Каган русов - Сергей Шведов

- Воевода Вадим, - представил седовласого царю Борису князь Вратислав. – Тот самый, что ушел из Преславы на твоих ладьях.

- Волею бога Перуна и кагана я обвиняю тебя, боярин Симеон в измене, - надменно заявил Белый Волк, словно бы и не заметивший князя и царя, сидевших в пяти шагах от него.

- Боярин Симеон находится под моей защитой, - холодно произнес Вратислав. – Я дал слово, что сохраню ему жизнь. Взять его отсюда ты можешь только через мой труп, воевода Вадим.

Ладонь Вратислава словно бы случайно легла на рукоять тяжелого харлужного меча, а глаза впились в жесткое, словно из дерева вырезанное лицо воеводы. Гриди князя, стоявшие вдоль стен, придвинулись к столу и охватили полукругом Белых Волков.

- Добро, князь Вратислав, - спокойно проговорил Вадим. – Не мне решать твою судьбу. А что до боярина Симеона, то жалкую участь свою он заслужил еще в Преславе.

- Но я ведь не изменял, воевода, ни тебе, ни кагану, - воскликнул боярин Симеон. – На мне нет крови русов.

- Вот видишь, Белый Волк, - покачал головой Вратислав. – Невинного хочешь покарать именем своего бога, а такое не прощается даже ведунам высокого ранга посвящения.

- Придет время, и боги скажут, кто из нас прав князь Вратислав, но, возможно, еще раньше слово свое скажет каган.

Однако Святослав промолчал. Во всяком случае, никто больше от его имени во дворец царя Бориса так и не явился. Не находивший себе места боярин Симеон заговорил о бегстве, но Вратислав его остановил.

- Сядь, боярин, - сказал ему Вратислав. – Только за этими стенами ты сможешь уцелеть, а если до утра тебя не казнят, то более тебе беспокоится нечего. Значит, Перун и каган не нашли на тебе вины.

- Это и мечников касается? – спросил негромко Борис.

- Да, - кивнул головой Вратислав.

Киевский князь царю Борису поглянулся с первого взгляда. Со второго он понравился ему еще больше. О Белых Волках Перуна Борис слышал от воеводы Михаила и очень хорошо понимал, каким мужеством должен обладать человек, осмеливающийся бросить им вызов. Доблестных сыновей родила княгиня Ольга, ничего не скажешь.

- А твоя матушка жива-здорова? – спросил Борис у Вратислава.

- Княгиня Ольга умерла накануне нашего похода, - вздохнул князь. – Вечная ей память. Многое она успела, но многое не смогла. Ты понимаешь о чем я говорю, Борис?

- О христовой вере? – догадался царь.

- Брат побоялся мне доверить Киев, - криво усмехнулся Вратислав. – Оставил на столе своего старшего сына Ярополка. Древлянскую землю отдал Олегу. Новгородскую – Владимиру. Впрочем, тебе наши заботы, наверное, не интересны?

- Ну почему же, - вздохнул Борис. – Ваши заботы уже стали моими. И чем больше я узнаю о Руси и кагане Святославе, тем проще будет жить, если меня, конечно, не посадят на кол как моих бояр.

- Казни можешь не бояться, царь Болгарии, - покачал головой Вратислав. – Да он и титул тебе оставит. Зачем ему царские регалии, коли он каган. Сиречь – полубог. Вождь над всеми вождями. Князь над всеми князьями. Царь над всеми царями. Не Болгария ему нужна, Борис, а вся Ойкумена.

- Он, что же, собирается воевать с Византией? – спросил Борис.

- И не только с Византией, но и с императором Оттоном. В его ближайшем окружении много варягов, уже не однажды бросавших вызов франкам, но до сих пор терпевших жесточайшее поражение. Цель Святослава – разгром всего христианского мира. И для осуществления этой цели он не будет щадить ни своих, ни чужих.

Видимо, Вратислав действительно хорошо знал своего брата. Во всяком случае, царь Борис, рискнувший утром следующего дня проехаться по городу, мог собственными глазами увидеть, как бог Перун и каган Святослав карают изменников. Некоторые из посаженных на кол людей были еще живы, и Борис надолго запомнил их лица, искаженные мукой, и глаза, полные ужаса и боли. Прав Вратислав оказался и в другом: Святослав карал только клятвопреступников. Всех остальных он просто отпустил, взяв обещание не поднимать меч против кагана русов. Царя Болгарии Святослав встретил как равного. В объятия не заключал, но к столу звал. Борис видел кагана русов впервые, но даже беглого взгляда на этого средних лет человека с серыми выразительными глазами было достаточно, чтобы понять: Святослав не остановится и не склонит головы ни перед судьбой, ни перед обстоятельствами. К чисто внешнему выражению почтения каган был равнодушен. С воеводами и мечниками он обходился запросто. Но в этой простоте чувствовалась сила полубога, уверенного в том, что избраннику неба земные почести ни к чему.

- У тебя есть выбор, царь Борис, - сказал Святослав, - либо покинуть Болгарию, либо признать мою верховную власть.

Слова эти прозвучали буднично, словно речь шла о мере зерна, а не о судьбе большой страны. Впрочем, каган Святослав, уже успевший покорить бесчисленное множество земель, не собирался выделять болгар среди прочих попавших под его власть племен и народов. Да и сама Болгария должна была стать частью огромной империи, включающей в себя едва ли не половину мира. А ведь численность войска Святослава не так уж велико. Во всяком случае, Византия без труда выставит против него впятеро, вшестеро больше воинов. Неужели этот человек действительно думает, что имея под рукой сорок тысяч русов и двадцать тысяч конных печенегов и угров можно разгромить ромеев? Под рукой у нового императора Иоанна Цимисхия одних клибанофоров более пяти тысяч, не говоря уже о легких кавалеристах акритах, не раз обращавших в бегство прирожденных наездников арабов. Да и византийская пехота не уступает русам в вооружении, зато превосходит их в численности. Если Иоанну Цимисхию удастся заключить мир с Оттоном и арабами, то он способен собрать под свою руку войско численностью в четыреста-пятьсот тысяч человек и тогда превосходство ромеев над русами станет десятикратным.

Святослав внимательно выслушал Бориса, ни разу не перебив его. По его худому строгому лицу трудно было понять, что он извлек из рассказа болгарского царя о мощи Византии и извлек ли что-нибудь вообще. Еще в Константинополе Борис слышал о страшном разгроме, учиненном ромеями отцу Святослава князю Ингеру. Тогда они истребили едва ли не всю киевскую дружину. Правда, Ингер напал на Византию с моря, как это делали его предшественники Аскольд и Олег, а каган русов собирался вторгнуться в пределы ромейской империи по суше.

- Я не услышал от тебя ответа, Борис, - спокойно произнес Святослав, - со мной ты или с ромеями?

- А если не с тобой, и не с ромеями? – прищурился на кагана сын царя Петра.

- Тогда у болгар будет другой царь, - чуть заметно усмехнулся Святослав.