Совьетика - Ирина Маленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тихо!- воскликнула она, увидев мою маму, – Они там, за окном… они за мной следят, я знаю….
Мы жили на 5 этаже, и за окном никого, естественно, не было. Кроме птиц. В доме напротив находился банк, который после 5 часов закрывался.
– Кто «они», Верочка ? Никого там нет, вот, посмотри сама…- но когда мама попыталась занавеску отодвинуть, Верочка чуть было не вцепилась ей в горло…
У бедняги всерьез поехала крыша. И у ее мамы тоже. Они уехали в Москву, устроились где-то дворничихами, получив комнату (обе с высшим образованием!), и их следы затерялись…
Перестроечные и послеперестроечные коллизии отразились на психике многих. Было страшно наблюдать, как знакомые тебе, вчера еще нормальные, веселые, жизнерадостные люди на твоих глазах постепенно сходят с ума: становятся сектантами, спиваются, кончают жизнь самоубийством…
Те, кто утверждает, что все это происходило у нас в стране в таких же масштабах и раньше, только мы об этом не знали, или честно заблуждаются под влиянием «демократической» прессы , или лгут. Пресловутая гласность здесь совсем ни при чем. У нас всегда было много знакомых – но никогда еще не было среди них столько людей, с которыми что-нибудь случалось.
Жена маминого коллеги ударилась в религию. Пока она билась лбом об пол в церкви, ее сынишка залез на крышу этой самой церкви, упал оттуда и разбился насмерть. Мой бывший одноклассник, отслуживший уже в армии – на подводной лодке!- пошел на рыбалку и не вернулся: кто-то ударил его камнем по голове и бросил в речку… Другому моему однокласснику, работающему в морге, выпало делать ему вскрытие. После чего он бросил «мирскую жизнь» и закопался где-то в землянке. Муж моей подруги Аллы повесился. Единственный сын нашей первой учительницы, которого она так обожала, не дожил и до 30 лет. Друга моего троюродного брата, которого мы знали с детства, ставшего охранником в банке, пристрелили около подъезда. То же самое произошло с сыном бывшего Томочкиного начальника. Он бежал по двору, недалеко от нашего дома, пытаясь спастись, а в него стреляли на ходу… Среди бела дня! Когда я жила в СССР, было немыслимым даже представить, чтобы у кого-то просто вот так было на руках огнестрельное оружие. Оно было только у совсем уж отпетых бандитов-рецедивистов, по которым плакала «вышка», и таких бандитов на всю страну было раз-два и обчелся. Брата дядиной жены Глафиры нашли повешенным на дереве: он взял у кого-то деньги в долг и не мог отдать. Собирался «заработатъ» в Чечне – больше было негде!- но не успел туда доехать: кредиторы нашли его раньше… А сколько стало несчастных случаев на дорогах! Одну бабушку сбило машиной на центральной улице прямо при мне – а я была дома всего только две недели… Мне потом долго снилось, как она взлетает в воздух от удара.
Когда я пошла навестить на кладбище могилу дедушки, я ревела в голос, увидев, сколько вокруг нее могил молодых, здоровых парней и девушек. Почти все моложе меня. Все – за последние несколько лет…
Кто там обещал лечь на рельсы ?…
Женя из Ялты после долгих мытарств тоже осталась в Москве – но у нее хотя бы по-прежнему с головой было все в порядке! Одна из наших преподавательниц помогла ей устроиться на работу в библиотеку. Она не имела своего угла к 35 годам, закручивала романы со студентами, но крепилась и на жизнь не жаловалась. Только как-то раз написала мне: “Знаешь, Женечка, вот выходишь утром на улицу, – и такое впечатление, что в городе все дома, ну в общем, всё осталось по-прежнему, а улицы захватили какие-то инопланетяне…“
Виталик Резников из Ростова, другой наш однокурсник, с которым у меня были общие воспоминания, единственным из нас из всех так и не получил диплом и теперь перебивался тем, что учил молодежь играть в шахматы. Это был высокий, немного нервный еврейский мальчик – большой маменькин сынок, у которого легко шла кровь носом. Изо всех наших однокурсников он единственный говорил о себе, что он еврей, когда это еще не было модно. Его папа эмигрировал в Францию на волне еврейской эмиграции из СССР начала 70-х, но жизнь там привела его в ужас, и он вернулся. Теперь над Виталиком все смеялись из-за этого… А общие воспоминания у нас были потому, что мы несколько раз сходили вместе в кино на 3 курсе, и он даже один раз свозил меня в гости к своей зеленоградской тете. Он был соседом по комнате Саида в новом общежитии, и я начала было тогда с ним встречаться, чтобы Саида позлить. Но как только я поняла, что со стороны Виталика это грозило перерасти во что-то большее (он попытался было меня один раз поцеловать), я ужасно перепугалась и начала от него прятаться. Я была совершенно к этому не готова. Он был умный парень и быстро все понял… А я до сих пор вспоминаю слова Антуана де Сент-Экзюпери – о том, что мы в ответе за тех, кого мы приручаем…
…Анечка Боброва была на нашем курсе самой примерной студенткой. Примернее даже меня – потому что я все-таки жила в общежитии, где по жизни со всяким приходилось сталкиваться, а Анечка все студенческие годы оставалась c родителями. Она была из хорошей, интеллигентной, серьезной, достаточно обеспеченной московской семьи. Родители отбирали у неё стипендию и выдавали ей из неё по рублю в день, и поэтому мы часто брали её с собой в кафе за наш счёт, хотя мы жили беднее. Но в те годы деньги не имели такого значения. Некоторые наши девочки недолюбливали Аню за резкую, не всегда дипломатичную прямоту; другие, наоборот, любили её именно за это. Иногда она приходила к нам в общежитие в гости.
