Год Дракона - Вадим Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москва, 20 мая. Комментируя вчерашние события в российской столице, аккредитованные здесь масс-медиа теряются в догадках и выдвигают различные версии. Общее мнение, однако, единодушно связывает происходящее в Москве с трагическими событиями в Беларуси. Официальная версия событий по-прежнему не прозвучала.
Минск, 21 мая. Сегодня здесь официально провозглашено возрождение Беларуской Народной Республики и объявлен состав переходного правительства, которое будет работать до того момента, пока не состоятся выборы в Центральную Раду БНР, намеченные на осень. Настоящей сенсацией прозвучал тот факт, что министр обороны Беларуси сохранил свой пост и в новом правительстве. Председатель Комитета национального спасения Алесь Пинчук заявил, что вклад министра генерал-лейтенанта Олейникова в укрепление основ военного строительства в Беларуси трудно переоценить, и выразил надежду, что усилия, затраченные Олейниковым, пойдут на пользу новой армии нового государства. В ответном слове министр поблагодарил за оказанное доверие и заверил правительство, что сделает все от него зависящее для того, чтобы армия и народ представляли собой единое целое, как это и должно быть. Аналитики считают, что это решение, хотя и является, мягко говоря, нетрадиционным, в полной мере соответствует внутриполитическим реалиям, сложившимся в стране, и обеспечит полную лояльность военных новым властям. Полагают, что с Олейниковым были проведены секретные переговоры, однако этот факт отказываются комментировать и Комитет национального спасения, и сам генерал, заявив, что имевшие место контакты состоялись в интересах и на благо страны и народа.
ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. МАЙ
Елена сидела на кровати и держала Сонечку за руку. Девочка спала. На шее у нее по-прежнему была фиксирующая повязка, правда, теперь не такая пугающая, как в Минске. Услышав стремительные шаги Майзеля, Елена обернулась и прошептала сердито:
– Тише, пожалуйста! Она, может быть, десять минут как сама заснула… За трое суток… Ужас какой-то…
– Это ничего, что ты говоришь по-русски, дорогая? – улыбнувшись, тоже шепотом ответил Майзель. – У тебя неплохо получается…
– На каком, по-твоему, языке я должна говорить сейчас с ребенком? – перейдя на чешский, прошипела Елена. Она поднялась и оттащила его за рукав в сторону, к окну. – Ты даже сейчас не можешь без своих…
– Это защитная реакция, ежичек. Не сердись. Сама-то ты как?
– Нормально. Я смертельно устала, но это пустяки, – Елена замученно улыбнулась.
Майзель долго смотрел в ее потемневшие глаза. Потом погладил ее ладонью по лицу:
– Елена…
– Не надо. Мы ведь никуда… Мы никому не отдадим ее, правда? Ты… ты не можешь поступить так со мной…
– Нет, Елена. Конечно, нет. Она будет с нами. Я обещаю. Только ведь она уже большая…
– Это ничего. Нет нужды менять памперсы, – Елена усмехнулась, но лицо ее дрожало так, что Майзелю опять захотелось разорвать кого-нибудь на части. – Я знаю, тебе все это, как…
– Прекрати. Ты нужна мне, как воздух. Я не могу без тебя дышать. В любом составе, на любых условиях… Ради этого я действительно готов на что угодно. Обещай мне, что ты никогда больше не оставишь меня. Пожалуйста, Елена…
– Я же обещала, помнишь? Это… просто я должна была… Иначе…
– Да. Обязательно. Я знаю.
Она закрыла глаза и потерлась щекой о его руку.
– Все хорошо будет, елочка-иголочка. Теперь все будет хорошо… Сонечка будет жить с нами, и вырастет, и станет красавицей, и выйдет замуж за принца… Все будет хорошо, жизнь моя, слышишь?!
– Какой ты Дракон, – засмеялась сквозь слезы Елена, ухватив его легонько за нос. – Ты не Дракон, ты сказочник… Оле Лукойе…
Наверное, он так никогда и не скажет мне это, с грустью подумала Елена. Ну, что ж… В конце концов, поступки важнее слов. Ну, что ж. Пусть будет, что будет. Я ведь люблю его. И не могу без него. Совсем не могу…
Ее снова затошнило, – на этот раз очень сильно. Так сильно, что…
Он увидел, как Елена вдруг странно побледнела. Зрачки у нее стали огромными, она зажала рот рукой и ринулась к умывальнику в углу палаты. Майзель услышал, что ее тошнит…
Он испугался так, что едва не сел на пол. Какое счастье, что они в больнице… Он нажал кнопку тревоги на брелке. Секунду спустя в палату влетели люди Богушека.
– Врача ко мне, мигом!!! И кого-нибудь из службы химзащиты с экспресс-анализатором!!! – прорычал Майзель. – Давайте, шевелите задницами!!!
Он снова бросился туда, к Елене. Она все еще стояла, согнувшись, над раковиной.
