Звёздные изгнанники - Андрэ Нортон

Фургон стоял, сильно наклонившись вперед. Насколько я мог судить, груз в задней секции не сорвался с креплений, не пробил две перегородки, отделявшие нас от него. Я осторожно выбрался из-под тяжелого тела отца, нащупал нижние крепления завесы. Свет — если бы хоть немного света!

Крепления подались, и я откинул занавеску. В беспорядочное месиво, которое когда-то было нашим домом, проникли серые сумерки, впрочем, с каждым мгновением становившиеся все светлее.

Отец лежал рядом со мной. Половина его лица была залита темной кровью; кровь текла из-под волос справа на голове. Он дышал с трудом, и теперь, когда буря стихла, я слышал его стоны. На углах губ собиралась кровавая пена, стекала по подбородку.

Илло проползла вперед. Рукой она показала, чтобы я постарался уложить отца прямо и отодвинулся, тогда она сможет осмотреть раны. Хоть в этом нам повезло — я могу рассчитывать на ее дар.

Она очень легко пальцами прикоснулась к спутанным волосам. Я видел, как работают целительницы, и понимал, что хоть глаза ее закрыты, она, держась одной рукой за выступ в полу, с помощью своего дара видит рану, определяет степень ее серьезности. Пальцы ее скользнули отцу на грудь, которую я быстро обнажил, и снова последовали легчайшие прикосновения.

Ветер уже настолько стих, что я смог расслышать тяжелое дыхание отца и негромкие болезненные стоны. А теперь услышал и слова, которых ждал с тревогой.

— Он ранен тяжело. — Илло не пыталась пощадить меня, и я был ей благодарен за это. — Трещина в черепе, и сломаны ребра. Ему нужно помочь, и быстро. Моя сумка...

Она посмотрела на мешанину вещей на полу. Я торопливо распутывал последнее крепление надверной занавеске. Ясно, что в таком месте нельзя лечить сломанные кости. Нужно перейти туда, где отец сможет лежать прямо, а ей будет достаточно места для работы.

Откинув занавеску, я выглянул наружу. Светло, хотя солнца не видно. Прямо передо мной склон, по которому вниз течет водяной поток глубиной в мое запястье. Пытаясь разглядеть что-нибудь еще, я дальше высунул голову и плечи. Ясно, что фургон, как пробка в бутылке, застрял в одном из тех узких, поросших травой оврагов, по которым с равнин уходит вода во время таких бурь.

Вода, стекающая по склонам, теперь достигала передней части фургона и продолжала прибывать так быстро, что вскоре может потащить нас за собой. Нужно выбираться, и побыстрее. Но тащить человека без сознания через этот поток немыслимо. Я рассказал об этом Илло. Она кивнула, не отрывая взгляда от лица моего отца.

Я постарался проползти между ними и наклонившейся стеной фургона. Крепления занавески второй секции подались легко. За ней — хотя несколько небольших ящиков сорвались с креплений (их хрупкое содержимое, несомненно, разбилось) — мне удалось, придерживаясь руками за стены, пробраться без особого труда в главный грузовой отсек.

Теперь все зависело от того, выдержали ли крепления. Вполне вероятно, что там грудой лежат ящики, такие тяжелые, что я в одиночку не смогу их поднять. Перед входом в грузовой отсек я задержался лишь для того, чтобы прихватить веревку. Впрочем, я сомневался, чтобы она мне помогла: ведь эти ящики с трудом передвигали три человека.

— Здесь выхода нет. — Как Илло была со мной откровенна, так и я не стал ничего от нее скрывать.

— Нужно торопиться, — только и ответила она. Об этом я и сам догадывался.

Я спрыгнул в поднимающуюся воду, фургон уже начинал испытывать на себе силу течения. Теперь мне ясно было видно, что произошло. Мы застряли в глубокой щели. По обеим сторонам ее росли густые кусты, и при виде их я ощутил слабую надежду. Теперь все зависит от того, насколько у них глубокие корни и как цепко держатся они за землю. Если поток подмыл их — то, что я собираюсь сделать, невозможно.

Кусты мешали подниматься, но я опирался о стенку фургона. Передние колеса уже скрылись под водой, но задние глубоко засели в склоне берега, и мне удалось пробраться через густые колючие ветки, исцарапав кожу, и достичь задней стенки фургона. Здесь я развязал крепления, отбросил занавеску и увидел, что самые большие и тяжелые ящики загромождают вход.

Затем я принялся испытывать крепость кустов, не обращая внимания на острые режущие края листьев и колючки. Выбрал один из кустов у самого верха оврага. Здесь до воды было далеко, и куст, хотя я дергал его изо всех сил, не подался. Придется рассчитывать на эту опору.

Я забрался назад в фургон, привязал веревку прочным особым узлом странствующих. Такой узел способен выдержать даже рывок обезумевшего тара. Тар! Ничего в своей жизни я не хотел больше, чем увидеть Витола или другого тара из нашей упряжки, ждущего наверху. Но все они скрылись. Я надеялся, что им удалось отыскать убежище до того, как разразилась буря и ударил град.

Прочно обернув второй конец веревки вокруг себя, я вернулся к кусту. Его основной ствол был толстым, с мое бедро, но мне пришлось ножом срезать ветки, чтобы до него добраться. Я обвязал веревку вокруг ствола. Проверил, как мог, ее прочность и повис на ней всей тяжестью, свесившись вниз по склону. Остановился с возгласом боли. Тяжелые ящики не шевельнулись.

— Дай мне свободный конец.

Тяжело дыша, я обернулся, держась одной рукой за колесо: Илло, в мокрых, прилипших к ногам брюках, протягивала ко мне загорелые руки. Она подошла ко мне так тихо, что я ее не заметил.

Вдвоем у нас может получиться. Нужно попробовать. Теперь она всего лишь еще одна пара рук, добавочная сила. Я кивнул — мне все еще трудно было дышать и говорить, — и она вытащила из-за пояса перчатки и надела их. Я догадался, что она как целительница не может рисковать чувствительностью своих пальцев в том испытании, которое им предстоит. Надев перчатки, она обеими руками взялась за веревку. Я, стоя выше над ней, собрался для нового усилия.

— Давай!

Быстрый рывок, а затем тяга изо всех сил. Веревка подалась! Ящик, застрявший было в двери, подался легко. Повернув голову, я увидел его в отверстии фургонной двери. Но вот ящик наклонился, упал в кусты, подмяв под себя массу зелени.

Я отбросил веревку, спустился и направился к входу в фургон. Илло спускалась за мной. Я пробрался через вторую секцию, направляясь к жилому помещению.

И тут увидел: она сделала то, что мне казалось невозможным, потому что мой отец — рослый человек, может, и худой, но с тяжелыми костями — лежал выпрямившись на доске, которую она вытащила из боковой скамьи (эти скамьи в случае необходимости легко разбираются, чтобы высвободить место). Теперь, когда она уложила отца, мне оставалось только обвязать веревкой его накрытое одеялом тело.