский царь Иван III издал знаменитый кодекс законов «Судебник». Согласно русским историкам, это был решающий шаг на пути создания Российского государства, которое с тех пор играет решающую роль в мире; но и это событие не привлекло сопоставимого внимания. Мало кто вспомнит польско-молдавский конфликт, происходивший как раз в это время, хотя считается, что именно он привел к закреплению границы между католическим христианством и тем, что можно назвать Оттоманским союзом, на юго-востоке Европы. В 1497 году и примерно на протяжении всего плавания Васко да Гамы Леонардо писал в Милане «Тайную вечерю» — но в связи с пятисотлетием плавания Васко да Гамы этот факт прошел неотмеченным. В том же году в Персии умер шах Рустам — эту смерть историки Персии обычно считают кульминацией средневековой империи и прелюдией к подъему Сафавидов; однако пятисотлетие этого события прошло буквально никем не замеченным. Еще одной жертвой 1497 года был Али Хадж, король Борну (см. выше, с. 130), но о его смерти сегодня никто не помнит, тем более не отмечает ее, хотя в то время многим народам это казалось самым значительным в мире событием. Между тем император Сонгая Мухаммед Турей Аския совершал путешествие, которое могло бы поспорить с плаванием Васко да Гамы за право называться самым важным путешествием того времени: император взял с собой в паломничество в Мекку почти триста тысяч золотых динаров и восемьсот человек охраны в свите; он прибыл, чтобы Шариф наделил его символами власти. Приход к власти в Сонгае Мухаммеда означал победу правоверия над языческими «царями-волшебниками», которые ранее занимали трон. Это паломничество имело огромное значение для превращения ислама в главную религию Сахеля в Африке[1014]. Однако эта годовщина не вызвала заметного международного резонанса.

Нельзя просто говорить о значении чего-либо, не уточнив, значения для кого или чего. Наше отношение к Васко да Гаме отчасти связано с нашим местом наследников исторической традиции, которая всегда считала это плавание важнейшим достижением; однако наш взгляд отчасти определяется задним числом: мы смотрим на это плавание с позиций современного мира.

Например, это плавание определенно было эпизодом встречи Востока и Запада, столь важной для нас, живущих в мире, сформированном подобными встречами: траектория мировой истории, нацеленная на Восток, кажется при взгляде в прошлое начавшейся с этого плавания; эта траектория распространила на Восток влияние Запада и в некоторых случаях определила господство Запада над Азией; однако она же усилила возможности взаимовлияния противоположных окраин Евразии. Сегодня, когда кажется, что влияния исходят преимущественно с Востока, мы склонны считать, что испытываем долговременную отдачу от процесса, начатого Васко да Гамой. Более того, это плавание было этапом в глобализации торговли, которая стала существенной чертой экономики нашего времени. Наиболее высокую оценку Васко дал Адам Смит, этот апостол мировой торговли, который считал плавание Васко наряду с плаванием Колумба самым важным событием в мировой истории[1015]. Хотя как ранний европейский империалист Васко был неудачником, его плавание стало прелюдией европейского вторжения в Азию, которое сыграло такую огромную роль в истории последних пятисот лет и оставило нам весьма проблематичное наследие. То, что современные историки уделяют главное внимание насильственной и непредсказуемой природе встреч Васко с некоторыми народами, отражает постколониальную тревогу относительно настоящих и будущих расовых взаимоотношений и о том, что многие народы в развивающемся мире все еще считают себя эксплуатируемыми[1016]. Короче говоря, Васко интересует нас, потому что нам кажется, будто его опыт открывает нам нечто важное в нашем нынешнем сложном положении.

Я хочу отказаться от привычной перспективы и взглянуть на путешествие Васко во всемирном контексте с более объективной точки зрения. Перспектива, которую я предлагаю, скорее воображаемая: иначе не достичь уровня объективности, недостижимого для реальных людей, погруженных в историю, которую они пытаются описать. Например, космический наблюдатель, приглашаемый на разных этапах, мог бы избавить нас от предположений, сделанных задним числом. И fin de siecle[1017] предшествующих столетий нашего тысячелетия он — я использую мужской род, хотя этот космический наблюдатель кажется мне существом женского пола, — увидит совсем не такими, как мы.

