Корона Тафелона (СИ) - Авербух Наталья Владимировна

Дака тревожно посмотрела на цирюльницу.

— Здесь никогда не было заставы! — сказала она.

Врени ответила подруге таким же встревоженным взглядом. У Увара в отряде — полсотни воинов, да с Янаком — бойцов двадцать. А здесь всего-то два десятка, к тому же только у троих человек железные доспехи, у остальных войлочные. Но если за ними — застава, если Хакан, кто бы он ни был, правит здесь…

— Кто такой — Хакан? — спросила Врени. — Ты его знаешь?

Дака коротко рассмеялась.

— Князь, — пояснила она. — Великий князь. Как Клос. Только лучше.

— Это таможня, — догадалась Врени. Значит, хакан — не имя, а титул. — Степная таможня. Да?

— Да, — медленно наклонила голову Дака. — Если правда — то да. Сагилл! Сагилл! Вараза от края оттащи! Смирно сидите! Я вам! Ольви! Ольви, не сметь! Дандак! Дай Ольви Санапи, пусть нянькает! Ольви! Ольви, расчеши Санапи волосы!

Сагилл, шестилетний бойкий мальчуган, со смехом ухватил самого младшего брата, Вараза, за пояс и рванул на себя, и они опрокинулись на спины. Дандак, средний брат, с натугой пихнул в руки Ольви полуторагодовалую Санапи. Ольви было около семи лет, но в человеческом облике девочка выглядела всего на четыре. Сейчас её трясло от страха и возбуждения, но она послушно достала деревянный гребешок и принялась расчёсывать мягкие волосики приёмной сестрички. Дрожь, которая сотрясала тело маленькой оборотницы, постепенно унималась.

Дака покачала головой.

— Нельзя, чтобы Ольви превратилась, — сказала она, повернувшись к цирюльнице. — Нет в степях такого, чтобы любили тех, у кого две шкуры. Убьют. Сагилл говорил — когда-то мохнатые по степи кочевали. Народ был. Потом их не стало. Давно не стало. На них все войной ходили. И мы, и братья Харлана и из Дарилики приходили. Всех убили. Нельзя.

Сагилл был погибший старший брат Даки, в честь которого она назвала первенца.

Пока Дака и Врени отвлекались на детей, Увар и Янак о чём-то договорились с чужим отрядом, и оберст приказал трогаться вперёд. Чужие разделились, один десяток поехал впереди, второй — позади людей Янака и Увара. Врени обратила внимание на то, какие они спокойные и уверенные, почти наглые. Им плевать, что они в меньшинстве. Это их земля, они здесь хозяева. Но, судя по словам Даки, раньше так не было. Давно ли хакан стал здесь править?

Они добрались до заставы, которая оказалась всего-навсего большим лагерем посреди степи. Женщин там не было вовсе и на отряды Увара и Янака снующие между войлочных шатров мужчины смотрели с неприкрытым любопытством. Со стороны доносилось овечье блеянье, видно, рядом пасли стадо. Возле лагеря треугольником были выкопаны три колодца. К Даке и Врени, привычно занятым шатрами, подошёл Фатей.

— Нехорошо, — сказал он, глядя мимо женщин. — Сказали, спокойно тут. Хакан велел, чтобы мир был везде. Хакана слушаются. Сказали телеги в стороне поставить, шатры не окружать.

— Ну и что? — не поняла Врени. Фатей сплюнул.

— Нехорошо, — повторил он. — Дака, смотри за дочерью. Пусть не боится. Пусть не превращается.

Он ушёл. Дака встревоженно смотрела вслед брату.

— Ой, плохо, — покачала головой она и повернулась к цирюльнице. — Телеги вокруг шатров стоят. Можно отбиться. Сейчас — нет.

— И Увар послушается? — недоверчиво спросила Врени. На оберста такая покорность была непохожа.

Дака невесело улыбнулась.

— Ты не видишь, нет? Большая застава. Вечером много вернутся. Куда мы от них денемся? Тут везде степь.

Дака оказалась права: вечером на заставу вернулось пять таких отрядов — и все без женщин. Увар и Янак остались в меньшинстве. Оберст, впрочем, держался спокойно и уверенно. Вечером его позвали к костру старшего на заставе, и он пошёл туда, взяв с собой Харлана и Янака. О чём они говорили до поздней ночи, никому потом не рассказывали.

— Хей, — сказал Фатей наутро, когда Юлди под руководством Врени осторожно разминал спину. — Тебя Заступник слушает? Поговори с ним. Скажи — помощь нужна. Пусть помогает.

— Я не могу указывать Заступнику, — распрямился монах.

