Монументы Марса (сборник) - Кир Булычев

– Обязательно прочту, – сказал Саня и открыл свою большую записную книжку, в которую заносил телефоны знакомых девушек и мудрые мысли, которые ему довелось услышать. Какая-то часть этих мыслей была высказана Лерой. Саня Добряк полагал, что Лере лестно, когда ее слова фиксируют подчиненные.

– Ниночка, – попросила Лера лаборантку, – прочти галиматью, которую я написала. Меня просили сделать статью о нашей работе для журнала, а у меня буквально перо валится из рук от литературной бездарности.

– Кстати, Эйнштейн – слышали о таком? – сказал Саня Добряк, – не написал в жизни ни одного романа. И ничего. Прожил. А ведь даже Эйнштейн не смог бы вычислить из того лупоглазого младенца Льва Толстого, как мы с вами вчера сделали.

Ниночка читала недописанную статью, подчеркивая карандашом слабые места. Ниночка была отличницей во всем, этакая профессиональная отличница, и фамилия у нее была невероятная: Успевающая. Ниночка Успевающая.

– Если ты сегодня куда-нибудь спешишь, можешь идти, – сказала Лера Сане.

– Вас мучает совесть, что вы держали меня вчера до восьми вечера? Но я же не обижаюсь. Я согласен на жертвы. Ведь они ради Науки с большой буквы. Я правильно вас цитирую?

– Ты цитируешь не меня, а директора института и отлично знаешь об этом.

– Вообще-то правильно написано, – сказала Ниночка. – Но совершенно нет тайны. И нужны примеры.

– А что ты предлагаешь?

– Тут обязательно должна быть завязка. Допустим, к нам приносят миниатюру, и никто не знает, кто это такой. Только один старик-коллекционер говорит, что это – Лев Толстой в детстве. Ну и так далее…

– Ясно, – сказала Лера. – Придется тебе, Ниночка, все это и написать, потому что я бездарна, а они уже взяли с меня клятву, что статья будет сдана в четверг. Ты чего не уходишь, Саня? Обычно тебя не удержишь.

– Думаю, – сказал Добряк.

Ниночка фыркнула.

– Могу же я иногда думать?

– Нет, Калерия Петровна, мне не справиться, – сказала Ниночка. – Это ответственная работа. Одно дело – читать, а другое – рассказать, как мы это делаем.

– Ты мне в среду принесешь, что у тебя получится, мы вместе сядем и подумаем. Может, тебя шокирует, что ты, настоящий ученый, будешь печататься в популярном журнале?

– Если вы считаете нужным…

– Тогда иди.

Лера принялась за отчет и так увлеклась, что не заметила, как прошло полчаса. Саня все торчал в лаборатории.

– Никакого сравнения, – сказала Лера, закончив абзац. – Отчет писать легче.

– Практика, – ответил Саня.

– Так над чем ты изволишь мыслить?

– Калерия Петровна, поймите меня правильно, – сказал Саня. – Я не о себе пекусь, а о науке.

– Ты всегда печешься о науке. Даже когда уносишь пол-литра спирта на день рождения к двоюродному брату.

– Но это же было полгода назад! Нельзя быть такой злопамятной.

– Можно и нужно. Продолжай.

– Наверное, мы сами еще не знаем всех возможностей установки.

– Конечно, не знаем.

– Вот вы обратили внимание, что наши девчата меня держат за первого человека в институте?

– Я думала, что из-за твоих бесценных мужских качеств.

– Не только. Они догадались, чего вы не догадались.

– Открывай тайну.

– Они мне свои фотографии подсовывают. С тех пор как установка пошла и вы доклад на ученом совете сделали, они только и подсовывают свои фотографии.

– Так почему же?

Лера уже догадалась, в чем дело, но лучше пускай Добряк расскажет об этом своими словами.

– Они хотят знать… – Добряк сделал драматическую паузу, и тут Лера не выдержала и разрушила все одним ударом:

– Какими они будут через десять лет.

– Нет, – сказал Добряк, – через пять. На десять у них смелости не хватает. Вдруг растолстеют?

– Ну и ты сдался?

– Ни в коем случае. Вернее, пока еще не сдался.

– Ясно, недостаточно соблазнили.

– Еще проще, Калерия Петровна. Ведь установку включишь, она столько энергии забирает, что весь институт об этом знает – заработала, голубушка. Без вас дежурный электрик примчится, а при вас – тем более нельзя.

– Так ты предлагаешь теперь, чтобы мы с тобой открыли совместное ателье по прогнозированию прелестей наших девушек?

– Нужны они мне! Я просто хотел проиллюстрировать, как моя идея развивалась.

– Тогда продолжай. Только кратко. Я еще отчет не дописала, а у меня дома мужчины некормленые сидят.

– Ничего, им не впервой. Я подумал: а вдруг наша машина и другое сможет?

– Так не томи же!

– Человек жил-жил и умер. Допустим, от старости или от болезни. А мы не знаем, в каком году это случилось. А знать нужно. Допускаете такой вариант?

– Допускаю.

– Ну ладно, с Пушкиным может и не получиться, он нечаянно умер. А если кто своей смертью? Вдруг наша установка может это указать?

– Как ты себе это представляешь?

– Ведь не до бесконечности человек стареет. Покажем его столетним, а потом она должна вам сказать: шабаш – дальше ничего не было. Не дура же она.

Есть у Сани Добряка хорошая черта – относиться к приборам и установкам как к живым существам.

– А зачем? Показать, каким был бы Пушкин в восемьдесят лет? К науке это не имеет никакого отношения.

– А вдруг машина покажет Толстого в восемьдесят и ни шагу дальше, так как после восьмидесяти ему быть не положено?

– Слушай, Саня, отстань ты от меня. И поменьше читай фантастики. Богом тебя молю. Иди домой и дай мне дописать отчет. Этого за меня Ниночка не сделает.

– А может, попробуем разок?

– И не проси. Электричество денег стоит. Кроме того, я все материалы сегодня сдала в отдел к Любимову.

– И даже плохонького портретика нету?

– Нету.

– А если бы был?

– Нету же.

– А если я собой пожертвую? Это же пять минут машинного времени.

Добряк вытащил из бумажника свою фотографию. Уже сделана в размере 6х4 и отглянцована. Все как полагается. Только загоняй в машину.

– Когда успел, негодяй? – изумилась Лера.

– Я сегодня еще днем нашего фотографа упросил. Сказал, что надо для опытов.

– Ты всерьез собираешься свою смерть предсказать?

– А что? Не исключено, что я проживу сто лет, и даже интересно поглядеть, каков я буду в старости, окруженный внуками и правнуками.

– Истинный сумасшедший дом! – воскликнула Лера. – Мистика в моей лаборатории. Таких людей в нормальном научном учреждении держать нельзя.

– А кто знает? Вы здесь. Я здесь. Больше никого. Пять минут машинного времени. Вчера же я работал до восьми – и хоть бы что!

– Нет.

– Даже самая дикая гипотеза имеет право на существование. Можем ли мы… – дальше Саня уже читал по своей книжечке, – можем ли мы предугадать возможности разбуженных нами сил природы? Любимов. Выступление на институтской конференции третьего октября прошлого года.