Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

Молодой человек действительно ожидал меня в машине, запаркованной у соседнего дома. Ещё в лифте у меня созрел коварный план, и, устраиваясь на заднем сиденье, я с невинным видом поинтересовался:

— Франсуа, вы не знаете, где находится ближайший салон фирмы «Порше»?

— По-моему, на Boulevard Diderot, — отозвался молодой человек. — А что?

— Если нетрудно, подвезите меня туда, — попросил я. — Я собираюсь задержаться в Париже и не хочу быть для вас обузой. Гораздо проще приобрести свою машину.

Поглядев на меня с немым изумлением, Франсуа молча покачал головой и, не найдя нужных слов, в конце концов просто кивнул. Сначала квартира на Avenue Foch, затем — «Порше»… Искренне считавший меня своим коллегой, сотрудник французской контрразведки теперь явно терялся в догадках. Автомобиль подобного класса стоил не менее пятисот тысяч франков, и выложить такую сумму мог далеко не каждый преуспевающий бизнесмен.

— У меня была богатая бабушка, — попытался я развеять его сомнения. — Езжайте, месье Раймон. У нас мало времени и много дел, нужно поторапливаться.

Время для поездки мы выбрали неудачно, разгар часа пик, и вечерний Париж был до отказа наполнен автомобилями возвращающихся со службы парижан. Потрясённый Франсуа был непривычно молчалив, и лишь однажды, когда мы в очередной раз плотно увязли в пробке возле Porte de Sevres, он не выдержал и задал мучивший его вопрос:

— Но почему «Порше», месье Дюпре? Это спортивный автомобиль, в городе он неудобен.

— Дело в том, Франсуа, что я не собираюсь жить в городе, — честно ответил я, и моё воображение мгновенно нарисовало небольшой уютный домик где-нибудь на севере, в Нормандии… Старинный сад, стены, увитые плющом, большой камин, скрипучая лестница, ведущая на второй этаж, и — ни одной живой души кругом. Сказка. — Живя в глуши, по-другому начинаешь оценивать возможности, предоставляемые цивилизацией. 250 километров в час — это два часа пути до Парижа почти из любой точки Франции, месье Раймон, — назидательно сказал я. — А по городу можно перемещаться и на такси.

В салоне меня встретили с некоторым унынием. Импозантный менеджер заметно приободрился, лишь узнав, что я не собираюсь претендовать на самую последнюю модель. Мало того что дорого, так ведь ещё и бессмысленно. «Порше Бокстер», едва успев появиться на свет, сразу стал одним из самых модных автомобилей, и очередь из желающих его приобрести была расписана на два года вперёд. Даже в ранней юности я не считал себя представителем «золотой молодёжи», и классический «Порше 911» устраивал меня целиком и полностью. Тем более что как раз этим утром один из покупателей (русский бизнесмен, по словам менеджера) отказался от ранее сделанного заказа, и ключи от ярко-красного автомобиля были вручены мне сразу после оформления документов. Взамен мой счёт в банке «Лионский кредит» полегчал на полмиллиона франков, и я твёрдо решил в дальнейшем вести более умеренный образ жизни. Во Франции, как нигде в мире, принято считать деньги, и, будучи наполовину французом, я в полной мере был подвержен этой национальной привычке. Хотя иногда неожиданно начинала доминировать моя вторая, русская половина, в результате чего в моём хозяйстве и появлялись вещи, подобные красному «Порше». Слава Богам, такое случалось со мной довольно редко.

Вся операция заняла чуть более часа. У цивилизации всё же есть свои примущества. Оказавшись за рулём, я, разумеется, тут же позабыл обо всех нелестных эпитетах, которыми награждал беднягу Франсуа, и выжал из новенького автомобиля почти всё, на что он был способен, благо пробки постепенно стали рассасываться. В результате красный «Порше» наверняка засекли все камеры слежения, установленные полицией на парижских перекрёстках, и в недалёком будущем мне предстояло нудное объяснение с представителями полиции. Зато без труда удалось оторваться от машины Франсуа, который подъехал к офису спустя ровно семь минут, ужасно раздосадованный тем, что его обыграли на родном поле. Крошка Мария-Луиза приветливо улыбнулась, на миг показавшись из-за монитора, я улыбнулся в ответ, и вот уже мы с Франсуа стоим в коридоре, нос к носу с господином Лагардом, на лице которого ясно читается: «Как же вы мне все надоели!»

— Добрый вечер, месье Лагард, — вежливо заметил я. — Думаю, скоро вас можно будет поздравить с успехом?

Не найдя достойного ответа, номинальный шеф отдела 2F молча кивнул и, с опаской обойдя меня стороной, скрылся за дверью, в которую мы с Франсуа вошли минуту назад. В правой руке месье Лагард держал потёртый кожаный портфель, что навело меня на очень странную мысль: возможно ли, чтобы этот господин был вообще не в курсе происходящего? Уходить домой в момент, когда решается судьба операции?

