Город бездны - Аластер Рейнольдс

— Думаю, нам стоит вернуться, — сказал Гомес.

— Мы идем внутрь.

— Ты не слышал, что сказал Оливейра? А то, что эта посудина выглядит немного странно, тебя не смущает? Такое чувство, что ее слепили кое-как, по образу и подобию наших кораблей.

— Да, это меня смущает. Именно поэтому мне надо попасть внутрь.

— Лаго это уже сделал.

— Значит, мы рискуем на него нарваться.

Небесный был настроен решительно. Он даже не позаботился снять шлем с тех пор, как прошел через воздушный шлюз.

— Мне тоже хочется посмотреть, что там, внутри, — признался Норквинко.

— Хотя бы один из нас должен оставаться в шаттле, — сказал Гомес. — Шаттл, который нас засек, может появиться в ближайшие часы. Так что будет неплохо, если кто-нибудь будет наготове и сможет об этом позаботиться.

— Прекрасно, — одобрительно кивнул Небесный. — Значит, у нас есть доброволец.

— Я не имел в виду…

— Это меня не интересует. Просто прими предложение. Если у нас с Норквинко будут неприятности, ты узнаешь об этом первым.

Они покинули шаттл и запустили портативные реактивные двигатели, чтобы пересечь короткое расстояние до корпуса «Калеуче».

Небесный и Норквинко приземлились возле отверстия. Обшивка ходила ходуном, точно пружинный матрас. Удерживаться на ногах удавалось лишь с помощью липких присосок на подошвах обуви.

Вопрос, который они очень не хотели себе задавать, встал теперь весьма остро и требовал ответа. Каким образом обшивку корабля превратили в нечто, больше всего напоминающее губку? С металлом такое в принципе не может произойти — даже если рядом произойдет аннигиляция. Нет, что бы здесь ни случилось, это не укладывалось в привычные рамки. Казалось, обшивку корабля-призрака до последнего атома заменили иной, пугающе пластичной субстанцией, воссоздав мельчайшие детали — но сходство было чисто внешним. Были сохранены форма, текстура и даже цвет — но все это не работало. «Калеуче» походил на грубый слепок настоящего корабля. Небесный поймал себя на мысли, что сомневается в реальности происходящего. Действительно ли он стоит на обшивке «Калеуче» — или это только кажется?

Небесный и Норквинко подошли к отверстию, целясь из лучевых винтовок в темноту. Рваная обугленная кромка напоминала приоткрытые морщинистые губы. Потом на глубине в пару метров в луче фонаря мягко блеснула густая волокнистая масса, покрывающая стенки «колодца». Эта картина показалась Небесному знакомой: так выглядела сетка из алмазных волокон, впрессованных в быстрозастывающий эпоксидный клей — таким образом заделывали пробои в обшивке. Похоже, Оливейра обнаружил в обшивке «Калеуче» слабое место, не пожалев времени, чтобы обследовать ее поверхность, составить карту плотности — после чего он вскрыл ее лазерным резаком или выхлопом из дюз шаттла. Пробив туннель, он распылил по его внутренней поверхности герметик, который входит в ремкомплект шаттла — скорее всего, чтобы стенки не могли внезапно сомкнуться.

— Попробуем здесь, — сказал Небесный. — Похоже, Оливейра нашел удачное решение. Нет смысла второй раз делать то же самое, у нас слишком мало времени.

Прежде всего нужно было настроить инерциальные компасы, встроенные в запястья скафандров, выбрав точкой отсчета нынешнюю позицию. «Калеуче» не вращался — ни вдоль продольной оси, ни вдоль поперечной, так что внутри они не заблудятся. Даже если компасы дадут сбой, трос поможет им вернуться и выйти через «рану» в корпусе.

Поймав себя на этой мысли, Небесный остановился. Почему он назвал дыру в корпусе раной?

Они полезли внутрь, Небесный шел первым. Сразу за отверстием начинался туннель с грубыми стенами, который уходил в глубь корпуса метров на десять-двенадцать. Будь это «Сантьяго», они бы давно миновали все слои обшивки и оказались в лабиринте тесных служебных камер, протискиваясь сквозь переплетение линий коммуникации, силовых кабелей и труб системы охлаждения, а может быть, даже в одном из железнодорожных туннелей.

Может быть, именно из этой точки туннель более или менее непрерывно тянется на несколько метров? Небесный не без оснований полагал, что это не так.

Стены туннеля, скважины или чего бы там ни было — становились все более твердыми и блестящими. Теперь они напоминали уже не слоновью шкуру, а хитиновый панцирь насекомого. Небесный направил луч фонарика в темноту, и впереди заиграла бликами черная глянцевая поверхность. Но туннель не заканчивался тупиком, как ему показалось в первый момент, а резко поворачивал вправо. Через изгиб едва удалось протиснуться — ранец с двигателями создавал дополнительный объем. К счастью, стенки туннеля были гладкими, и можно было не опасаться порвать скафандр или потерять что-нибудь из оборудования. Оглянувшись, Небесный увидел, как Норквинко пробирается следом — не без труда, поскольку был несколько крупнее.

После этого туннель расширился. Идти стало легче. Время от времени Небесный останавливался и просил Норквинко убедиться, что трос разматывается без помех и по-прежнему натянут, хотя инерциальные компасы исправно отмечали все их перемещения относительно отправного пункта.

Небесный проверил радиосвязь.

— Гомес? Как меня слышишь?

— Четко и ясно. Что вы нашли?

— Пока еще ничего. Но можешь быть уверен: это не «Калеуче». Мы с Норквинко прошли уже метров двадцать — и вокруг по-прежнему твердое вещество.

— Так не бывает, — после минутной паузы добавил Норквинко.

— Верно — если считать, что это корабль наподобие нашего. Но это не так. Думаю, такого мы совершенно не ожидали.

— Но ты согласен, что его отправили с Земли после отлета Флотилии?

— Нет. Прошло всего около ста лет, Гомес. Не думаю, что этого достаточно, чтобы додуматься до такого. Он не похож ни на что, созданное человеком. Я вообще сомневаюсь, что мы находимся внутри машины.

— Что бы он ни был, но на вид это корабль Флотилии.

— Пока не приглядишься повнимательнее. По-моему, он специально изменил форму, чтобы мы так думали. Что-то вроде маскировки. И ведь он своего добился! Тит… мой отец считал, что все это можно объяснить неким событием, которое случилось относительно недавно. Знай он, что нас преследует чужой корабль, все могло бы быть по-другому.

— И что бы он, по-твоему, сделал?

— Не знаю. Ну… например, сообщил бы об этом на другие корабли. Во всяком случае, понял бы, что нам грозит опасность.

— Возможно, он был прав…

В этот момент что-то произошло. Небесный и Норквинко скорее почувствовали шум, чем услышали его — словно где-то ударил гигантский колокол. Вокруг был вакуум, поэтому они скорее ощутили вибрацию корпуса.

— Что за чертовщина, Гомес?

— Не знаю, — слабо отозвался Гомес. — Здесь ничего не происходит. Только теперь вас почти не слышно.

Мы спускались уже почти два часа, когда далеко в глубине, куда вертикально уходила труба, что-то появилось.

Это было тусклое золотистое сияние, и оно приближалось.

Я все еще размышлял над событиями, которые только что пережил. Я все еще ощущал страх, с которым Небесный входил в нутро «Калеуче», и этот страх имел металлический привкус, словно от пули во рту. Сейчас я чувствовал почти то же самое. Я тоже спускаюсь сквозь темноту, тоже надеюсь получить ответ — или вознаграждение. Я знаю, что подвергаюсь огромной опасности, и понятия не имею о том, что ждет впереди. Совпадение было потрясающим, и я почувствовал, как мороз продирает по коже. Теперь Небесный перестал быть просто образом, который заполонил мое сознание. Он управляет мной, как кукловод, заставляя меня повторять его шаги… а ниточки тянутся сквозь столетия истории. Я стиснул кулак. Сейчас рука снова начнет кровоточить, как во время последнего видения.

Но на ладони не появилось ни капли крови.

Робот-обходчик продолжал с грохотом ползти вниз по трубе. Квирренбаху больше не удалось заставить его увеличить скорость. Жара была почти невыносимой. Еще три часа — и мы просто умрем от обезвоживания.

Но в трубе становилось все светлее.

Скоро причина стала ясна: секция трубопровода, к которой мы приближались, была сделана из грязного стекла. Квирренбах заставил кабину вращаться вокруг оси, так что не думаю, что снаружи можно было разглядеть, кто спускается по трубе. Но у меня по-прежнему был хороший обзор. Трубопровод тянулся через темную камеру, похожую на пещеру. Повсюду, точно гроздья, висели какие-то устройства — огромные емкости, наподобие доменных печей, соединенные целой паутиной блестящих шлангов, похожих на кровеносные сосуды, трубопроводов и тонких мостиков. На полу, точно стадо спящих бронтозавров, рядами стояли могучие турбины.

Мы почти добрались до крекинг-станции.

Я оглядывался, пораженный габаритами этого помещения — и тишиной.

— Похоже, ни одного дежурного, — заметила Зебра.