Похождения Жиль Бласа из Сантильяны - Алан-Рене Лесаж

Эти упреки больше меня озлобили, нежели растрогали, и я позволил ему удалиться, не сделав никакой попытки его удержать. При моем тогдашнем душевном состоянии дружба с поэтом казалась мне весьма малоценным благом, о потере коего не стоило жалеть. Я нашел утешение в знакомстве с несколькими мелкими придворными чиновниками, с которыми меня за последнее время тесно связывала общность взглядов. Мои новые знакомцы были людьми, прибывшими по большей части неизвестно откуда и обязанными своей счастливой звезде теми постами, которые они занимали. Все эти прощелыги уже успели опериться и, приписывая только своим достоинствам благодеяния, которыми осыпала их милость монарха, они задирали нос не меньше меня. Мы считали себя весьма почтенными особами. О, Фортуна! Вот как ты чаще всего расточаешь свои дары! Прав стоик Эпиктет,169 когда сравнивает тебя с девицей знатного происхождения, которая отдается рабам.

КНИГА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА I

Однажды вечером, проводив гостей, которые у меня ужинали, я остался наедине с Сипионом и спросил, что он успел сделать за день.

— Нечто сногсшибательное, — возразил мой секретарь. — Я собираюсь устроить ваше благополучие и женить вас на единственной дочери одного знакомого мне золотаря.

— На дочери золотаря? — воскликнул я с презрением. — Да ты с ума сошел! Как это взбрело тебе в голову предложить мне мещанку? Человек, не лишенный достоинств и к тому же занимающий известное положение при дворе, может, по-моему, рассчитывать на кое-что повыше.

— Что вы, сеньор! Разве можно так рассуждать? — отвечал Сипион. — Вспомните, что звание идет от мужа, и не будьте щепетильнее многих сотен вельмож, которых я мог бы вам назвать. Знаете ли вы, что наследница, о которой идет речь, принесет вам в приданое по меньшей мере сто тысяч дукатов? Разве это не мастерское произведение ювелирного искусства.

Услыхав о такой крупной сумме, я сделался сговорчивее.

— Сдаюсь, — сказал я своему секретарю. — Приданое меня убедило. Когда же мне его отсчитают?

— Чуточку терпения, сеньор: вы очень торопитесь, — отвечал он. — Я должен сначала повидаться с отцом невесты и добиться его согласия.

— Вот как? — расхохотался я. — Недалеко же ты ушел. Боюсь, что сватовство не скоро сбудется.

— Гораздо скорее, чем вы думаете, — возразил Сипион. — Мне достаточно поговорить часок с золотарем, и я ручаюсь вам за успех. Но прежде чем двигать дело дальше, давайте сговоримся. Предположим, что я раздобыл вам эти сто тысяч дукатов. Сколько же достанется мне?

— Двадцать тысяч, — сказал я.

— Здорово! — воскликнул Сипион. — Я рассчитывал только на десять: вы вдвое щедрее меня. В таком случае я завтра же примусь за хлопоты, и дело будет в шляпе, или я — круглый болван.

Действительно, дня два спустя он заявил мне:

— Я говорил с сеньором Габриэлем Салеро (так звали моего золотаря). Выслушав похвальные отзывы о вашей должности и характере, он отнесся благосклонно к моему предложению и согласен назвать вас своим зятем. Вы получите дочь и сто тысяч дукатов в приданое, если сможете доказать ему воочию, что пользуетесь благоволением первого министра.

— Если дело только за этим, то я вскоре буду женатым человеком, — сказал я Сипиону. — Кстати, видал ли ты невесту? Хороша ли она собой?

— Не так хороша, как приданое. Между нами говоря, трудно назвать ее красавицей. К счастью, эта сторона вас вовсе не занимает.

— Нисколько не занимает, дитя мое, — возразил я. — Мы, придворные, женимся только для того, чтобы жениться. Красоту же мы ищем у жен наших приятелей, а если случайно нам самим попадается хорошенькая супруга, то мы обращаем на нее весьма мало внимания и вполне заслуживаем, чтобы она нас обманывала.

— Это еще не все, — продолжал Сипион. — Сеньор Габриэль угощает вас сегодня ужином. Мы условились, что вы не обмолвитесь ни единым словом о предполагаемом браке. Хозяин пригласит нескольких приятелей-купцов, и вы будете присутствовать в качестве обыкновенного гостя, а назавтра он, тоже неофициально, сам пожалует к вашему вечернему столу. Вы видите, что он хочет вас сперва изучить, прежде чем связаться каким-нибудь обязательством. Не худо будет, если вы немножко понаблюдаете за самим собой.

