Империя боли. Тайная история династии Саклеров - Патрик Радден Киф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нэн Голдин организовала собственную еженедельную встречу. Ее группа PAIN собиралась по вечерам в среду в ее квартире. Это была дружная и разнообразная коалиция, состоящая из художников, активистов, давних друзей Голдин, выздоравливающих и тех, кто потерял близких из-за эпидемии. Встречи проходили в свободной, отвлеченной атмосфере, которая не соответствовала тому факту, что группа планировала серию все более амбициозных демонстраций. Как военизированная ячейка, они общались через зашифрованные телефонные приложения и держали свои "акции" в секрете. Они составили на сайте "черный список" музеев, получивших финансирование Саклера. Голдин была на тропе войны.
В апреле 2018 года она появилась на Национальном молле и вошла в галерею Артура М. Саклера. В сопровождении группы протестующих она заняла позицию под скульптурой из лакового дерева "Обезьяны хватаются за луну", которая свисала с потолка. Семья Артура по-прежнему настаивала на том, что на нем не должно быть следов оксиконтина, но Нэн Голдин не согласилась. "Артур умел продавать таблетки!" - кричала она. "Наркомания равна прибыли!" Ее последователи достали оранжевые бутылочки с таблетками, на некоторых из них было написано "Валиум", и бросили их в фонтан.
Однажды вечером в феврале 2019 года съемочная группа проникла в Гуггенхайм, где Мортимер Саклер долгое время был попечителем. Они поднялись на знаменитую аллею, змеившуюся вокруг центрального атриума. Затем, по сигналу, протестующие на разных уровнях развернули кроваво-красные транспаранты с черным текстом:
ПОЗОР САКЛЕРУ
200 ПОГИБШИХ КАЖДЫЙ ДЕНЬ
УБРАТЬ ИХ ИМЯ
С самых высоких этажей Гуггенхайма члены группы подбросили в воздух тысячи маленьких листочков бумаги. Словно бегущая лента на параде, бумага трепетала и кружилась, образуя облако. Каждая из них была маленьким "рецептом", призванным напомнить о метели рецептов, которую Ричард Саклер вызвал во время запуска OxyContin.
"Пора, Гуггенхайм!" прокричала Голдин. Она не была харизматичным оратором от природы. Она была застенчивой от природы, нервничала при публичных выступлениях; даже с мегафоном в руках она часто выглядела застенчивой и растерянной. И в ней было что-то змеиное. Что-то хрупкое. Она была трезва всего два года. Она чувствовала глубокое родство с людьми, с которыми сталкивалась, которые боролись с зависимостью или потеряли близких из-за нее. Члены PAIN ухаживали за матерью Голдин, заботились о ней. В группе ощущалось, что ее активизм стал организующим принципом, с помощью которого она управляла своим выздоровлением.
Самым мощным оружием Голдин как активистки был ее глаз. Кто-то оповестил The New York Times, и фотограф явился в Гуггенхайм, занял позицию на первом этаже, а затем направил камеру на потолок, когда рецепты поплыли вниз в ротонду. Получился необычный кадр, когда белые листки мерцали в белом интерьере музея, мимо ярко-красных баннеров протеста. Голдин и ее коллеги-активисты хотели, чтобы это выглядело как настоящий снежный шквал, поэтому они напечатали восемь тысяч рецептов, чтобы обеспечить достаточное количество рецептов для заполнения пространства. Фотография была опубликована вместе со статьей в газете : "Гуггенхайм подвергся нападкам протестующих за то, что принял деньги от семьи, связанной с оксиконтином".
В следующем месяце Гуггенхайм объявил, что после двух десятилетий сотрудничества, в течение которых Саклеры пожертвовали 9 миллионов долларов, музей больше не будет принимать пожертвования от этой семьи. На той же неделе Национальная портретная галерея в Лондоне сообщила, что отклонила дар Саклеров в размере 1,3 миллиона долларов. Через два дня после Национальной портретной галереи Тейт объявила, что не будет "искать или принимать дальнейшие пожертвования от Саклеров".
Это был тот самый эффект домино, о котором беспокоился Джонатан Саклер. Музеи не стали "убирать название", как того требовала Голдин: "Мы не намерены удалять упоминания об этой исторической благотворительной организации", - заявили в Тейт; на сайте Гуггенхайм дал понять, что существуют "контрактные" условия, согласно которым Центр художественного образования Саклера должен продолжать носить это имя. Но этот беспрецедентный шаг культурных институций по дистанцированию от Саклеров явно произошел благодаря влиянию Голдин. Помимо того, что каждый протест подавался как фотография, она смело использовала свои собственные рычаги влияния как видная фигура в мире искусства. Еще до решения Национальной портретной галереи Голдин дала понять, что музей обращался к ней по поводу проведения ретроспективы. "Я не буду делать выставку, - сказала она в интервью The Observer, - если они возьмут деньги Саклера". Когда стало известно, что музей отказался от подарка, Голдин почувствовала себя оправданной. "Я поздравляю их с мужеством", - сказала она.
В следующем месяце на открытии персональной выставки немецкой художницы Хито Штайерль в галерее Serpentine Sackler Gallery в Лондоне Штайерль произнесла неожиданную речь. "Я хотела бы обратиться к слону в комнате", - сказала она, а затем продолжила обличать Саклеров, призывая других художников объединиться в борьбе за отсоединение музеев от семьи. Она сравнила отношения между миром искусства и его токсичными покровителями с "браком с серийным убийцей". По ее словам, необходимо "развестись". Музей незамедлительно объявил, что, хотя он и может быть назван в честь Саклеров, Serpentine "не планирует в будущем" принимать подарки от этой семьи.
Эти протесты не остались без последствий для протестующих. Однажды вечером одна из близких помощниц Голдина в PAIN, Меган Каплер, выходила из бруклинской квартиры Голдина, когда заметила мужчину средних лет, который сидел за рулем своей машины и наблюдал за ней. Через несколько дней Каплер вышла из своего дома в другом районе Бруклина, чтобы выгулять собаку, и увидела того же мужчину. Они встретились взглядами. Она продолжила идти. Когда она обернулась, чтобы посмотреть на него, мужчина фотографировал ее на свой телефон.
Члены PAIN предположили, что Саклеры, должно быть, организовали слежку за ними, но также и то, что этот человек, вероятно, был каким-то субподрядчиком, и им будет очень трудно доказать, на кого он работает. Через несколько дней он снова появился перед домом Голдина. На этот раз члены группы вышли на улицу и сняли его на камеру. Он не стал с ними разговаривать, но и не стал прятаться. Он стоял, облокотившись на машину, с ухмылкой на лице и начинал стричь ногти. Его послали следить за ними или запугивать?