Анечка любила иностранные языки и музыку времен молодости её родителей- Элвиса Пресли. Занималась рукоделием, вязала и вышивала, свободно говорила по-английски, а когда на 3 курсе она влюбилась в нашего эстонского сокурсника, как я уже рассказывала, то решила выучить шведский. И выучила!
Любимый эстонец не обратил внимания на её чувства и женился на другой москвичке. Впрочем, скоро его семейная жизнь не заладилась, и однажды он пришёл к Маше в гости в отустствие её родителей (те отдыхали тогда на юге). Они пили чай с тортом и разговаривали о жизни, но когда он выразил робкое желание остаться на ночь, Анечка решительно выставила его за дверь. Пойти на роман с женатым человеком она была неспособна. Помню, как я восхищалась твердостью её характера, спрашивая себя, смогла бы я на её месте поступить так же.
…А на дворе затарахтела перестройка, и однажды, уже в самом её разгаре, Анечка, дочка советского офицера и сама по своему воспитанию человек советский, социалистический, сказала вслух то, что многие даже ещё не осознали: что наша страна стояла на пороге своей гибели.
– Загубить такую страну- это надо суметь !
Некоторые на неё зашикали, не понимая о чем. это она. А у меня сжалось сердце…
Я много лет не видела её и только изредка получала короткие письма. Сначала она работала по специальности, потом перешла на работу в банк. Она не хвасталась новой жизнью, но из её письма следовало, что она достаточно обеспечена и при новом строе, и хотя все творящееся вокруг было ей глубоко противно, она старалась закрыть на него глаза, благо что можно было позволить себе такие небольшие радости, как круиз по Средиземному морю, занятие любимым хобби – фотографией и даже второе высшее образование, юридическое. Родные её все тоже болeе или менее приспособились к выживанию: брат знал один достаточно экзотический восточный язык и переключился из науки в коммерцию, отец, хотя и вышел на пенсию, по-прежнему преподавал…
Она не роптала громко, хотя и скользило в её письмах презрение к окружающим её новорусским начальникам. Но особенно жаловаться на жизнь не приходилось. Ну, подумаешь, стали стрелять за окном. Можно заткнуть уши ватой. Ну, подумаешь, по телевизору показывают всякую мерзость. Его же можно не включать. Ну, подумаешь, на улицах бездомные дети попрошайничают. Можно туда не выходить – метро-работа-метро, вечером посиделки со старыми университетскими подругами, интеллигентными, такими же, как она…. Которые, морщась, работают на том самом телевидении. Или, зажмурив глаза, пишут диссертацию по истории, совершенно опровергающую все то, что они же сами писали в студенческие годы.
В личной жизни тоже мало что осталось oт высоких идеалов: как и многие мои самые умные и самые привлекательные подруги, Анечка так и не вышла замуж. Я пыталась ее убедить, что она мало что потеряла; лучше не быть замужем, чем. терпеть плохой брак или прочие семейные “радости” вроде разводов, но она глубоко вздыхала … И отправлялась на новую встречу с очередным женатым лoвeласом, надеясь на невозможное… И вновь oставалась c разбитым сердцем, остановившись в конце концов на отношениях с братом одной из своих таких же, как она, тихих и интеллигентных подруг, который приходил к ней и оставался у неё обычно только в перерывах между своими отношениями с другими женщинами…
Потом Анечка вдруг осталась безработной: ee банк закрыли в период предвыборной борьбы с коррупцией. Это её несколько расшевелило. Заграничные криузы остались в прошлом, ей оставалось получать пособие 3 месяца – и за это время надо было во что бы то ни стало найти новую работу. Анечка сетовала на то, что её никуда не возьмут, что ей уже 35, что на молодую секретаршу она уже не потянет (она как бы не хотела задумываться о том, чем. обычно “положено” заниматься на службе вот таким молодым секретаршам!), и даже промолвила как-то что-то о злобном капитализме.