Таганай - Николай Феофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красноватые всполохи костра подсвечивали лесной амфитеатр, где на арене, заполненной молчаливыми старыми деревьями, сошлись двое непохожих друг на друга гладиаторов. Сверху, в освободившемся от назойливых дождевых туч ночном небе, с нескрываемым холодом, поглядывали на это действие далекие, но прекрасные звезды.
Уутьема все еще выбирал момент для прыжка. Он бы давно сделал это в том же стиле, как разделал по очереди почти всю группу спецов. Однако сейчас все было несколько иначе. Зверь знал, что оружие людей, из которого они весьма успешно по нему поливают, начало действовать. Глазьев продолжал менять положение вокруг оборотня, надеясь, что тот как-нибудь неудачно повернется и появится шанс выстрелом свалить его в яму. Но монстр делал строго обратное. Он поворачивался за охотником, при этом постепенно отходя от центра поляны к ее краю.
Шакулин затаился за большой крепкой березой, охранявшей самую границу глазьевского мини кордона, и стал выжидать. Пусть зверь снова повернется к нему спиной, тогда он тут же зарядит пару пуль аккурат ему в затылок.
Оборотень подбирался все ближе к охотнику. Глазьев уже ощущал запах его противных слюней в обилие спадавших из вытянутой кошмарной пасти. Все попытки как-то обхитрить монстра ничего не приносили. Охотник начал нервничать и ругаться про себя, что вылез раньше времени. Тут Уутьема, как будто улыбнулся, ощутив нерешительность жертвы, и нагнувшись почти до самой земли, уже напрямую медленно попер на Глазьева. У охотника в мыслях все смешалось. На него с ухмылкой направлялась уродливая тварь, которая похоже понимала, что Глазьеву конец, от чего и забавлялась. Глазьев не выдержал и с криком: «На, падла, получай!», грохнул из ружья.
Дальше все происходило невероятно быстро. Со скоростью молнии Уутьема метнулся к охотнику, будто пуля вообще прошла мимо. Возможности выстрелить во второй раз Глазьев не получил. Так как из его рук, кажется, вместе с некоторыми пальцами, зверь выбил ружье. Двустволка, словно щепка, отлетела куда-то в кусты. Охотник даже не успел ощутить боли, как другая передняя лапа Уутьема полетела сбоку, как если бы монстр производил левый хук, прямо в лицо Глазьева. В ту же долю секунды, выскочивший из-за березы Шакулин, пальнул из снайперки, наспех прицелившись куда-то в область шеи оборотня. Однако и его пуля пошла неточно и угодила в уже раненное до этого левое плечо твари. Резкая боль, пронзившая тело монстра, не позволила ему прибить охотника. Уже готовые вонзиться в жертву огромные когти Уутьема сжались от внезапной судороги в плече, лапа пошла ниже уровня головы Глазьева. Охотник получил мощнейший по амплитуде удар куда-то в живот и, ухнув, отлетел не хуже своего ружья. Лейтенант понял, что если охотник и остался жив, то толку от него сейчас будет не много.
Шакулин передернул затвор и снова прицелился. Он метил прямо в пасть гадины. Угодить туда он хотел по двум причинам. Его страшила и отвращала морда Уутьема, в принципе. К тому же необычность и умственное развитие монстра однозначно указывали на мозг, как объект атаки.
Оборотень, недовольный тем, что ему помешали по-нормальному прикончить Глазьева, обернувшись, воззрился своими круглыми неподвижными глазами на лейтенанта. По спине Шакулина пробежал не холодок, а целый снежный буран. Неизвестно, как там прямо на монстра смотрел охотник, но взгляд Уутьема буквально гипнотизировал кгбэшника. Уже готовый стрелять, Шакулин на несколько секунд замер. Будто все его чувства, кроме тупого созерцания, напрочь атрофировались. Тварь же, озлобленная очередным ранением, недолго думая, помчалась на него. Это вывело лейтенанта из ступора, но на действия оставалось буквально пара мгновений.
Точно прицелиться в зверя, находящегося в движении, когда до него всего десять с небольшим метров, почти невозможно. Шакулин пальнул куда-то в район головы монстра, и отступил назад, нервно перезаряжая оружие. Уутьема был уже на расстоянии лишь одного прыжка. Снайперка щелкнула, очередной патрон оказался готов к отправке по назначению, но было уже поздно. В отличие от Глазьева, лейтенант успел произвести второй залп. Уже скакнувший на него, и тем самым раскрывшийся, оборотень получил пулю прямо в живот. И одновременно с диким противным ревом, зверь приземлился на Шакулина, подмяв его под себя. Обе руки человека пригвоздили к земле две лапы оборотня. Винтовка все еще находилась у лейтенанта, но толку от нее было ноль. Шакулин, приземлившийся на спину, не мог пошевелить ничем, кроме головы.
Странная желеобразная белая кровь сочилась из тела Уутьема прямо на камуфляжную форму лейтенанта. Но тварь совершенно не собиралась умирать, способная даже без защиты меченого выдержать с десяток – другой таких попаданий в туловище. Пасть монстра нависла над лицом Шакулина. Видимо, зверь, так и планировал, сначала стреножить жертву, а потом поработать своими челюстями. Шакулин воззрился на три ряда острых зубов, которые приближались к нему. Ужасно воняло противным дыханием и особенно слюнями зверя. Уутьема пошире приоткрыл пасть, готовый заглотить всю голову Шакулина одним махом. Лейтенант попытался хоть как-то шевельнуться, но без толку, и руки и ноги были намертво прижаты огромной массой монстра. Тот же, будто специально издеваясь, медленно приближал свою оскалившуюся морду к отчаянно вертевшему головой в разные стороны кгбэшнику. Зажмурившийся в ужасе Шакулин уже почувствовал прикосновение где-то у виска чего-то острого, как совсем рядом зазвучали быстрые пистолетные выстрелы.
Оружие продолжало грохотать почти у самого уха лейтенанта. Он всем телом ощущал, как дергается Уутьема, которому раз за разом всаживали пули прямо в голову с близкого расстояния. Каждый выстрел вызывал рев монстра, но он тут же прерывался следующим свинцовым снарядом, засылаемым точно в цель. Морда твари тыкалась от отдачи в лицо лейтенанта, грозя случайно раскроить острейшими зубами кожу Шакулина. Наконец, все семь пуль оказались в башке оборотня. Хладнокровно стрелявший по зверю Моляка, одним движением освободил пистолет от пустого магазина, и отскочил в сторону, так как стащил под елью у Шакулина лишь само оружие, запасных патронов не было.
Обезумевший от такого сотрясения своего мозга Уутьема, как глубоко опьяневший на свадьбе, оторвался от Шакулина и, громко сопя, повалился на спину. Находившийся в шоке лейтенант, едва подняв голову, уставился выпученными глазами на оборотня, продолжавшего сопеть и совершать какие-то нелепые движения лапами и туловищем. Лейтенант не пытался сдвинуться с места, даже простейшие инстинкты сейчас не срабатывали, разум был вырублен. Но Уутьема, кажется,
