Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

Высоцкий позвонил 11 июня. Несмотря на то что с бывшей женой они не общались вот уже несколько лет, разговаривали так, будто расстались только вчера. Высоцкий называл Изу как и прежде – Волчонком. В конце разговора сообщил, что завтра утром он будет играть Гамлета. «Приедешь?» – «Приеду», – практически не думая, ответила Иза. Но когда сообщила о своем решении Надежде и ее друзьям, те всполошились. Практически все были против этой поездки: «Зачем ты поедешь? Все, что у вас было, давно сгорело! Ты увидишь совершенно другого – чужого человека», – наперебой уверяли Изу друзья и подруги. Но она осталась при своем мнении. Когда это стало ясно всем, начали лихорадочно собирать Изу в дорогу. Надежда вытащила из всех шкафов кучу модной одежды, но Иза наотрез отказалась надевать на себя что-либо из этого гардероба. Сказала, что поедет в том, в чем была: в брюках за 5 рублей, свитере, связанном собственноручно, и алых туфлях (последние Надежда в течение получаса яростно красила марганцовкой и йодом, чтобы погасить их яркость).

Утром следующего дня Иза отправилась в Москву в сопровождении коллеги Высоцкого по Таганке Феликса Антипова (он играл роль могильщика в том же «Гамлете»). Добирались на электричке, потом на метро. Поскольку до начала спектакля было еще больше часа, Антипов привел Изу в ресторан «Кама» и, заказав ей рюмку водки и трюфели, исчез. Но перед этим предупредил, что Высоцкий подъедет на голубом «Мерседесе». Далее послушаем рассказ самой И. Жуковой: «И вот я стою у служебного входа и жду голубой „Мерседес“. (Я не умею различать марки машин до сих пор). Проходят бойкие, шумные люди. Холодными гвоздиками стучит редкий дождь. Японский зонтик не открывается. Потихоньку отрываюсь от толпы. Непреодолимое желание бежать. Проехало светлое, серебристое. В толпе закричали: „Владимир Семенович! Высоцкий! Володя!“

Володя почти выпрыгивает из машины, бежит ко мне, потом мы рука в руке вбегаем в театр и, оставив меня на вахте, он бежит дальше. Грозная вахтерша чинит допрос. Потерянным голосом оправдываюсь: «Я с Высоцким».

Он снова рядом. Повешены пальто и зонтик, в руке у меня билет, и снова бег длинными переходами, и я уже знаю, что после «Гамлета» мы едем в Коломну. Там три концерта (в ДК тепловозостроительного завода. – Ф. Р.).

Фойе. Можно перевести дух. Хочется спрятаться и плакать тихо и долго. Взываю к собственному мужеству, вхожу в зал по кромочке неожиданно голой сцены. Там у стены один, совсем один Володя, и мне трудно и страшно пройти мимо, на минуту повернуться спиной, отыскать место, слава богу, оно рядом у прохода… Место у меня было удобное, в третьем ряду, но я поначалу совсем утратила контроль над собой и в первом акте ничего не воспринимала. Во втором – стала кое-что чисто по-актерски оценивать. Но не Володю. А кроме него, никого в спектакле и видно не было!..

Притихшая, вхожу в означенную дверь с зеленым огоньком и жду. Проходит Феликс и говорит: «Он сейчас». Володя появляется внезапно, и снова бег. Мы впрыгиваем в маленький автобус, и он тут же срывается с места. Мы вместе. Володя совсем Володя, как двадцать лет назад, только темнее волосы и чуть жестче рот. Мы пьем черный кофе, жуем пахучие апельсины. За окном солнце. Володя спрашивает о бабушке, маме, Наташке, Глебе, обо всем на свете.

Приехали в Коломну. В городе висят афиши: «Владимир Высоцкий и Иван Бортник». К Володе подбежала какая-то женщина:

– Вы не Бортник?

– И даже не Иван.

Организаторам выступлений Володя сказал:

– У меня к вам только одна просьба: усадите Изу поудобнее.

На первом выступлении я сидела в каком-то углублении в первом ряду, и, чтобы увидеть происходящее на сцене, приходилось голову задирать, как на солнце. Второй и третий концерты я слушала в проходе за кулисами: сидела в кресле и смотрела на Володю. Перед началом он сказал мне:

– Я сразу пойму, если тебе не понравится.

Он старался в каждом выступлении петь разные песни, почти не повторяясь, чтобы больше успеть мне показать. В ходе второго или третьего концерта Володя снял микрофон со штатива, подошел ко мне и спросил: «Тебе удобно?» – или что-то в этом роде, точно не помню. В Москву возвращались поздно на чьей-то «Волге»… (Кстати, в эти же часы по ЦТ показывали фильм «Стряпуха», где Высоцкий играл роль гармониста Пчелки).

Мы вернулись и ночевали на Малой Грузинской у Володи. Незадолго до этого Влади уехала из Москвы, но во всем чувствовалось присутствие женщины. Потом Семен Владимирович вел допрос – была ли я на Малой Грузинской. Разведчик. Нет, они не возражали. Меня распрашивали, потому что… А вдруг чего-нибудь случится и наладится? Я знала, что он собирается к Влади в Париж. И еще он сказал о ней: «Она очень хороший человек, она много для меня сделала»…

Но между нами уже ничего не могло быть. Я имею в виду – мы не могли сойтись: каждый уже бежал в свою сторону. Мы были как родные, так и остались. А назавтра с утра Володе нужно было рано вставать. Я быстренько приготовила ему завтрак, накормила. А дальше у него концерты, спектакль, опять он меня встречает, отвозит в Жуковку к друзьям…»

15 июня Высоцкий в компании с сыном золотоискателя Вадима Туманова отправился в Иркутск. В день приезда прямо с аэропорта он попросил отвезти его на то место на Байкале, где жарким летом 72-го утонул писатель Александр Вампилов. И добрых пять часов сидел на берегу: курил и думал, думал. Потом поднялся и, обращаясь к сопровождавшему его Леониду Мончинскому, сказал: «Знаешь, я все же не верю, что на такое человек руку подымет. Разве что сумасшедший. Байкал – святыня России. И Вампилов святой водой перед смертью омылся. Повезло… И Валентин Григорьевич Распутин, дай бог ему здоровья, живет на этих берегах. Святое место».

На следующий день Высоцкий дал три концерта: в Бодайбо, в поселке Барчик и на прииске Хомолхо (там размещалась артель «Лена», которой руководил Вадим Туманов). Последний концерт задумывался только для артельщиков, но едва про это мероприятие узнали на соседних приисках, как к «Лене» повалил народ. Как вспоминает Л. Мончинский: «К вечеру в поселке Хомолхо набралось человек сто двадцать. Мы ломали голову: откуда бы им взяться?! Да и разместить их в столовой показалось делом невозможным. Старатели заволновались:

– Товарищ Высоцкий приехал до нас. Очень сожалеем, но…

Володя попросил:

– Ребята, давайте что-нибудь придумаем. Мокнут люди.

И минут через тридцать-сорок был готов навес. Окна, двери открыли настежь. Высоцкий тронул струны гитары…

…Мы слушали его под шум дождя. Неизреченные истины, томящиеся в нас немыми затворниками, словно обрели хрипловатый голос. Вихрь звуков, но путаницы чувств нет. Каждое слово накалено до предела, жжет душу, так что терпение на грани. Только ведь если душа закрыта, то и пламя больших оркестров не пробьется, а здесь принимает, мается вместе с ним. И в кровь нашу входит благодарность миру, где рождаются такие люди…