Фантастика 1990 год - Владимир Фалеев

– Угревых, Угревых. Это где Костя, что ли?

– Да-да, где Костя.

Преследователи замерли. Артемида через плечо покосилась на них.

– Вот она,- мужчина показал на забор.- Видите - всего одна и есть на той стороне…

– Что-то света не видно,- сказал Артемий.

– Ну, не знаю,- мужчина пожал плечами и снова покачнулся!- Дача-то в глубине. Вы пройдите, пройдите. Костя там, я точно говорю. Он сегодня заходил, велосипед брал.

– Большое вам спасибо.

Агапыч удалялся.

– Послушайте! -окликнул его Артемий.- А собаки у него нет?

– Чего? Собаки? - Агапыч замотал головой.- Не, собаки нет. Какая у него собака…

– Ну, кажется, клюнуло,- прошептал Даниил.- Все. Пошли. Перелезем через забор. Только тихо.

Они продрались через заросли крапивы и подошли к дому.

– Дом выглядит необитаемым,- сказал Артемий тихо.

Виктор прижался ухом к стене: - Там кто-то есть.

– Голосов не слышно?

– Нет. Шаги. Кто-то ходит.

Даниил крадучись обошел вокруг дома.

– С другой стороны есть слуховое окно, довольно большое, но к нему без шума не подлезешь.

– Будем ждать.

– Там, за кустами. Оттуда весь дом отлично видно.

– Виктор, приготовь на всякий случай фотоаппарат. Только тихо, братцы.

Угрев принес стремянку, через люк в потолке они вылезли на чердак и, нагибаясь, подошли к незастекленному окошку.

Ветер совсем разогнал тучи, бледным светом светила луна.

– Значит, Маша,- говорил Угрев, закрепляя капроновый шнур на рукаве летающего плаща,- осторожнее. Главное - спокойнее, не дергайся. Аккуратнее с веревкой.

Мария надела плащ.

– Ох, какой большой.

– Не бойся, давай.

Мария вылетела через слуховое окно. Шнур скользил в руках Угрева. Он выбрался на крышу. Сразу же снизу ударила лиловая фотовспышка. Угрев отшатнулся.

– О, проклятье! Маша, назад,- он резко дернул за шнур.

На площадку перед домом выскочили трое.

– Назад! Назад! - Угрев рвал шнур.

Прямо над домом протягивался толстый сук.

– Не могу! - кричала Мария.- Я зацепилась!

Внизу шумели.

Мария металась, стараясь высвободиться, но вдруг выскользнула из плаща и упала на крышу. Загремела жесть.

Угрев бросился к ней, отпустив шнур.

– Что?! Жива?

Мария стонала.

– Ничего.

– Кости целы?

– Да,- она встала, опираясь на руку Угрева.

Он посмотрел вверх. Плаща на суку не было.

– Где плащ?! - закричал он.- Где плащ?!

Плащ относило к опушке негустого леса, окружавшего дачу.

– Улетит! - Угрев бросился вниз, спрыгнул на крышу пристройки, на крыльцо, схватил велосипед. К нему бежали преследователи, возглавляемые Артемидой.

Угрев вскочил в седло и поехал к калитке.

“Если вылетит из леса - все, не поймать”,- мелькнула у него мысль.

Он выехал на улицу и помчался к полю. Остальные ринулись следом. Но было поздно. Плащ летел высоко, за ним тянулась веревка, придавая ему сходство с воздушным змеем. Порыв ветра подхватил его и бросил на провода высоковольтной линии. Плащ трепался как флаг.

Когда преследователи подбежали к Угреву, металлическая сетка плаща замкнула провода, и плащ вспыхнул, как нить электрической лампочки. В поселке на мгновение померк свет.

Угрев оглядел преследователей, развернул велосипед и поехал к дому.

– Костя, стой! - крикнула Мария.

Ущев остановился.

Мария подбежала к нему: - Я с тобой, можно?

Угрев кивнул, Мария села на багажник, они уехали.

Преследователи двинулись к станции. Виктор часто оглядывался. Останки летающего плаща висели на проводах, напоминая спящих птиц.

– Я сделаю, сделаю! Угрев смог, и я смогу,- говорил Виктор.

– Вернется, куда она денется,- говорил Артемий.

“Всякое бывает”,- думала Мария или не думала ничего.

Валерий ЛИСИН. ОБРЫВ

Осень умирала тихо и медленно, как безмятежная старость.

Они стояли и смотрели на тонкую, высокую березку, верхняя половина кроны которой отдавала червонным золотом, а нижняя была еще темно-зеленой. Граница между зеленым и желтым проходила наискось почти через середину дерева и казалась бритвенным резом. Они любовались березой, а в лучах уходящего солнца запутывались паутинки.

– Пойдем, дочура, посмотрим, как солнце уходит за море!

– А завтра придем к березке?

– Конечно. Мы будем приходить сюда каждый день!

Маленькая ладошка в его руке удивительно согревала душу, и ходить так, взяв ее за руку, он мог целый день.

– Поздний ребенок всегда является предметом особой любви родителей. А если этот ребенок единственный… - так час назад заканчивался разговор в Управлении по воспитанию.

– Я вас понимаю!- ответил клерк.- Я вас понимаю,- и, подчеркивая понимание, он склонил голову,- но разрешения на воспитание девочки в семье пока не пришло. И если такое разрешение не придет до ноября, мы вынуждены будем…

– Да,- перебил Зарубин, чтобы не слышать дальнейших слов.- Да, я знаю. Я… - у него дрогнула губа, и волна теплой щемящей боли и нежности на несколько секунд парализовала его..

Он вышел на крыльцо, и дочка вложила свою ладошку в его руку. Она немного озябла, ожидая его, и ручонка ее была прохладной.

– Ты замерзла?

– Нет, папа, что ты! Просто я держалась за железные поручни.

Однажды он спросил:

– Может быть, ты не будешь держать меня за руку, ведь ты уже большая?

– Мне скучно без твоей руки!

Ответ вначале озадачил его, но потом он понял, что она сказала удивительно точно. Потому что, когда oни бродили, взявшись за руки, возникала какая-то дополнительная связь, какой-то информационно-эмоциональный канал, облегчая и упрощая общение. Иногда им не нужны были слова.

За эти годы, со дня ее случайного рождения, у них установилась общность психики, и если она заболевала, заболевал и он. Рождение ее было действительно нелепейшим случаем: она появилась на свет во время их совместной с Катюшей трехлетней экспедиции в космической глухомани.

В эти экспедиции отправлялись смешанные пары - психологи установили, что биологическая единица (мужчина - женщина) более работоспособна и намного стойче переносит превратности судьбы. Комплектование подобных пар было трудным, но благодарным делом, удачно подобранные пары, возвращаясь из экспедиции, представляли результаты работы, выполнить которую было под силу лаборатории со штатом в 6-7 человек. Конечно, людей, из которых составляли исследовательские ячейки, влекло друг к другу, поэтому один из двух отправляющихся должен быть неспособным к деторождению.