Вместо западных научных достижений и укрепления господства западного мира он, возможно, обратит особое внимание на конфликт титанов будущего: Китая и Японии, происходивший как раз в то время. Или его внимание привлекло бы то, что можно назвать началом уничтожения западного империализма в Абиссинии силами хорошо вооруженных армий Менелика в Адове. Глядя на 1790-е годы, наши историки обычно ослеплены историей Французской революции и распространением ее идей победоносными армиями; но внимание космического наблюдателя мог бы привлечь Китай, где смерть императора Чен Луна примерно совпала с концом длительного и великолепного расширения империи и началом «сна гиганта», отмеченного Наполеоном. Глядя на 1690-е годы, мы вспоминаем прежде всего войны между Вильгельмом Оранским и Людовиком XIV, а космический наблюдатель мог бы подчеркнуть важность установления постоянной границы между Россией и Китаем по реке Амур. В 1590-х годах мучительная, зловонная смерть Филиппа II представляет в нашей современной, западной исторической традиции «поворотным пунктом» в мировой истории — началом так называемого «упадка Испании». Но на другой стороне земного шара почти одновременно умер другой деятель Weltpolitik[1018] — японский диктатор и завоеватель Хидэёси; и в космической перспективе его смерть могла показаться не менее значительным событием.

Если бы космический наблюдатель бросил взгляд на 1490-е годы и мы попросили бы его определить те потенциалы имперского строительства и развития торговли на дальние расстояния, которые могли бы дать в будущем максимальный эффект, я думаю, справедливо будет отметить, что он не начал бы свой осмотр с относительно отсталых и периферийных общин на морском побережье Западной Европы. Он заметил бы наличие нескольких культур и цивилизаций, разделенных большими расстояниями, слабыми связями, а в некоторых случаях — взаимным незнанием или отсутствием интереса. Он смог бы заметить — преимущественно за пределами распространения западного христианства — некое движение по краям, расширение политических границ или начало расширения заселения, торговли, завоеваний или прозелитизма, которые в будущем сделают мир ареной взаимного соперничества, столкновения растущих цивилизаций и слияния или конфликтов больших человеческих общин.

Со временем этот процесс свелся к господству Западной Европы. Но в 1490 годы наш космический наблюдатель, если он не наделен, как мы, возможностью делать выводы задним числом, не смог бы предсказать такой исход. Такие источники мотивации, как материальное изобилие, научное любопытство, миссионерское рвение, коммерческих дух и бессмысленная агрессия, не были специфическими для какой-то отдельной части света, и по сравнению с Китаем, частью ислама и юго-восточной Азией — а в некоторых отношениях даже с Полинезией — западное христианство уступало в части технических ресурсов, с которыми можно было предпринимать долгие плавания, поддерживать в плаваниях жизнь, находить направление в незнакомых местах, сохранять и передавать накопленную информацию.

Наш космический наблюдатель начал бы, вероятно, с противоположного конца Евразии, с Китая, откуда в прошлом не раз исходили инициативы, меняющие мир, и где в прошлом перспективы морского расширения в больших масштабах продемонстрировали экспедиции, которые собирали редкости в Индии и Африке и вмешивались в политику юго-восточной Азии и Шри-Ланки (см. выше, с. 503). Но если бы наш наблюдатель продолжал смотреть в том направлении, он был бы разочарован. Чжу Ютан, император Сяо-цзун, унаследовавший небесный мандат в 1487 году, проявил удивительную личную энергию. Он хотел быть совершенным правителем в традициях Конфуция. По его приказу были убиты или изгнаны придворные колдуны предшествующего правления. От императорской службы были отстранены тысячи буддийских и даосских монахов. Поставщик порнографии предшествующего императора был также отставлен и осужден. Новый правитель проявлял чудеса сыновней преданности, он восстановил все прежние ритуалы, вновь ввел лекции на циновках и поддерживал такие начинания в конфуцианском стиле, как изучение кодексов законов и преобразование управления на основе справедливости. Поэтому его правление стало «эрой добрых чувств» между императором и ученой элитой и источником вдохновения для конфуцианских придворных панегиристов. Понять характер императора можно в спокойной, полной достоинства атмосфере Литературного павильона, который император добавил к храму Конфуция в культовом центре этого мудреца в Чуфу, или разглядывая некоторые картины художников, которым он покровительствовал: некоторые клиенты By Вея требовали даосских образов, но придворные работы художника совсем иные, на них изображены ученые, медитирующие на едва намеченном ландшафте; эти картины провозглашают торжество конфуцианского идеала над идеей природы, провозглашенной Дао[1019].