Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

На вопрос Н. А. Кудашева о том, что в сложившейся ситуации более соответствовало бы интересам России – доведение до конца Дарданелльской операции или перенесение основных усилий Англии и Франции на Западный фронт, М. В. Алексеев ответил «приблизительно так: для нас ликвидация Дарданелльской операции, конечно, самая важная задача, ибо, разрешись она, можно будет заключить сепаратный мир с Турциею (курсив источника. – А. О.) и перебросить кавказскую армию против Германии, а это может решить участь войны в нашу пользу, так как и немцы устали, и появление свежих сил может сразу все изменить»61. При этом генерал высказался в пользу желательности активизации союзников на Западном фронте, так как это лишит возможности немцев пополнять свои потери на русском фронте, что даст возможность русской армии через 5–6 недель, по прибытии ожидаемых военных запасов, прейти в наступление и оттеснить немцев на запад62.

На следующий день после этого примечательного разговора из штаба Черноморского флота на имя М. В. Алексеева была отправлена чрезвычайно интересная телеграмма. В Севастополь из-под Дарданелл вернулись два офицера, и командующий флотом спрашивал начальника штаба Ставки, не желает ли он лично ознакомиться с их докладом. Из него следовало, что союзники обладают слабой артиллерией и недостаточными силами пехоты, потери в живой силе едва-едва компенсируются ее подвозом. Несмотря на постоянный недостаток в снарядах, который испытывали турки, перелома ожидать не приходилось. Он мог произойти только в том случае, если на чашу весов было бы брошено не менее 300 тыс. человек с артиллерией. В противном случае предсказывался крах63, причем не только союзной десантной экспедиции. Прежде всего могло измениться положение на Балканах. Бухарест и София опять начали смотреть на военную контрабанду сквозь пальцы, и она «после нашего поражения под Ковной широкой волной хлынула по железным дорогам Румынии и Болгарии»64. Телеграмма попросту призывала к немедленной активизации подготовки десанта; командующий флотом предупреждал: «Начавшаяся оккупация дадеагачской дороги заставляет ожидать пропуска германской армии к Дарданеллам, а тогда крышка. Поэтому я спешу Вам передать эти выводы офицеров, которые все видали и беседовали со всеми высшими начальниками и массой офицеров – так как меры необходимо принять быстрые и решительные. Надо решительным ударом, хотя бы обнажив частью французский фронт, покончить с Проливами, пока не покончили с на, ми (выделено мной. – А. О.)»65.

И, наконец, М. В. Алексееву было ясно сказано: в случае если немцы укрепятся в этом регионе, если там появятся их войска и подводные лодки, русский десант на Босфор будет невозможен никогда66. Эти удивительные по глубине анализа слова не имели почти никаких последствий. В конце сентября 1915 г. в Одессе оставалась только Черноморская пехотная бригада. Артиллерии также не хватало: на складах города имелось 18 полевых мортир образца 1904 г. и 18 легких скорострельных пушек образца 1902 г. Полная готовность двух трехбатарейных дивизионов – скорострельного и мортирного ожидалась в середине октября, когда они получили бы личный состав и недостающие по штатам 50 легких орудий67. Ставка растеряла свои резервы в боях на австро-германском фронте и ожидала от союзников помощи во Франции.

24 августа 1915 г. генерал Я. Гамильтон, штаб которого находился на острове Имброс, записал в своем дневнике: «Когда я читаю британскую прессу, то, изголодавшись в своих путах, я чувствую, что не могу послужить своей стране лучше, чем убить своего друга-цензора и написать домой парочку-другую статей. Любая армия может смести внезапным ударом противника на отдельном секторе его обороны, но никакая армия не сможет осуществить прорыв, если она потеряет свою мораль. Будет найден двигатель для того, чтобы восстановить маневры и марши, но в этот исторический момент на кону стоит наша тактика. Прорваться через линию фронта означает продвижение на шесть или семь миль; в противном случае нельзя захватить крупные орудия противника. Но поддержка этой атаки, собственные тяжелые орудия не смогут поддержать наступающего, когда он продвинется на пять или шесть миль. Тогда в дело вступают резервы противника; они приходят, чтобы остановить наступление. Три или четыре мили наступления должны быть довольно легкими, но на западе это будет означать только три или четыре мили земли и более ничего. Но здесь (выделено автором. – А. О.) эти три-четыре мили – нет, две или три мили (такие бесполезные во Франции) сами по себе являются важной целью; они дают нам стратегическую ось вселенной – Константинополь! Представим даже, что ценой многих жизней нам все же удалось отбросить немцев за Рейн, и даже в том случае мы получим меньше, чем могли бы, овладев этим маленьким полуостровом (Галлиполийским. – А. О.)! Четверть той энергии, которую они готовы потратить во имя возвращения la belle France нескольких миль, могут дать нам Азию, Африку, Балканы, Черное море, устье Дуная; мы сможем обменять винтовки на русское зерно; и, что до сих пор жизненно важно, – настроить сердца русской солдатни на англо-саксонский лад. Победа путем убийства немцев – это варварская концепция и дикий метод. Нажим небольшими силами на слабом участке врага для того, чтобы поставить его на колени, лишив провинций, ресурсов и престижа – это артистическая идея и научный ход: первый метод – удар дубиной, второй – выпад шпагой. Мы принимаем за установленный факт то, что мы обязаны «давить» во Франции и Фландрии; что мы должны (везде выделено автором. – А. О.) истощать себя, принуждая захватчиков отступить к их собственным границам. Между тем, решившись «держаться» там, мы могли бы давить там, где захотим»68. Я. Гамильтон прекрасно знал, о чем писал.

