Притяжение Андроникова - Коллектив авторов

– Садитесь напротив.

И я действительно сел под камерой, и он всё рассказал мне. Другого зрителя в студии не было. Поэтому в записи даже остались некоторые места, где слышен мой смех. Уж очень было смешно.

История одного репортажа

Приведу ещё один пример его работы, его отношения к делу. В 1967 году готовилась передача о картинах Нико Пиросмани. Выставка этого гениального художника-самоучки была открыта в Москве. Ираклий Луарсабович хорошо знал его творчество, любил его. И вот готовится передача, не фильм, обычная передача – «Репортаж из Музея искусств народов Востока. Картины Нико Пиросмани».

Ираклий Луарсабович предложил: «Давайте вместе поедем на эту запись». Мне было интересно, я поехал. В зале были разложены кабели, стояли софиты, все приготовились. Во дворе работала ПТС (передвижная телевизионная станция), гудел компрессор. Приходим. Короткая репетиция. Ираклий Луарсабович прошел по залам, где были развешаны картины Пиросмани. У него были листочки, чуть меньше половинки обычной страницы, сколотые аккуратно, текст он приготовил заранее. И странички эти он разложил по залам, если понадобится что-то подсмотреть. Ираклий Луарсабович, конечно, никогда не читал в кадре, это известно, но текст у него был.

Вот он провел такую репетицию, все сделал, все готово. Начали съемку. Внимательно я слушал его речь, следил за тем, как он ходит, как двигается. Последняя картина, последнее слово. Ираклий Луарсабович поставил точку и, гордый собой, остановился и посмотрел вопрошающе на меня. Я подошел. «Ну как?» – «Хорошо». – «А какие у вас замечания?» Я повторил, что все хорошо, замечаний никаких нет. «А как вам переход из этого зала в другой?» Я ответил. «А по комментариям?» – допытывался он. И здесь я, снова подтвердив, что замечаний нет, сказал, что об одной картине, об одном эпизоде жизни Пиросмани можно было рассказать более подробно. Будто только этого и ждавший, Ираклий Луарсабович сказал: «Я почувствовал это. Давайте запишем еще раз». Я не был готов к такому предложению. И ответил, что не надо, все хорошо. И потом у нас будет монтаж, мы не «вживую» идем и сумеем поправить то, что не понравилось. Но Ираклий Луарсабович не отступал, долго меня уговаривал. Я вышел на улицу и стал уговаривать, естественно, еще дольше техников, которым уже сказали, что запись нормальная. Я говорю: «Ну, пожалуйста, сделайте такое одолжение, очень прошу. И потом у нас есть одно замечание». Уговорил, наконец, людей, крайне недовольных такой ситуацией.

Пошла новая запись. И вот когда она пошла, я и впрямь отметил, что Андроников двигается свободнее, говорит красивее, в самом деле, получается лучше. Никаких помарок, как говорят в таком случае, не было, все прекрасно. Закончилось. Ираклий Луарсабович остановился, я подхожу к нему, поздравляю, говорю: «Действительно, увидел, как хорошо вы сделали». – «Да, но все-таки что-то ведь было. Не верю, что у вас нет замечаний». Я говорю: «Нет, теперь то, что надо, все в порядке. Эта запись значительно лучше, чем та, которая была». Но потом какую-то малюсенькую оплошность я допустил, черт дернул за язык, я что-то сказал, что там, в одном месте, может быть, следовало бы не спиной стоять к камере и рассказывать про картину, а лицом повернуться к зрителям. Ираклий Луарсабович сразу ухватился за это замечание, ему оно и не важно было, ему важно было еще раз записать, и он стал говорить: «Я сейчас на колени встану, надо записаться третий раз». – «Ираклий Луарсабович, это невозможно, кончится тем, что техники просто набьют мне морду». Он сразу предложил себя для этого дела и сказал: «Все, что хотите, сделайте, пожалуйста, чтобы была еще одна запись. Эта запись мне необходима». Я пошел. Там все смотрят на меня как на ненормального, потому что ведь понимают: две записи хорошие, чего же еще не хватает. Но удалось все-таки уговорить этих товарищей, которые уже начали «сворачиваться», потому что давно было пора возвращаться домой. Они остановились и третью запись сделали.

