Судья Королевского дома - Инна Сударева

Фредерик улыбнулся:

— Я бы предложил вам, уважаемый сэр Гитбор, быть моим советником. Пока ни от кого не слыхал я более полезных советов, как от вас.

— Почетно, почетно. Но не советником — просто советчиком, — хитро мигнул Гитбор.

Король, все улыбаясь, кивнул. Официальной должности старик не хотел — много хлопот придется на себя брать. С него и Судейства южного хватало, которое к тому же в последнее время стало сильней заботить. И Фредерик посчитал, что Гитбор преувеличивает, говоря о проблемах своего округа. «Поживем — увидим. Не все сразу», — думал молодой Король.

— Что ж. С этим, право, разберемся, — вновь заговорил, присаживаясь в кресло напротив широкого кабинетного стола, Гитбор, — есть ведь еще проблема.

— Да?

— Вы, юноша. Вы и ваше будущее. Стране нужен сильный Король, с вполне очерченным будущим.

— Мое будущее призрачно?

— С большего — да. Тот младенец, что трогательно посапывает в вашей спальне — слишком призрачный маяк для страны. То, что было этой зимой...

— Я знаю. Дама Ванда уже доложила, — с намеренно плохо скрываемой досадой упредил Фредерик.

— Отлично. Стало быть, экономим время, — тряхнул головой Гитбор. — Женитьба — вот чего от вас ждут. Даже требуют. По крайней мере, я требую. Слабый здоровьем наследник... Простите, Королевству, Королевскому дому нужно не это...

«Обложили, со всех сторон»; — заскрипел зубами Фредерик, а вслух сказал:

— Моя судьба — мое дело...

— Уже нет. Давно — нет. Вы приняли Корону согласно завещанию Короля Доната. Вы и ваши потомки отныне — Короли Южного Королевства. И ваша жизнь и их жизнь принадлежит стране, каждому ее жителю...

— А если я передам корону другому?

— Отречение? — нахмурился Гитбор. — Причина? Веская!.. Вы не безумец. Хоть и оставили на год страну, очертя голову бросившись неведомо куда. Но тут все понятно и никто вас не винит: горе, в самом деле, лучше переносить, путешествуя... Безумие — вот единственная причина для отречения. И то здесь решение примете не вы, а Благородное Собрание... Корона — это дар, это крест, который посылает Господь. Отказываться от нее — усомниться в Нем. Вы же знаете, чем это чревато. Вечное изгнание... Считайте, что я не слышал ваших слов об отречении, юноша! — Гитбор говорил вполголоса, но жестко и четко, словно рубил.

— Обложили, со всех сторон, — теперь вслух сказал молодой человек, совсем поникнув головой.

— Можно сказать и так, — кивнул Гитбор. — Право, не понимаю. Вы так сопротивляетесь женитьбе, словно я предлагаю вам разрушить Главный Собор страны... Ну так что скажете?

Фредерик взъерошил волосы. В какой уже раз за последние две недели? «Оттянуть, как можно дальше оттянуть...»

— После праздников. Отвечу после праздников. Вы и так загнали меня в угол...

— Думаете собраться с мыслями и дать отпор? — скептически поинтересовался старик.

— Надежда умирает последней, — парировал Фредерик не менее колким тоном.

Гитбор пожал плечами и спросил:

— Отчего такое сопротивление?

Молодой человек не ответил.

— Может быть, всему виной эта красавица Марта, что нянчит королевича? Вы же понимаете: тут никакой надежды нет... Вы можете сделать ее любовницей, но и только. В супруги вам она не годится, и хранить ей верность...

— Я верен лишь своей законной и единственной супруге — Коре! Насколько помню, это не противоречит ни заповедям Первой книги, ни морали, — оборвал его Фредерик.

Старик покачал головой:

— Вам ли, бывшему Судье, не знать, как недопустимо в нашем круге отпускать на волю эмоции и чувства. Хранить верность покойной жене — эта роскошь для простых людей, не обремененных властью и ответственностью за судьбу целой страны.

— Все это я знаю, и получше, чем кто-либо, — глухо ответил Король.

— Тогда вы знаете, что делать, — кивнул Гитбор. — Итак, после празднеств я жду вашего ответа.

— Да, — тряхнул головой Фредерик.

Судья Гитбор поклонился и вышел из кабинета.

Король прерывисто выдохнул воздух и обратил внимание на то, что ладони судорожно сжаты в кулаки. Он расслабил руки.

— Нет мне добра от короны, — прошептал.

За окном совсем потемнело, хоть был только полдень, а потом раскатисто громыхнуло. Сильный порыв ветра с шумом ворвался в открытую дверь, что вела на террасу, и затрепал тяжелые портьеры, словно они были легкими деревенскими занавесками.

Фредерик встал в поток воздуха — его голова горела, и что-то тяжелое, нудное, болезненное просилось из глаз и из груди наружу. Год прошел, и боль почти затихла. Но теперь, когда он вернулся на родину, оказалось, что боль никуда не делась: она просто ждала его здесь. Чтоб начать терзать с новой силой...

Он вышел на террасу под неистовый ливень, что с громом и молнией обрушился на город...

Гарет после сытного молока уснул прямо на руках кормилицы.

— Ишь, замаялся, — улыбалась та, покачивая малыша.

Марта закрыла ставни, задернула шторы, уложила королевича в колыбель. Снаружи ярился гром, сгустившуюся тьму разрывали проблески молний, барабанил дождь.

— Иди, отдыхай, — кивнула она кормилице.

Дверь в кабинет пару раз хлопнула — оттуда рвался холодный ветер. «Видно, забыли окно закрыть, — с такой мыслью девушка прошла в кабинет.

Она отдернула треплемые ветром портьеры, чтоб закрыть дверь на террасы, и остановилась.

Там, под проливным дождем стоял Фредерик. Его фигура в черных одеждах была тонкой и зыбкой. Он опирался на балюстраду, ссутулившиеся плечи чуть заметно подрагивали.

Марта помедлила, решилась, ступила под дождь и подошла к нему. Осторожно тронула за руку.

Фредерик обернулся. По его почти белому, но спокойному, лицу текли потоки... Дождя? Слез? Только крепко сжатые губы дрожали почти незаметно, как и плечи.

Ни слова не говоря, не обращая внимания на рассвирепевшую грозу, что громовыми раскатами сотрясала мир, на воду, что насквозь промочила одежду, волосы, Марта обняла Фредерика, прижалась крепче. И тогда почувствовала, какие горькие беззвучные рыдания рвут его грудь, его горло, все его существо, не находя выхода.

— Поплачьте и вы теперь. И будет легче, и будет все хорошо, — шепнула девушка. — Быть слабым — это иногда необходимо...

Он не сопротивлялся объятиям. Обнял в ответ и беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в ее тонкое плечо...

Гроза кончилась так же быстро и внезапно, как началась. Свежий ветер спешил разогнать тяжелые темно-серые тучи, а солнце дерзко пробивало их лучами. И скоро Белый Город, слегка потрепанный водными потоками, засиял белее улицами и домами. Вновь распахнулись окна, зажурчала речь, забегали по лужам босиком загорелые дети...