— Зачем тогда ты веришь? — сделал удивлённые глаза Фатей. Врени была готова поспорить на свою долю от похода, что мальчишка смеётся над монахом.

— Вера даётся не зачем, — устало ответил Юлди. — Я верю в Заступника потому, что Он есть.

— Так поговори с ним! — обрадовался юноша. — В Толок не идём, к хакану идём. Хакан скажет — можно — пойдём в Толок. Скажет — нельзя — раз! Раз!

Он резко рубанул рукой, показывая, как отсекают головы. По спине Врени пробежал неприятный холодок. Фатей, похоже, не шутил.

— Откуда ты знаешь? — спросила она. Фатей покосился на неё, но так и не посмотрел прямо.

— Фатей много знает, — уклончиво отвечал он. — Поговори с Заступником, Юлди, пусть скажет хакану, чтоб пропустил нас.

Врени не стала напоминать мальчишке, что прозревший не должен ждать помощи от Надзирателя. Пусть с ним Медный Паук разбирается.

— Я буду молиться, — пообещал монах, — чтобы Заступник укрепил нас в этом испытании, как он укреплял нас в прошлых.

Фатей сплюнул.

— Видал, сколько их? — проворчал он уже без смеха. — Только первая застава — и так много. Янак говорит, дальше больше будет. Янак говорит, раньше заставы так близко к Каневу не стояли. Теперь стоят. Много. Твой Заступник закроет от их стрел?

Юлди осенил себя священным знаком.

— Кто знает. Тому, кто искренне верит, Он являет помощь в любых испытаниях. Я сам, хоть и недостоин, был свидетелем тому. Моя вера сломила злое чародейство Князя-Жреца и…

Он не договорил, потому что Фатей покатился со смеху.

— Я слышал, — сказал юноша, отсмеявшись. — Ты — да. Хорошо держался. Хорошо верил. Заступник тебя наградил. Отводил чародейство. Но колдун — нет.

— Я видел сам! — неожиданно для Врени рассердился Юлди. — Он упал, сражённый…

Цирюльница покачала головой. Фатей доиграется.

— Ольви, — объяснил юноша, злорадно ухмыляясь. — Дака её подучила. Спряталась в тумане, прокралась. Цапнула колдуна за ногу. Хорошо цапнула. Колдун упал. Юлди победил. Юлди герой! Заступник хороший бог! Помогает!

На монаха было жалко смотреть. Он стоял, опустив руки, лицо его пылало от стыда. Фатей нахально хлопнул Юлди по плечу.

— Ты поговори с Заступником, — посоветовал юноша. — Скажи: мы тебе помогли, тебя теперь уважают. Теперь ты нам помоги. Поговори с хаканом. Пусть пропустит в Толок!

Он ещё раз хлопнул Юлди и пошёл прочь.

— Не слушай его, — неловко сказала Врени.

— Это правда? — спросил монах.

— Юлди…

— Это правда?!

— Правда, — вздохнула цирюльница. Освободитель, кто мальчишку за язык-то тянул?!

— И ты молчала?! Позволила мне думать…

— Я пыталась тебя вразумить, — напомнила Врени.

— Но ты не сказала мне что я… что я…

— Какая разница?! — разозлилась цирюльница. — Ты победил, мы ушли оттуда целые и невредимые. Ты хоть представляешь себе, что с нами было бы, если бы ты проиграл?! А с тобой что было бы?! Я слушала, что говорили в Дульме. Этот колдун может вытянуть живую душу из тела. Ты, кажется, после смерти к Заступнику собрался? Мог бы забыть о Нём навсегда. На вечность.

— Это ты придумала, — сказал монах, не слушая её. — Ты придумала послать Ольви.

— Мы с Дакой, — пожала плечами Врени. — Всё, хватит! Скоро ехать, а ты стоишь и языком треплешь. Давай, разминайся, если хочешь в седло сесть. Неделя, две — и сможешь.

От колодцев донеслось что-то недоброе — быстрая чужая речь, мужской голос, наглый, властный, мешающий свой язык с языком народа Даки, и в ответ — женский голос, два резко сказанных слова. Васса?...   Потом опять — мужской голос. Плеск воды. Васса?

Врени поспешила туда. Васса стояла у колодца с ведром, а перед ней — с головы до ног мокрый чужак в странной шёлковой одежде, что-то вроде длинной запашной куртки, из-под которой виднелись широкие штаны. На голове у него была невысокая островерхняя шапка по краю отделанная мехом, стан охвачен поясом с золотыми бляхами. Богатый человек. Или знатный. Или богатый и знатный вместе.