Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Десантом командовал капитан 2 ранга П. О. Шишко – командир миноносца «Инженер-механик Дмитриев»66. Успех оказался неплохим, если учесть, что отряд был собран из слабо подготовленных войск, и надежными считались только драгуны. В тот же день войска вернулись, как отмечал один из офицеров, «вполне удовлетворенные своим успехом и тем, что так дешево отделались от этой затеи»67. Таким образом, ничего масштабного и действительно угрожающего флангам немецкой группировки в Курляндии так и не было сделано. На Балтике активно продолжали действовать лишь британские и русские подводные лодки. В этих действиях особый успех сопутствовал англичанам. 23 октября 1915 г. Е-8 под командованием Ф. Гудхарта торпедировала у Либавы броненосный крейсер «Принц Адальберт». Корабль погиб мгновенно, из 675 членов экипажа только троим удалось спастись. Это была самая крупная потеря немцев на Балтике за всю войну. 7 ноября Е-19 под командованием командора Ф. Кроми торпедировала и потопила легкий крейсер «Ундине»68.

Достижения британских подводников, разумеется, не могли повлиять на положение дел на фронте. Здесь успехи были весьма скромными. Тем не менее проявившаяся утомленность войск противника и отсутствие за его линией фронта значительных резервов порождали мысль о возможности перехода в контрнаступление. Легче всего это было бы сделать на участке, занимаемом австрийцами. Кроме того, этому соответствовала и общая обстановка на Балканах. Юго-Западный фронт тоже не был пассивно отступающей силой. Частично активность здесь имела и для русских, и для австрийцев политический или пропагандистский характер. Австрийцам необходимо было полностью очистить свою территорию от присутствия русских войск. России же, особенно после Великого отступления и потери всей Польши и Литвы, а также значительной части Белоруссии, было чрезвычайно важно сохранить под своим контролем часть территории противника. Кроме того, способность русской армии к масштабным действиям была доказательством того, что успехи весенне-летнего наступления противника отнюдь не привели к ее нейтрализации.

17 (30) августа 11-я армия нанесла австрийцам весьма чувствительный удар на тарнопольском направлении, в районе железной дороги Козова – Тарнополь. Состояние грунта в районе контрудара позволяло использовать броневики, и это было одной из причин того, что атака имела значительный успех69. Тем не менее это был изолированный выпад, а масштабное контрнаступление началось позже. Вечером 25 августа (7 сентября) 11-я армия начала движение от Серета на Стрыпь. Наши войска опередили противника буквально на несколько часов. 3-я гвардейская и 48-я резервная германские дивизии при поддержке австрийцев готовились начать атаку русских позиций утром следующего дня70. Вместо наступления на Тарнополь немцам пришлось закрывать прорыв. В боях с финляндскими стрелками они понесли значительные потери71. В первый же день боев только в плен попали 200 офицеров и 8 тыс. нижних чинов, немцы оставили на позициях 30 орудий (из них 14 тяжелых)72. Южная германская армия потерпела серьезное поражение.

Со своей стороны, и командование 9-й армии решило воспользоваться тем, что австро-германский противник оставил против ее фронта лишь тонкую завесу, подготавливая удар на тарнопольском направлении. Утром 7 сентября начал наступление 11-й армейский корпус. Офицер штаба армии А. И. Верховский описал это начало весьма романтично: «…в туманной дымке, поднимавшейся из низин, длинные цепи пехоты пошли вперед, имея позади артиллерию, готовую поддержать их при первой надобности. По дорогам позади пехоты шли бронеавтомобили. Утренняя свежесть бодрила, ожидание встречи с противником рождало тревожное возбуждение»73. А. И. Верховский рассуждал как штабист. На самом деле, положение в войсках было далеко не таким замечательным. На следующий день наступление поддержали 22-й и 23-й корпуса, поначалу оно было успешным, но через несколько дней остановилось. Тем не менее в боях, которые с 17 по 30 августа (с 30 августа по 12 сентября) шли на фронте почти в 400 км, в плен попали свыше 40 тыс. человек, были захвачены значительные трофеи, включая тяжелую артиллерию74.

Вскоре Юго-Западный фронт активизировал свои действия на другом участке. Ночью 10 (23) сентября наступление на луцком направлении начала 8-я армия. Уже утром этого дня русские войска вернули город, взяв в плен 80 офицеров и около 4 тыс. нижних чинов75. Через два дня количество пленных выросло до 128 офицеров и 6 тыс. нижних чинов76. В боях за город самым отрицательным образом сказались и личные взаимоотношения между рядом генералов: например, командиром 4-й Железной стрелковой дивизии А. И. Деникиным и командиром 30-го армейского корпуса А. М. Зайончковским. К 12 (25) сентября русское наступление выдохлось. Противник перебросил подкрепления на угрожаемый участок и положение австро-германского фронта стабилизировалось. Удержание Луцка, по расчетам командования Юго-Западного фронта, становилось невыгодным. Оно рекомендовало при выводе войск организовать при отступлении засаду силами 30-го корпуса и 4-й стрелковой дивизии. Выполнить столь оригинальную задачу, естественно, не удалось. 15 (28) сентября город и выступ были очищены и туда вернулись австрийцы77.

