Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович

– Мы люди маленькие, куда сказали, туда и повезем.

– Обратно едем. К шефу! Понятно?

– Чего ж не понять. Дорожка накатанная.

Шарпею, учитывая массу тела, всадили для большей надежности еще одну дозу.

Белая «Волга» с красными крестами на бортах стремительно неслась по Ленинградскому шоссе. Дальнейший план действий Еремеев представлял себе довольно смутно: «Проезжаем на территорию. Останавливаемся у белого коттеджа. Шоферу укол. Входим в дом. Карину в машину. Гербария в заложники и вместо Шарпея – в салон на носилки. Выпихиваем водителя и Анастасию. Я за руль, Артамоныч рядом. К воротам. Вот здесь самое сложное. Непонятно, кто их открывает. Похоже, с дистанционного пульта. Выбежит охрана – огонь на поражение. Но тогда шансов немного, у них автоматы. И сколько их? Нет, стрелять нельзя. Гербарий заложник. Сам открыть прикажет. Знать бы его в лицо… Карина подскажет. Ладно, прорвались, что дальше? Гербарию пулю в затылок, машину в озеро… Ох, крутая уголовщина выходит. Не стрелять, но вместе с машиной гниду в озеро… Главное обезглавить эту контору… Три авиабилета до Симферополя – и первым утренним рейсом… Хорошо бы!.. Но пока эти проклятые ворота проскочить нужно… Не думать ни о чем расслабляющем. Только вперед. Внезапность и дерзость – крылья победы».

Еремеев внимательно следил за дорогой. Пока все было хорошо знакомо: проскочили Химки, Зеленоград, Ложки… За Черной Грязью свернули направо. Пошла грунтовка в объезд солнечногорского полигона курсов «Выстрел»… Стемнело, когда фары «санитарки» вперили свой пристальный свет в зеленые железные ворота, на которых Еремеев мысленно начертал: «Каждому – свое». Длинная стальная створка медленно откатилась на роликах в сторону, рождая в напряженных мозгах Еремеева и Артамоныча одну и ту же тоскливую мысль: «Хрен отсюда выскочишь на машине». Только бы Гербарий оказался на месте. Шофер подкатил к тому самому крыльцу – у левой, служебной, половины коттеджа и тут же, через лючок в перегородке получил порцию «успокоителя».

– Сидеть смирно! – напутствовал его на прощание Еремеев. Никто к ним не вышел, хотя в окнах горел свет. Правое – парадное – крыльцо манило полуоткрытыми дверями с подсвеченным витражом. Туда и направились, сжимая в карманах пистолеты. Они вошли в тамбур бесшумно – ноги приятно пружинили по ворсу пластикового – под газонную траву – паласа. Еремеев решительно нажал бронзовую ручку в виде орлиной лапы, сжимающей яйцо. И в ту же секунду под ногами что-то щелкнуло, полик тамбура раскрылся, и оба непрошеных визитера улетели в темень бетонного подпола. Падали недолго, но больно; хорошо, что дно ловушки было выстлано губчатой резиной. Створки над головой сомкнулись.

Еремеев не успел осознать ужас своего положения, как стальная решетка, наехавшая откуда-то сбоку, крепко придавила его и Артамоныча к сырой кирпичной стене. Нечего было и думать, чтобы вытащить из кармана оружие.

Вспыхнул свет.

– Так-а-ак… Кто это к нам пожаловал? – услышал Еремеев знакомый голос. Леонкавалло стоял перед решеткой, внимательно изучая добычу.

– В ярославскую тюрягу залетели гулюшки, – пропел он на частушечный мотив. – Залететь-то, залетели, а оттуда – фуюшки! С прибытием вас, господин следователь! Не ушиблись?! Приношу извинения от имени хозяина дома, но принять он вас сегодня не сможет…

– Отчего же, отчего же… – За спиной Леонкавалло появился невысокий худощавый старик в черном кожаном пиджаке при белой сорочке.

– Опять вы без бронежилета, Герман Бариевич?! – пожурил его телохранитель. – Ведь у них еще не изъято оружие.

Он просунул руку в ячейку решетки и без труда вытащил из карманов пленников пистолеты.

– О! Мой! Вернулся, голубчик, – поцеловал он свой «браунинг». – А я уж думал с концами.