Главы союзнических армий Г Китченер и Ж. Жоффр еще 7–8 июля 1915 г. на встречах в Кале и на конференции в Шантильи обсуждали проблему оказания помощи русскому фронту. Ж. Жоффр настаивал на наступлении, чтобы поднять мораль союзнических войск и воспользоваться ослаблением немецкой армии во Франции. Командовавший британским экспедиционным корпусом фельдмаршал Дж. Френч, в принципе, соглашался с идеей наступления, но считал необходимым начать его по прибытии 2-й британской армии. Наступление решили предпринять в августе 1915 г.69, но началось оно 25 сентября. Генерал Ж. Жоффр надеялся, что это будет решающее сражение войны. Союзники бросили вперед три четверти всех французских сил. 48 французских и 13 английских пехотных дивизий, 10 французских и пять английских кавалерийских дивизий при поддержке 1800 тяжелых и 3 тыс. легких орудий не добились успехов70.

Артиллерийская подготовка наступлений в Шампани и Артуа затянулась на три дня71. Во время наступления в Шампани только французами было использовано 3,980 млн 75-мм и 987 тыс. тяжелых снарядов, при этом результаты наступления были более чем скромными. Французам удалось захватить 150 орудий и 25 тыс. пленных, англичанам – 25 орудий и 3 тыс. пленных72. Атаки французов в Шампани и англичан под Лоосом не изменили положение ни на Западном, ни на русско-германском фронте. Территориальные успехи были незначительными. Для сравнения отметим, что запрос на месячное снабжение боеприпасами британских сил на Галлиполийском полуострове в августе 1915 г. составил: снарядов к 18-фунтовым орудиям (3,3 дюйма) – 300 тыс.; снарядов к 4,5-дюймовым гаубицам—30 тыс.; снарядов к 5-дюймовым гаубицам – 30 тыс.; снарядов к 6-дюймовым гаубицам – 24 тыс.; снарядов к 60-фунтовым орудиям – 15 тыс.; снарядов к 9,2-дюймовым орудиям – 6 тыс.73 Иначе говоря, испытывая трудности в обеспечении своих армий на Проливах 75 тыс. тяжелых и 300 тыс. легких снарядов, союзники смогли потратить в Шампани и Артуа количество снарядов, более чем в 13 раз превышающее скромную месячную потребность Галлиполи. В то же время потери превысили те, что союзные силы понесли на Галлиполи, в три раза.

Д. Ллойд-Джордж отмечал: «Половина тех бойцов, которые пали во время этого преступного наступления, могли бы захватить Галлиполи или, если бы их отправили в Салоники, сумели бы помочь Сербии вторгнуться в Австрию за Дунай. Одной трети снарядов было бы достаточно, чтобы предотвратить отступление русских»74. Отсутствие зримого успеха Антанты, безусловно, было весомым доводом для Фердинанда Кобурга и его сторонников. Пока русская армия отступала, а английская и французская безуспешно атаковали позиции турок на Проливах и немцев во Франции, многим «наиизбраннейшим» казалось, что Фердинанд сделал правильный выбор. По завершении мобилизации болгарские войска все в большем количестве сосредотачивались на сербской границе. В Турции эта весть была принята с восторгом. «В городах произошли демонстрации, враждебные России и дружественные центральным державам, – говорилось в сводке сведений штаба Черноморского флота от 12 (25) сентября. – В Константинополе известие о болгарской мобилизации принято с большим энтузиазмом; перед болгарской миссией состоялась манифестация в честь Болгарии, Австрии и Германии»75.