28 сентября (11 октября) в боях на Стрыпи был достигнут еще один значительный успех: при прорыве у деревни Гайворонки в районе Лопушино была занята сильно укрепленная высота 105 – ключ к позиции противника. Австрийцы попытались отойти для перегруппировки, чем удачно воспользовалась русская кавалерия. В результате среди отступавших началась паника, и они понесли в этот день значительные потери. К 9 (22) октября в плен были взяты 170 офицеров и 8100 солдат, захвачены две гаубицы, восемь бомбометов, два 9-дюймовых миномета, 23 пулемета и два прожектора78. Армия максимально использовала возможности прорыва, но в наступавших войсках сказывалась утомленность от проведенной кампании. Во многом они состояли из спешенной кавалерии, дивизий, практически полностью сформированных из необученных и необстрелянных новобранцев, и ополчения. Это не могло не сказаться на боеспособности армии.

Прибывший осенью 1915 г. в 9-ю армию Юго-Западного фронта молодой прапорщик А. М. Василевский застал там следующую картину: «Осенью 1915 года армия носила по-прежнему 9-й номер, но была совершенно иной по составу. Офицеры в ней были преимущественно из прапорщиков запаса или вроде меня, окончившие ускоренные офицерские училища и школы прапорщиков, а также из подпрапорщиков, фельдфебелей и унтер-офицеров. Унтер-офицерами в большинстве своем стали отличившиеся в боях солдаты. Основную массу пехоты составляли крестьяне, прибывшие из запаса, или крайне слабо и наспех обученные новобранцы»79. Такая же картина наблюдалась и в соседней 8-й армии. Ее командующий вспоминал, что на полк оставалось 5–6 кадровых офицеров и во главе не только рот, но и батальонов часто стояли плохо подготовленные прапорщики. Старых кадровых унтер-офицеров также почти не осталось, а в среднем в роте было 4–6 рядовых старого состава: «За год войны обученная регулярная армия исчезла; ее заменила армия, состоявшая из неучей»80. Генерал В. И. Гурко вспоминал, что к 1916 г. бывали случаи, когда даже батальонами командовали люди, начинавшие войну младшими офицерами или солдатами. Большое количество офицеров требовалось и для новых дивизий, количество которых к июлю 1915 г. возросло более чем в два раза81.

Потери кадровых офицеров были невосполнимы. Дело не только в том, что за несколько месяцев невозможно подготовить офицера, по качеству равноценного тому, который имел многолетний опыт службы, а зачастую и боевой опыт. Офицеры военного времени были менее связаны предшествующей корпоративной традицией. А. Нокс отметил в своем дневнике: уже 1 февраля 1916 г. на Рижском плацдарме один из таких офицеров сказал ему, что после войны обязательно будет революция, так как из строя выбыло много офицеров старого, «высушенного реакционного типа»82. Чем меньше было командиров такого типа в части, тем менее стойкой она была в бою и менее надежной во всех других отношениях. Впрочем, армия еще подчинялась командирам, то есть оставалась вполне управляемой, и готова была продолжать борьбу.

Август – сентябрь 1915 г.: решающие дни для Болгарии

С мая 1915 г. бесконечной чередой шли черные дни русской армии. Обескровленная в тяжелейших оборонительных боях, она была вынуждена отдавать весьма важные территории, города, крепости. Уже в июне были оставлены Карпаты, австрийцы вернули себе Перемышль и Львов, потеряны были практически все русские приобретения в Восточной Галиции. В августе – сентябре 1915 г. германцы вошли в Варшаву, взяли Новогеоргиевск, Ковно и Вильну, русские войска оставили Ивангород, Осовец, Брест, Гродно. Довоенные представления о русской военной силе оказались завышенными, и тем более сильным было разочарование. «В Англии мы готовы были сравнивать огромную мощь России с паровым катком, – вспоминал Д. Ллойд-Джордж, – который движется медленно, но который стирает все на своем пути. Французы сравнивали русских скорее с молотилкой, которая постепенно вбирала в себя все силы немцев и, в конце концов, перемалывала их. Поражение 1915 года показало, что немцы были молотилкой, а русские – попавшими в машину колосьями»1.