– Ангел мой, ничего не трогай. Слышишь меня?!
– Что?… – слабым голосом выдавила из себя Елена.
Она протянула руку, чтобы включить воду. Майзель, скрипнув зубами, перехватил ее пальцы у самого вентиля:
– Ничего не трогай. Сейчас придет врач и…
В это время в палату влетели врачи, химики и Богушек. Майзель легко поднял Елену на руки, перенес к окну, уложил на пустую кровать. Сонечка спала, как ни в чем не бывало, – ни свет, ни шум не разбудили ее. Прибежали еще санитары, и кровать с Еленой выкатили сначала в коридор, набитый поднятыми Богушеком по тревоге полицейскими и охраной, а потом в соседнюю палату. Он оставил дрожащую и все еще бледную Елену с медиками, сам метнулся обратно в палату Сонечки, где Богушек и химики колдовали над умывальником:
– Ну?!?
Химик развел руками:
– Ничего нет, пан Данек. Никаких алкалоидов, никаких неизвестных реагентов, абсолютно. А уж из обычных средств так и вообще… Я возьму пробы в лабораторию, но в первом приближении…
– Понял. О результатах доложить немедленно. Давай, работай!
Вернувшись к Елене, он присел на кровать, взял ее за руку. Она тихонько сжала ему ладонь:
– Мне лучше.
– Жизнь моя, ты меня напугала. – Он повернулся к врачу: – Что это было?
Докторша странно посмотрела на него и вдруг расплылась в улыбке.
– Что? Я так по-идиотски выгляжу? – приподнял брови Майзель. – В чем дело?
– Простите, пан Данек, – смешалась докторша. – Я… простите, Бога ради. Я даже не знаю, что сказать… Собственно… В общем, это вполне заурядный токсикоз, на втором месяце бывает и похлеще…
– Что?… – выдохнула Елена.
– Что-о-о?!? – взревел Майзель. – Что вы сказали?!?
Докторша несколько раз молча открыла рот, переводя растерянный взгляд с Елены на Майзеля и обратно:
– А… а вы что… Вы…
– Доктор, вы уверены? – вкрадчиво спросил Майзель голосом дракона, готовящегося спалить парочку городов средней руки.
Докторша пожала плечами:
– Я сейчас…
Она вышла и через минуту вернулась, – с обыкновенным тестом на беременность, какие продаются в аптеках на каждом углу, и протянула его Елене:
– Вот, проверьте сами, голубушка…
Елена выбралась из кровати и прошлепала в туалет, по дороге дико посмотрев на Майзеля. Молча проводив ее взглядом, он снова уставился на докторшу:
– Итак?!?
– Пан Данек, да вы что, в самом деле? Здоровая молодая женщина… Вы что, не… Вы что, ничего не знали?!
– Мы… Это сейчас неважно. Доктор, у Елены были осложнения после… одной истории. Этого не может быть, понимаете?
– Чего не может быть? Послушайте, пан Данек, я же не первый день и даже не первое десятилетие на медицинской службе. Если я говорю, что пани беременна, это может означать только то, что означает. Вы уж меня, ради Бога, извините, но…
– Стоп, доктор. Стоп. То есть, вы хотите сказать…
В это время вернулась Елена. Вид у нее был такой… Не выпуская из рук полоску теста, она взобралась на кровать и с совершенно невообразимым перевернутым лицом продолжила ее рассматривать:
– Доктор… Она… она розовая…
– А я что говорила?! – докторша победно вскинула подбородок. – Конечно, она розовая. Потому что вы, дорогая, в положении. Острого не ешьте, побольше овощей и фруктов, продукты с кальцием, молоко, творог… Подольше гуляйте на свежем воздухе. И витамины я сейчас выпишу, если хотите. Да что с вами происходит, в конце концов, молодые люди?!.
– Доктор, никому пока ни слова. Хорошо? – Майзель поднялся. – Просто никому ни слова…
– Ну, пан Данек, вы меня за кого… Я могу быть свободной?
– Да. Да, разумеется… Спасибо.
– Не за что, – вздохнула докторша и вышла.
И тут же вошел Гонта. На него было невозможно без слез смотреть – глаза на пол-шестнадцатого, усы трясутся…
– Что?!?
В руках Богушек держал свернутый в трубочку лист электронной бумаги:
– Вот… Карта анализа гормонального фона…
– Ты думаешь, я в этом разбираюсь?
– Чего там разбираться-то… – Гонта развернул лист, тряхнул его, и молочно-белое поле мгновенно покрылось текстом. – Нечего разбираться, вот, тут написано… Соответствует сроку беременности шесть-семь недель…
Гонта вдруг всхлипнул и отвернулся.
– У-у, какие мы нежные, – протянул Майзель, но голос у него предательски подпустил петуха в самом неподходящем месте. – Какие мы чувствительные. Вот уж не ожидал от тебя, братец…