Чаша ярости: Мой престол - Небо - Артем Абрамов

– Когда-то - да не так уж и давно, многие, наверно, помнят, - я произнес на большом собрании слова человека, вся жизнь которого - пример величайшего терпения, рожденного величайшей же верой в Господа. Я имею в виду мученика Иова. Он сказал в сердцах: "Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: "зачался человек"... Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева..." Это было только началом мучительных испытаний, которые Господь повелел Иову, вы все, полагаю, знаете о них. И еще полагаю, что спросите меня: а зачем Господу нужно было так издеваться над тем, кого он сам назвал в разговоре с сатаной человеком непорочным, справедливым, богобоязненным и удаляющимся от зла? Почему Господь так легко и безжалостно купился на обычную провокацию сатаны, заявившего: "Разве даром богобоязнен Иов?.. Но простри руку Твою и коснись всего, что У него, - благословит ли он Тебя?" Зачем Господь взялся доказывать преданность своего подданного, наслав на него муки великие? Кому нужно такое терпение? Зачем искать Бога в себе, если есть постоянный - и уже описанный в Каноне! - риск подвергнуться таким мукам, которые и библейским людям были невмочь, а уж что говорить о нынешних?.. Стоит ли терпеть - даже несравнимо с терпением Иова! - ради такого эфемерного счастья, которое Иов выразил словами: "Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя"? Стоит ли? - Иешуа замолчал намеренно, выдерживая паузу.

До сих пор проповедь была достаточно традиционна, Иешуа только, видимо, подошел к тому всегда неожиданному - и уж точно далекому от канонов! повороту, который ждали все от каждого его выступления в храме. Ведь не за обычным толкованием термина "терпеть" в соединении с трактовкой мифа о Иове пришли сегодня к нему и туристы, и жулики, и сумасшедшие, и больные, и просто ищущие - его и только его люди! И это его "Стоит ли?" и знаменовало поворот, выход к такому выводу, от которого кривились отцы всех христианских конфессий, а журналисты, которым до веры было - как до чего-то непонятного и вздорного, тиражировали парадоксы Мессии с садистским наслаждением.

Кстати, и сейчас в зале наверняка присутствовали журналюги, а уж телестудия страны Храм, возглавляемая Крисом, писала проповедь, и права на нее давно были куплены сотнями компаний за весьма нужные стране денежки.

Иешуа молчал, и зал должен был притихнуть особенно, как было всегда...

Но случилось иначе.

– Конечно, не стоит! - громко крикнул кто-то.

– Кончай этот бред. Мессия! - подхватил еще один. И опять раздалось - уже разноголосое:

– Хватит врать!.. Надоело!.. Завязывай, пророк хренов!.. Иешуа всегда говорил с народом как хороший артист разговорного жанра - если есть реплика из зала, то можно на нее отреагировать, это будет органично и к месту - налицо связь со зрителем-слушателем, никакой "четвертой стены"... Но сейчас Иешуа сделал непростительную паузу, в которую вместил сразу много всего - и удивление, и возможные вариации ответа, и короткое размышление о целесообразности этого ответа вообще. Паузой воспользовались. Не по назначению.

– Хорош мозги полоскать!

– Вали оттуда!

– Чего мы его слушаем?

Разные голоса - мужские и женские, вспыхивая в зале то здесь, там яркими и колкими возгласами, завели зал довольно быстро.

Людское тревожное гудение с негативно-неактивным эмоциональным окрасом. Пчелы, чей улей расшевелил неосторожный охотник за медом. Что бывает охотнику в этом случае - известно...

Иешуа позволил себе растеряться - что тоже было неким своеобразным шоу-приемом: дескать, не просто говорящая голова пред вами, но живой человек, способный переживать такие же эмоции, как вы, вот и переживаю сейчас, неслабо причем. Эмоция называется "недоумение". Весь его вид выражал готовность к диалогу - вы мне расскажите, чем вы недовольны, и мы решим эту проблему вместе...

Массы любят видеть в своих героях простых людей.

Ход Иешуа не возымел действия. Народ вокруг него зашевелился, кто-то вскочил, кто-то метал в Машиаха разочарованно-безразличные взгляды, а кое-кто и злобными не погнушался. В глубине зала открылись двери, впустив в черный гранитный полумрак широкий луч солнечного света - люди уходили.

Но хорошо бы уходили тихо и мирно, хотя слово "хорошо" для недоумевающего Иешуа сейчас было неприемлемо - он не понимал, чем обидел людей, какое слово обронено, вызвавшее такую реакцию, - но эти размышления потом, потом, сейчас зреет что-то неприятное... В пятно света, окружающее Машиаха, влетел какой-то предмет, круглый, небыстрый, - не подними Иешуа руку, не останови его полет коротким телекинетическим импульсом, попало бы ему аккурат по маковке. На пол упало обыкновенное яблоко, покатилось по тарелочке пола - к стеклянной стене. Докатилось, Или, точнее, - докатились: в Машиаха кинули яблоком. Да не суть чем, а суть - что чем-то, что кинули: в Мессию, в Пророка, в Учителя, а не в артиста, сфальшивившего в монологе...

Если о чем-то можно сказать - чепэ, то именно об этом. Все предыдущее так, бытовые неурядицы. Покушение на авторитет Учителя - чепэ.

– В чем дело? - спросил Иешуа.

– Да надоело! - ответили ему из шевелящейся толпы.

– Надоело! Понял? - крикнул прямо в лицо Иешуа стоящий поблизости паренек лет пятнадцати.

– Что именно? - Иешуа попытался вступить в несвоевременный и явно безрезультатный диалог.

Трудно понять: то ли он растерялся секундно, что совсем не похоже на него, то ли по-прежнему рассчитывал на свою силу, то ли эпизод просто не задел его, как не задело яблоко, брошенное неметкой рукой.

– Да все надоело! - визгливо и малоконкретно отозвался юный экстремист.

Свой словесный выпад он сопроводил взмахом руки, явно намереваясь засветить Машиаху в скулу. Или в ухо. Или в глаз. Уж что подвернется.

Не подвернулось ничего.

Короткий взгляд - и парень уже распластан по полу неведомой ему силой, удивленно вращает глазами и не понимает, почему невозможно пошевелить и пальцем.

– Бьют! - истерично заверещала какая-то женщина. - Он бьет ребенка!

Пацан в другое время на "ребенка" обиделся бы, но в его нынешнем положении он готов был стать даже "младенцем" - лишь бы хоть откуда-то пришло отмщение. Иешуа чувствовал, что от парня исходит злость, причем в таких количествах, что, преврати ее в тепловую энергию, можно было бы растопить небольшой айсберг. И еще явственно ощущалось возрастание общей агрессии по отношению к одиноко стоящему в пятне света Машиаху. Агрессии абсолютно немотивированной. За что?

И еще вопросы: откуда? почему сейчас? чем и кем вызвана?

Возглас женщины родил перелом. Если еще минуту назад "этот Иешуа" был просто "лгуном", "самозванцем" и "наглым шарлатаном", то теперь он стал еще и "детоубийцей". По меньшей мере.