И вот когда записали все, Ираклий Луарсабович сказал: «Вы знаете, вот только теперь я разогрелся, вот теперь я могу выступать так, как должен был выступать». И действительно, третья запись была замечательной в самом высоком смысле этого слова. Я очень жалею, что телевидение не оставило этих трех записей, это была бы фантастическая помощь любому, кто собирается работать на телевидении. Так тщательно, так требовательно относился он к себе, к работе для зрителя. Ираклий Луарсабович Андроников так работал. Всегда.

РЕЗО ЧХЕИДЗЕ. Щедрый талант

Когда я впервые по телевизору увидел выступление Ираклия Андроникова, был потрясён: он по инициалам, по буквам установил личность женщины, современницы Лермонтова, описал всю её биографию.

Тогда я был совсем молодым человеком, начинающим режиссёром, но понимал, какой колоссальный талант, знания учёного в этом необыкновенном человеке. Я написал в грузинской газете восторженную заметку. И, знаете, вскоре получил письмо от самого Андроникова – тёплое, благодарное письмо за мою публикацию. Конечно, я удивился: он был знаменитым учёным, писателем, артистом. К тому же он был значительно старше меня.

Как-то, находясь в Москве, я узнал, что намечается концерт Ираклия Андроникова и, конечно, пошёл посмотреть его воочию. Среди прочих персонажей он рассказывал и о грузинском генерале Чанчибадзе. Я этого генерала не знал, но Андроников так ярко изображал и его, и его собеседников, что была полная иллюзия, что я сам там побывал. После концерта я встретился с Андрониковым. Он принял меня очень тепло, радушно, как будто мы давно были знакомы. Вообще имитаторов много, они кого-то имитируют, подражают. А Андроников создавал образы, в которых были и научная основа, и необыкновенный артистизм.

А когда в 1964 году вышёл на экраны мой фильм «Отец солдата», Ираклий Андроников один из первых написал отличную рецензию – профессиональную, добрую.

Великий был человек, мудрый, добрый, общительный, щедрый, весёлый, необыкновенно талантливый.

СИГУРД ШМИДТ. Ираклий Луарсабович Андроников

11 июня 1990 года после тяжелой болезни скончался Ираклий Луарсабович Андроников – один из самых знаменитых деятелей и историков нашей культуры, писатель, артист, ученый, доктор филологических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий, народный артист СССР, человек неповторимого таланта, обладавший даром проникновения в прошлое и удивительного внушения создаваемой им образности в наше сознание.

Ираклий Андроников – редкостный сплав генетических основ культуры разных народов. Петербургская-петроградская европеизированность и элегантность вкуса и манеры поведения (легкость, но всегда в пределах допустимого, ни малейшего даже намека на «моветон») и многовековая грузинская культура с ее совмещением древних христианских обычаев и восточного культа праздничной публичности доброжелательного гостеприимства. Изящная, точная графика и классицизма, и российского серебряного десятилетия и щедрые наивные мазки Пиросмани. И все это в чарующе-естественном единстве. Здесь и семейный дух просветительства (дед его по матери – виднейший педагог рубежа веков, историк, приобщавший к преподаванию школьникам университетских профессоров), и театральности (тетке его выразил особую признательность К. С. Станиславский в книге «Моя жизнь в искусстве»), и грузинская народная театральность, когда праздник становился и школой мудрости, а тамада представлялся поэтом-новеллистом и наблюдательным историком-психологом. (Брат Ираклия, знаменитый физик, грузинский академик Элевтер Андроникашвили – тоже автор поразительных по живости очерков об ученых-физиках.) Быть может, это предопределило особую тягу к познанию жизни и творчества именно Лермонтова, в мироощущении которого и «космополитический» Петербург, и Кавказ, и восприятие русскими Кавказа?