Наследство Лэндоверов - Виктория Холт

— Я должен спасти положение… ради Джеми, — проговорил он. — Джеми здесь счастлив. А вы хотите навлечь на него неприятности.

— У меня этого и в мыслях не было!

— Вы пришли сюда с этим гребнем. За тем, чтобы обвинить Джеми в убийстве. А Джеми… он и мухи не тронет. Джеми любит маленьких… Джеми к ней и пальцем не прикоснулся бы, что бы она ни сделала. Это был Дональд. А теперь… вы.

Он подошел ко мне почти вплотную. Передо мной стоял сумасшедший. Я живо представляла себе, как через несколько мгновений его руки сомкнутся у меня на горле…

— Я ухожу, — проговорила я, прилагая все усилия к тому, чтобы голос не выдал моего страха.

— Вам придется отправиться на дно шахты вслед за ней… вслед за этой любопытной женщиной, которая все испортила… Не стоило вам сюда приходить и обвинять Джеми. Я видела его руки. Толстые, сильные… Попыталась закричать, но смогла только прошептать что-то, и было бы просто чудо, если бы этот шепот мог кто-нибудь услышать.

Я почувствовала его руки на своей шее.

Подумала: «Нет, этого не может быть. За что?.. Что все это значит?»

Вдруг его лицо сморщилось.

— Мисс Трессидор была добра к Джеми, — пробормотал он. — Мисс Мэри и мисс Кэролайн… Никто не был так. добр по отношению к Джеми, как мисс Мэри и мисс Кэролайн.

И вдруг на меня нашло озарение. Я все поняла. Мне вспомнилась та минута, когда я подходила к сторожке. Он стоял в саду и вокруг него жужжали пчелы.

— Вы Джеми! Джеми! — закричала я.

Руки его бессильно опустились, и он пораженно уставился на меня.

— Я знаю, что вы Джеми, — проговорила я.

— Н-нет… я Дональд.

— Нет, Джеми, пчелы мне все рассказали.

Казалось, он поразился еще больше.

— Они… рассказали вам?

— Да, Джеми, пчелы мне все рассказали. Вы Джеми, ведь правда? И нет никакого Дональда. И никогда не было. Вы един в двух лицах. Джеми, Джеми! — кричала я. — Я хочу помочь вам. Я знаю, что смогу!

Он растерянно посмотрел на меня.

— Значит, это пчелы… рассказали вам.

Он сел за стол и закрыл лицо руками. После долгой паузы заговорил уже спокойным голосом:

— Все встало на свои места. Я един в двух лицах. Дональд Джеймс Макджилл. Но порой мне кажется, что нас двое. Джеми — это настоящий я, а Дональд… он другой. Он злой. Джеми не нравилось это. В чем-то мы действительно разные люди… но в одном теле.

— Мне кажется, я понимаю. Часть вас убивала тех самых маленьких беззащитных зверьков, которых другая ваша часть любила. На вас внезапно что-то находило, появлялось непреодолимое желание убивать… Но вы чувствовали, что это не вы настоящий, потому что на самом деле вы Джеми, спокойный, мягкий Джеми, который хочет жить в мире и покое.

— Я любил Эффи, — медленно проговорил он. — Но она все чаще стала давать мне понять, что я не должен был жениться на ней, все чаще стала напоми нать мне о том, что я не в состоянии дать ей то, чего она хочет. А потом… однажды вечером, когда она, как обычно, ругалась… я почувствовал, что все… это уже слишком… Я схватил кочергу и ударил ее. Мы стояли у края лестницы, и она упала. Я говорил себе, что Эффи просто оступилась, но в глубине души знал, что это я убил ее. Затем я убедил себя в том, что это был Дональд, а потом и появилась эта формулировка: виновность не доказана… Появился шанс избежать наказания.

— Я понимаю, Джеми. Теперь я понимаю.

— А миссис Лэндовер… я терпеть ее не мог. Ей обязательно нужно было все испортить… И не только мне, но и всем остальным. Она без конца задавала свои вопросы и никак не могла остановиться. Это заложено в ее характере — все портить. А потом она поехала в Эдинбург… Продолжала вынюхивать и там, читала газеты… Вернувшись, она пришла ко мне и сказала, что мне следует рассказать ей вбе от начала до конца. Она сказала, что окружать себя секретами — это нехорошо. Тогда… я схватил кочергу и ударил ее… Точно так же, как Эффи. После этого я отвез ее на двуколке на пустошь и сбросил в шахту.

— О, Джеми, — пролепетала я. Голос мой дрожал.

— Это конец, я знаю, — проговорил он. — Теперь вот и вам все известно… И если я хочу и дальше жить в мире и покое, то обязан отправить вас вслед за ней.

— Вы не сможете этого сделать, Джеми, — воскликнула я. — В вас вернулся Джеми, а он никогда не сделал бы этого. Дональда больше нет… и теперь, когда вы рассказали мне все, я думаю, его уже не будет.

Он закрыл лицо руками.

— Что будет со мной?

— Полагаю, вам ничего не будет. Мне кажется, что вы просто больны. Вас не осудят.

— А Лайонгарт? Тигр? Пчелы?.. Что станет с ними? — О них позаботятся.

— Я не подниму на вас руку, мисс Трессидор. Что бы ни случилось…

— Я знаю. Как только я поняла это, мне сразу стало ясно, кто в вас преобладает, кто вы на самом деле. И еще… Когда я подходила к вашему дому, вы были в саду вместе с пчелами. Только Джеми мог стоять среди ульев. Чужого они бы не подпустили.

— Что мне делать, мисс Трессидор?

Он снова закрыл лицо руками. К нему подбежал Лайон. Вскочив на стол, пес стал вылизывать Джеми лицо. А Тигр в это время терся у него в ногах.

— О, Джеми, — проговорила я чуть слышно. — Бедный Джеми…

Я подошла к двери. Снаружи никого не было. Только минут через десять я услышала, как кто-то едет по дороге.

Это был один из конюхов Лэндовера.

Я крикнула:

— Попроси, пожалуйста, мистера Лэндовера приехать в сторожку. Передай, что это очень срочно.

Когда появился Поль, я бросилась ему на шею. Сбиваясь от волнения, пыталась рассказать ему о том, что произошло.

Он обнял меня и проговорил:

— Не бойся. Все позади.

Потом мы вместе вошли в сторожку.

Бриллиантовый юбилей[17]

Я сидела на подоконнике большого эркера в одном из самых преуспевающих лондонских домов моды и рассеянно наблюдала за двигавшейся по улице кавалькадой. При этом я не могла не вернуться мыслями к аналогичному событию, которое состоялось десятью годами раньше. Тогда я тоже сидела у окна в доме на площади Ватерлоо и наблюдала за другой юбилейной процессией.

Все было то же самое, за исключением одного. Десять лет назад я была невинной девушкой, а теперь стала женщиной. За эти годы в моей жизни произошли грандиозные изменения.

Солнце жгло немилосердно, как и десять лет назад. Такую погоду называют в народе «королевской». Маленькая пожилая леди, ехавшая в своей карете, казалось, осталась совсем такой же. Царила та же атмосфера всеобщего торжественного волнения. Накануне, проезжая по городу, я видела установленные к юбилею триумфальные арки, различные праздничные декорации, вечерние улицы освещались газовыми фонарями, а кое-где уже горели только входящие в обиход электрические лампы.