Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов - Коллектив авторов

Никакой это не «альтернативный модерн», а просто отсутствие жизненно необходимой России модернизации. Она блокируется не «менталитетом» россиян, а безответственностью должностных лиц. Их отказ от деятельных реформ — ошибка. Одна из тех исторических ошибок, что хуже преступления.

Игорь Клямкин: Михаил Николаевич затронул, по-моему, важные вопросы. Я имею в виду и то, что он сказал о природе русского западничества и антизападничества, и его соображения о безответственности элит как главной причине переживаемого Россией кризиса. Обращаю ваше внимание и на интерпретацию Афанасьевым некоторых представленных в докладе данных. Я вслед за ним смотрю на ментальную карту и вижу, что группа «российских модернистов» располагается внутри западного культурного ареала. Как такое их местоположение сочетается с идеей «альтернативного модерна»?

Наталья Тихонова: Я могу ответить?

Игорь Клямкин: Разумеется, вы сможете это сделать. Но не будем все же разрушать принятый у нас порядок, согласно которому докладчик реагирует на замечания коллег в заключительном слове. Алексей Платонович, вы хотите выступить? Пожалуйста, прошу вас.

Алексей Давыдов:

«Если законоприменение попирает Право, то социолог, изучающий сдвиги в массовом сознании, не может ограничиваться исследованием отношения к закону»

Я с большим интересом прочитал доклад Натальи Евгеньевны. Перечислю то, что мне в нем импонирует.

1. Мне кажется заслуживающей поддержки та нормативно-ценностная система координат («личность — общество — государство»), в которой автор ведет исследование. Характер взаимоотношений в этом треугольнике очень многое говорит об особенностях той или иной социально-политической системы, а восприятие этих отношений населением — об особенностях его ментальности.

2. Я согласен с оценкой сложившейся в России социально-политической системы как этакратической, т. е. такой, в которой сохраняется нерасчлененность власти и собственности. Именно здесь — корни коррупции, именно здесь — причина топтания на месте вместо развития, именно здесь — истоки высокого уровня недоверия населения ко всем институтам власти кроме института первого лица. Согласен и с выводом, что эта система, будучи все еще господствующей в стране, одновременно распадается, — приведенные в докладе данные дают для такого вывода достаточные основания. В отличие от Михаила Афанасьева, я не вижу здесь никакого противоречия. Налицо фиксируемые в докладе сдвиги в ментальности русского человека, размывающие традиционность, что не мешает русской культуре оставаться в основном традиционной.

3. Мне близко стремление докладчика искать причины сохранения этакратической системы не столько в политике властей, сколько в сознании русского человека. Именно это сознание воспроизводит традиционный авторитарный тип российской власти, подтверждение чему тоже можно обнаружить в приведенной докладчиком информации. Этакратически ориентированные власть и население, поддерживая друг друга через СМИ и другие институты, составляют тот ментальный блок в обществе, который блокирует реформы.

4. Правомерна попытка автора, изучая ментальность, измерить две вещи: степень желания русского человека противодействовать модернизации и степень его желания способствовать ей. Представляется убедительным вывод Натальи Евгеньевны, что изменения в менталитете русского человека происходят в двух направлениях. Во-первых, активизируются архаичные ценности. Такие, например, как «воля» вместо «свободы» или стремление к консенсусу на основе первоценности указаний сверху (согласие соблюдать закон лишь при его соблюдении властью). Во-вторых, имеет место тенденция либерализации ценностей. Но эта тенденция, как показывает докладчик, пока еще слаба и не способна сформировать альтернативу разлагающемуся, но все еще господствующему в стране этакратизму.

5. Тем не менее чрезвычайно важно, что Наталья Евгеньевна настроена на поиск позитивной альтернативы социокультурному распаду. И кое-что она в динамике массового сознания находит, хотя и не очень много.

А теперь о том, что вызвало у меня вопросы и сомнения.