— Черт подери! — прервал я его самоуверенно. — Пусть изучает меня, сколько его душе будет угодно; я могу только выиграть от такого исследования.

Все произошло так, как было условлено. Я отправился к золотарю, который принял меня запросто, точно мы с ним виделись уже много раз. Этот добрейший мещанин был вежлив, как у нас говорится, hasta porfiar.170 Он представил меня сеньоре Эухении, своей жене, а также дочери Габриэле. Я рассыпался перед ними в комплиментах, не нарушая нашего соглашения и наговорил им всяких придворных фраз и пустяков в самой изысканной форме.

Несмотря на описание моего секретаря, Габриэла показалась мне вовсе не такой некрасивой, потому ли, что она была очень выфранчена, или потому, что я смотрел на нее сквозь приданое. Но что за великолепный дом был у сеньора Салеро! Там нашлось бы, пожалуй, больше серебра, чем во всех перуанских рудниках. Этот металл всюду бросался в глаза и при этом в самых разнообразных видах. Каждая комната, а в особенности та, в которой мы находились, представляла собой сокровищницу. Какое жилище для будущего зятя! Чтобы придать ужину больше пышности, мой тесть пригласил пять или шесть купцов, людей степенных и скучных. Они говорили только о коммерции. Их беседа больше походила на деловое совещание, нежели на разговор приятелей, собравшихся, чтобы вместе поужинать.

На другой день вечером я, в свою очередь, угостил золотаря. Не будучи в состоянии пустить ему пыль в глаза серебряной посудой, я прибег к другой уловке, а именно созвал тех из своих друзей, которые занимали наиболее видное положение при дворе и которых я знал за честолюбцев, не ведавших предела своим вожделениям. Мои гости говорили только о почестях, только о блестящих и прибыльных должностях, на которые они зарились. Это произвело должное впечатление. Их величественные помыслы ошеломили моего мещанина, и, несмотря на все свое богатство, он чувствовал себя ничтожным смертным по сравнению с этими сенаторами. Что касается меня, то я притворился скромным человеком, который готов удовольствоваться небольшим доходом в каких-нибудь двадцать тысяч дукатов. На это мои сотрапезники, жадные до почестей и богатств, заявили, что я неправ и что, будучи на столь хорошем счету у первого министра, не должен ограничиваться такими пустяками. Мой тесть намотал себе все это на ус и, как мне показалось при прощании, остался мною вполне доволен.

На следующий день поутру Сипион не преминул к нему наведаться, чтобы узнать, как я ему понравился.

— Я в восторге от него, — ответил Салеро. — Этот молодой человек покорил мое сердце. Но заклинаю вас, господин Сипион, во имя нашего старинного знакомства, будьте со мной вполне откровенны. У каждого из нас, как вы знаете, имеется своя слабость. Скажите мне, чем именно грешен сеньор де Сантильяна. Не игрок ли он? Не падок ли на женский пол? Нет ли у него каких пороков? Пожалуйста, не скрывайте этого от меня.

— Вы меня обижаете этим вопросом, сеньор Габриэль, — возразил сват. — Я принимаю больше к сердцу ваши интересы, чем интересы своего барина. Разве я предложил бы его вам в зятья, если бы он обладал какой-нибудь дурной привычкой, способной сделать вашу дочь несчастной? Нет, черт подери! Для этого я слишком предан вашей милости. Между нами говоря, я нахожу у него только один недостаток: это отсутствие недостатков. Он слишком степенен для молодого человека.

— Тем лучше, — возразил золотарь. — Это меня радует. Ступайте к нему, друг мой, и скажите, что он получит мою дочь и что я выдал бы ее за него даже в том случае, если бы он не располагал милостью министра.

Как только мой секретарь оповестил меня об этом разговоре, я поспешил к Салеро, чтобы поблагодарить его за доброжелательное ко мне отношение. Он успел уже объявить свою волю жене и дочери, которые подчинились ей без неудовольствия, насколько я мог судить по оказанному мне приему. Предупредив герцога Лерму, я повел к нему своего тестя, которого представил его светлости. Министр принял Салеро весьма ласково и выразил свое удовольствие по поводу того, что он выбрал в зятья человека, который пользуется его расположением и которого он намерен повысить по службе. Затем герцог распространился о моих достоинствах и наговорил обо мне много хорошего, из чего добряк Габриэль заключил, что обрел в моем лице такого жениха для своей дочери, лучше которого не сыскать во всей Испании. Это так его обрадовало, что он прослезился. Прощаясь со мной, он сжал меня в своих объятиях и сказал: