Яшмовая трость - Анри де Ренье

В 1871 году семья перебралась в Париж, где отец получил должность налогового инспектора, и там, едва достигши десяти лет, мальчик был отдан в коллеж Станислас (1874). Еще на школьной скамье Ренье начал писать стихи, первые из которых относятся к его четырнадцатилетнему возрасту. Помимо мелкой лирики, юный поэт начал работу над большой поэмой «Любовь к добродетели», которая обещала вылиться в нечто очень похожее на «Намуну» Мюссе, если бы один из учителей не реквизировал рукопись. Любопытно отметить, что школьные сочинения Ренье не встречали особенного одобрения со стороны учителей. Один из них, известный впоследствии историк литературы и театральный критик Ларуме, читая в классе вслух стилистические упражнения Ренье, смеялся над ними. Много лет спустя, встретив своего ученика, ставшего уже знаменитым писателем, и узнав его, он с удивлением воскликнул; «Как, это вы, который писал такие забавные вещи?» В эти юношеские годы Ренье, конечно, очень увлекался чтением, носившим весьма беспорядочный характер; особенное предпочтение, однако, он оказывал Гюго, Мюссе, Флоберу и трагикам XVIII века — Вольтеру, Кребильону-отцу.

По окончании коллежа, сдав экзамен на бакалавра в 1883 году, Ренье поступил на юридический факультет. Легкий намек на сердечные переживания Ренье в эти переходные годы жизни содержат, по его интимному признанию, «Каникулы скромного молодого человека». Этим исчерпывается запас «автобиографического» элемента в произведениях Ренье, и дальше внешние соответствия между жизнью и творчеством его обрываются.

Следуя желанию родителей, Ренье одно время помышлял о дипломатической карьере, но вскоре влечение к литературной деятельности настолько воспреобладало в нем, что он решил всецело посвятить ей свою жизнь.

Первые появившиеся в свет стихи Ренье подписаны псевдонимом Гюг Виньи (Vignix), свидетельствующим о тогдашнем увлечении начинающего поэта Виктором Гюго и Альфредом де Виньи. Они были напечатаны в журнале «Lutèce» — самом раннем из тех боевых маленьких изданий, вокруг которых группировались представители символизма и иных родственных ему передовых течений. Одновременно Ренье вступает в общение с признанными поэтическими вождями того времени. Сначала он идет почтительно представиться Сюлли Прюдому. Добрые отношения, образовавшиеся между ними, длились до того дня, когда они разошлись по вопросу о «свободном стихе», которого маститый парнасец никак не соглашался признать. Гораздо более плодотворным для Ренье оказалось знакомство его с «великим жрецом» символизма, Маларме, с которым у него быстро установилось глубокое взаимное понимание. Сделавшись завсегдатаем знаменитых «вторников» Маларме, Ренье в течение десяти лет занимал на них второе место после хозяина. Влияние Маларме чувствуется в первой книге его стихов, выпущенной в том же 1885 году под собственным именем, «LesLendemains». Но здесь вместе с тем сразу же проступает и самостоятельная мысль автора. В начальном «Посвящении» он определяет свою поэтическую задачу как возрождение прошлого, увековечение его мимолетных минут. Эта формула, в ее отвлеченности мало нам говорящая, оживет для нас, если мы припомним, с каким искусством и постоянством Ренье осуществил ее в своих позднейших прозаических произведениях. Ибо, если она особенно ярко выступает в самом заглавии его «Живого прошлого», то не менее сильно она чувствуется и во всех почти остальных его романах: разница сводится лишь к тому, целое ли столетие отделяет внутренне связанные между собою прошлое и настоящее или несколько лет жизни одного и того же человека. В этой же первой книге стихов установлен общий тон мягкой меланхолии, разлитой во всем творчестве Ренье. Здесь перебрасывается мост от поэзии Ренье к его прозе и вместе с тем ярко обнаруживается единство всего им созданного.

За первым сборником стихов последовали другие: «Apaisement» (1886), «Sites» (1887), «Episodes» (1888). Один из критиков, особенно хорошо лично знавших Ренье, Жан де Гурмон, так определяет эволюцию мысли поэта за четыре года в этих четырех книгах: «“Назавтра” (Lendemains) — первое соприкосновение с жизнью, несоответствие мечты с действительностью, скорбь от этого открытия. “Успокоение” (Apaisement) — мудрость, примирение; скорбь утихает, мечта развивается согласно своей внутренней логике. Поэт создает для своей мечты дворцы, пейзажи — “Ландшафты” (Sites), в которых развертываются “Эпизоды” (Episodes) этой интимной жизни души». Не улавливаем ли отчасти мы в этом пути чувства программу всей будущей художественной прозы Ренье?

В десятилетие с середины 80-х до середины 90-х годов творчество Ренье протекает под знаком символизма. Он продолжает деятельно сотрудничать в разных, быстро друг друга сменяющих литературных журналах, где объединяются представители новой школы: Лафорг, Верлен, Рембо, Кан, Самен, Вьеле-Гриффен. Наиболее значительно его участие в «LesEcritspourl'Art» (1886-1887), органе Рене Гиля, с Малларме и Вилье де Лиль-Аданом в качестве главных сотрудников, в «LaWalonie» (1886-1892), одним из редакторов которой он был сам, в «Les Entretiens politiques et littéraires» (1890-1893), где он напечатал, между прочим, большую часть рассказов — своих первых опытов в прозе, — вошедших впоследствии в «Яшмовую трость». Тогда же, кстати сказать (с 1894 года), начинается многолетнее сотрудничество Ренье в оплоте литературного модернизма, журнале «MercuredeFrance», который становится издателем всех сочинений Ренье.

Одновременно с этим Ренье выпускает в свет отдельные книжки стихов — «Poèmesanciensetromanesques» (1890), «Telqu'ensonge» (1892), «Aréthuse» (1895) и некоторые другие, вошедшие затем в обширные его сборники: «Poèmes, 1887— 1892» (1895), «Lesjeuxrustiquesetdivins» (1897), «Premiers Poèmes» (1899). Стихи Ренье этого периода насыщены символизмом; но никогда символизм не достигает у него той степени вычурности и туманности, того пафоса магических формул и иного рода крайностей, в которые впадали многие современники Ренье, причастные новому направлению. Наоборот, стихи Ренье с самого начала показывают глубокую ясность и естественную пластичность образов.

Из идей символистов Ренье особенно охотно усваивает восходящую еще к Бодлеру («Correspondances») идею «соответствий», существующих между вещами или рядами явлений жизни и природы. Мысль эта оставила длительный след и в позднейшей прозе его. Выраженная с особенной яркостью в «Живом прошлом», она сквозит и во многих других вещах его. Но ей присущ важный оттенок, характерный для рано обозначившейся у Ренье трактовки «символа». Именно у него он быстро теряет свой таинственный и отвлеченный смысл, превращаясь в аллегорию (что очень ясно уже в «Сказках для самого себя») или в эмблему (этот термин Ренье охотно применяет еще в «Страхе любви»), то есть в значительной мере начинает служить целям настроения и декоративности. Таково именно назначение столько раз повторяющихся у Ренье образов зеркала и эхо, а также знаменитых «концовок» его прозы, устанавливающих между переживанием и окружающим пейзажем или обстановкой какое-то глухое, но поэтически весьма выразительное соответствие. Вообще же говоря,