1. Оперируя понятием «закон», докладчик фиксирует степень желания россиян следовать действующим юридическим нормам. Увеличение такого желания рассматривается как позитивный сдвиг от этакратии в сторону общества, где верховенствует закон. Наблюдение правильное, но, по-моему, недостаточное. Отношение к закону не может быть предельным уровнем исследования. Гитлер пришел к власти по закону. Суды в эпоху Сталина санкционировали массовые репрессии по закону. И сегодня в России можно, апеллируя к закону, нарушать гражданские права. Как осудили Ходорковского? Я не защитник Михаила Борисовича и не противник его. Но у меня вызывает массу вопросов то, как «данилкин суд» применяет закон.

Я хочу быть правильно понятым. Речь не о том, что человек имеет, согласно Конституции РФ, право, например, на труд, но реально этим правом воспользоваться не может. Я говорю о другом. О праве гражданина участвовать в честных выборах, иметь независимый суд, т. е. жить в такой стране, в которой закон не ущемлял бы Право…

Игорь Клямкин: По-моему, вы говорите о двух разных явлениях. С одной стороны, бывают законы, ущемляющие естественные права человека в пользу государства. С другой стороны, есть феномен басманно-хамовнического правоприменения, феномен имитации законности. Что вы имеете в виду? Кстати, в самом начале доклада Натальи Евгеньевны есть оговорка, что правоприменение и отношение к нему населения она не исследует.

Алексей Давыдов:

Прежде всего я имею в виду то, как закон применяется. Полагаю, что без изучения этого феномена наше представление о ментальных особенностях российского общества останется очень приблизительным. Если законоприменение попирает Право, то российский социолог, изучающий сдвиги в массовом сознании, не может ограничиваться исследованием отношения к закону. Я согласен с Михаилом Афанасьевым в том, что именно «иллюзорность публичного права определяет кризисное состояние российского социума». И до тех пор, пока российская социология будет «не замечать» этого аспекта российской социальной динамики, она сама будет пребывать в состоянии глубокого кризиса.

В России, пишет Наталья Евгеньевна, «все же формируются предпосылки для того, чтобы на место „вольницы“, где каждый делает лишь то, с чем он согласен, пришли нормы и модели поведения современных обществ с их уважением к закону (но закон не соблюдается! — А. Д.), эффективно работающей судебной системой (но судебная система не эффективна! — А. Д.) и умением отстаивать свои групповые интересы в рамках предложенных институциональных норм (но предложенные институциональные нормы сплошь и рядом ущемляют права личности! — А. Д.)». Повторю еще раз: в России надо говорить не столько о законотворчестве, сколько о законоприменении, которое сплошь и рядом в РФ отрицает Право.

Законоприменение, правоприменение должно быть выделено в самостоятельное направление социологических исследований. Надо расчленить синкретизм «права/закона» на «право» и «закон». Тогда, возможно, социология сможет лучше объяснить, происходит ли в российском массовом сознании преодоление правового нигилизма или имеет место топтание на месте.

2. Автор использует в вопросах, задаваемых респондентам, и, соответственно, в своей интерпретации их ответов слово «справедливость». Но «справедливость», как и любая другая моральная категория, несет в себе два противоположных смысла. Один — родоплеменной. Согласно родоплеменному праву, действителен, например, ветхозаветный запрет, который звучит примерно так: «Не прелюбодействуй. Не соблазняй жены ближнего своего». Множество подобных запретов есть и в Новом Завете. Согласно же гражданскому праву, при определенных условиях соблазнять можно, и прелюбодеянием это действие называться не будет. Так и со справедливостью: одна справедливость действует в сфере родовой морали, а другая — в сфере морали гражданской, личностной. Этого методологического различия я в докладе Тихоновой не увидел.

Если люди «приняли» закон, «пропустив», апробировав его через принцип справедливости, то через какую справедливость они его «пропустили»? Родовую или гражданскую? Их об этом не спрашивают. Между тем ответ на этот вопрос ведет к различным выводам относительно состояния массового сознания и происходящих в нем изменений. Отсюда, кстати, и прозвучавшие в ходе дискуссии сомнения по поводу некоторых оценок докладчиком характера и направленности таких изменений.

3. Наталья Евгеньевна пользуется формулой «интересы всего народа» и противопоставляет их интересам отдельной личности, выстраивая на этой антитезе социологические выводы…