— А, месье Дюпре! — Оклик Дормана отвлёк меня от размышлений. — Хорошо, что вы здесь, гримёр уже замучил нас своими жалобами. Пойдёмте скорее. А вы, Франсуа, зайдите к Жюли и узнайте, всё ли у неё готово?

— Скажите, Дорман, а месье Лагард, он…

— Он — пустое место, — с предельной ясностью отрезал француз. — Час назад мы окончательно выяснили отношения. Лагард попытался запретить операцию. Мне пришлось обратиться непосредственно к директору Департамента.

— И как? — с интересом спросил я.

— Отлично, — улыбнулся Дорман. — Перед вами — новый начальник отдела 2F. Лагарда отправили в отставку. Правда… Мне прозрачно намекнули, что наверху весьма заинтересованы в успехе. В противном случае участь Лагарда ничто в сравнении с тем, что ждёт неудачников.

— Ну, дальше Корсики вас не сошлют, — ободрил я его.

— Вообще-то говоря, месье директор упоминал Африку, — весело ответил Дорман, распахивая передо мной дверь.

Наблюдая за ним, я видел: Дорман совершенно уверен в успехе и не допускает даже мысли о том, что Робер Сиретт может оказаться самым обыкновенным фотографом, с безукоризненным прошлым, настоящим и будущим. На мгновение тревожное предчувствие вновь охватило меня. Не имея на то никаких оснований, тем не менее, я с каждой минутой всё сильнее начинал сомневаться в удачном завершении поисков Абу аль-Хауля. Слишком уж просто. Кто-то словно специально подносил нам на блюдечке голову человека, которого до сих пор не могла отыскать ни одна разведка мира…

— А вот и наша Лилит, — произнёс Дорман, отступая в сторону. И мне сразу же нестерпимо захотелось выйти вон, плотно закрыв за собой дверь.

— Жан-Луи, милашка, где ты отыскал такого красавчика? — воскликнула Лилит нежным мужским голосом, подходя ближе и ласково похлопывая меня по щеке. Следующий вопрос был задан с чарующей непосредственностью: — Надеюсь, ты не занят сегодня вечером, дорогой?

— Боюсь, до конца года все вечера у меня расписаны, — содрогаясь от ужаса, пробормотал я.

Мало того что «красотка» Лилит оказалась мужчиной. Это был ослепительно-чёрный мужчина, около двух метров ростом, что отнюдь не мешало Лилит носить жёлтые туфли на высоченной платформе, примерно 44–45 размера. Добавьте к этому волосы, выкрашенные во все цвета радуги и затейливо уложенные на макушке, а также короткое кожаное платье цвета ультрамарин, обтягивающее внушительную грудь, которая никак не могла принадлежать мужчине. Завершали картину кольцо с бриллиантом, длинные ногти, покрытые жёлтым лаком, и обильный макияж, в котором преобладали синие и фиолетовые тона. Я не пугливый человек, но мне не стыдно признаться, что в первую секунду я дико перепугался.

— Жаль, — ничуть не смущаясь, заметила Лилит. Или «заметил», чёрт их разберёт, эти меньшинства. — Ты не мог бы повернуться? Так, теперь в другую сторону… Жан-Луи, ты уверен, что это именно тот парень, который тебе нужен? Такую физиономию будет трудно изменить до неузнаваемости. Да ещё этот шрам…

— И всё же тебе придётся этим заняться, Лилит, — твёрдо отрезал Дорман. — Он мне нужен через сорок минут, изменённый до такой степени, чтобы даже родная мама не смогла бы его опознать. Простите, месье, я не хотел… — добавил он, сообразив, что напрасно упомянул о моей матери.

— Ну, раз ты так настаиваешь… Не в моих правилах отказывать мужчинам. Эй, красавчик, — указывая на стоявший в углу гримёрный столик, Лилит кокетливо подмигнула мне фиолетовым веком, — присаживайся. Нам с тобой предстоит изрядно потрудиться, чтобы не огорчить милашку Дормана.

Дорман оказался прав — Лилит действительно была мастером своего дела. Прошло полчаса, и, глядя на своё отражение, я с трудом мог поверить, что аккуратно подстриженный светловолосый мужчина в очках, смотревший на меня из зеркала, — не кто иной, как я сам. Длинный шрам на правой щеке скрыть было невозможно, и тогда Лилит подчеркнула его. Получился этакий прусский дворянчик начала века, выпускник Гейдельберга, с лицом, изуродованным ударом дуэльной рапиры. В те годы в Германии считалось весьма престижным иметь такие шрамы.