– Ну, теперь проводи гостей в кабинет, – распорядился Гербарий. – Я надеюсь, они расскажут о цели своего необъявленного визита… А впрочем, начнем, пожалуй, с господина Еремеева. Вы не против, Олег Орестович? Кстати, какое чудненькое у вас отчество для следователя ФСК, простите, МУРа, так и хочется произносить Арестович.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Решетка отъехала, и Еремеев смог вздохнуть полной грудью. Леонкавалло отконвоировал его по узкой лестнице вверх следом за хозяином дома. Они поднялись в полуосвещенный кабинет, черный, как фотолаборатория, отчасти и напоминавший лабораторию, но не фотографическую, а биологическую: микроскоп на столе, какие-то склянки… Бросился в глаза череп-пепельница. Чье несчастное вместилище мозга наполняется теперь сигаретным пеплом и окурками? И кто будет стряхивать сгоревший табак в его, еремеевскую, черепушку? Уж конечно же Леонкавалло не откажет себе в удовольствии поставить новую пепельницу где-нибудь в своем сортире…

Самым примечательным в кабинете было то, что окна в нем заменяли два больших экрана плоских японских телевизоров. На одном из них беззвучно бежала панорама соснового бора, словно в окне мчавшегося вагона, в другом мелькали крылья чаек, мачты яхт, вскидывались пенистые волны с рокочущим стереошумом прибоя, как будто эта сторона кабинета и в самом деле выходила на море.

– Садитесь. Чай? Кофе? Коньяк? Или боржоми? Пиво? Йогурт? Есть прекрасная болгарская буза. Знаете что такое буза? Что-то вроде густой браги… Да не стесняйтесь, вы же не у следователя на допросе!

– Дайте хоть оглядеться…

Тихо шелестел кондиционер, так что казалось из «морского окна» веет самым настоящим ветерком.

– Я закурю с вашего позволения, – Гербарий подвинул буковую подставку для трубок, обшитую кожей. Только тут Еремеев как следует разглядел лицо Германа Бариевича: оно было все оттянуто к низу – уголки губ и глаз, мешки, щеки, как у летчика в крутом вираже. Казалось, земля притягивает этого человека с особой силой. Гладко-выбритое лицо почти не выдавало его возраста, если бы не седой ежик и красноватые подглазья, их открывали оттянутые виски. В остальном оно было вполне приятным, маска постоянных раздумий придавала ему благородство ученого мужа.

– Я ни о чем не буду расспрашивать вас, Олег Орестович, – хозяин кабинета сосредоточенно придавливал табак в трубке мельхиоровой лопаточкой, – ибо знаю о вас практически все, что мне нужно. И даже то, что не нужно: от номера приказа, коим вы уволены на пенсию, до размера камня, который сидит у вас в желчном пузыре… Но это к слову… Кстати, его надо удалять. И вместе с пузырем. Это пустяки. Если доверитесь, я это сделаю как-нибудь… Н-да! Простите мне совершенно праздное любопытство, и поверьте, оно не имеет под собой никакого практического смысла! На кого вы работаете? Вот сейчас в новом вашем качестве – на родные органы? На ФСК? На ГРУ?..

– В новом своем качестве я работаю только на самого себя.

– Но ведь ваши коллеги приезжали ко мне по вашей, так сказать, наводке?

– Судя по их отчету, это скорее ваши коллеги, чем мои…

– Вот как? Интересно! Что же они там написали?

– Они написали, что ваша богоугодная фирма занимается выращиванием шампиньонов и нутрий в полном соответствии с законом.

– Ну, они, конечно, резко сузили спектр нашей деятельности. Однако в главном – правы: мы работаем во благо обществу и государству. Вы не согласны? – Герман Бариевич пыхнул медовым дымком раскуренной трубки.

– Нет.

– Напрасно. Давайте договоримся так: если вы на все мои аргументы три раза скажете «да», то это тройное согласие дезавуирует ваше «нет». Итак, согласны ли вы с тем, что людям, которые решились на самоубийство, совершенно не нужны их почки, хрусталики, мозговые оболочки и прочие органы, в то время как другие люди, которые очень хотят жить и должны жить, обречены на гибель или слепоту из-за болезней этих органов. Так вот, согласны ли с тем, что такое положение вещей в природе и обществе несправедливо?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да.

– Прекрасно. Один-ноль в мою пользу… Кстати, зря вы от всего отказались. Чашечка жасминового чая вам бы не повредила. Заказать?

– Если я скажу «да», это не будет считаться два-ноль в вашу пользу?

Герман Бариевич рассмеялся.