Верная Рука - Май Карл Фридрих

Они отрицательно покачали головой, а один джентльмен, который до сих пор сидел молча, ответил:

— У нас нет никаких оснований сомневаться в этом. Впрочем, я хочу сделать одно небольшое дополнение к вашему рассказу — уж не знаю, понравится оно вам или нет,

— Какое же?

— Вы не сможете застрелить Канада-Билла.

— Почему?

— Потому что он мертв.

— Мертв? Проклятье!

— Да, мертв.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— И где же он умер?

— В миссии Санта-Лусия близ Сакраменто.

— От чего? Уж, конечно, не от болезни? Такой смерти этот мерзавец не заслужил.

— Нет, так дешево ему не удалось отделаться. Своей смертью он обязан одному человеку, чье имя здесь упоминалось чуть раньше.

— Как его зовут?

— Олд Шеттерхэнд.

— Что? Олд Шеттерхэнд покончил с ним?

— Да.

— Как это было, сэр?

— Это интересная, в высшей степени интересная история, которую, вообще говоря, мне стоило бы опубликовать. Я ведь литератор, господа: говорю это тем из вас, кто этого еще не знает.

— Так расскажите же, расскажите! — закричали гости.

— Хм! Согласитесь, джентльмены, не слишком-то разумно со стороны писателя рассказывать устно то, о чем он собирался поведать через прессу.

Он явно набивал себе цену, желая, чтобы его просили еще и еще; и когда самолюбие его было, наконец, удовлетворено, произнес:

— Ну что ж, господа, раз уж мы сегодня собрались в такой теплой компании, позвольте изложить вам эту историю в том самом виде, как она происходила на самом деле.

В этот момент матушка Тик, проходившая мимо моего стола, шепнула мне:

— Спасибо, сэр, что не допустили потасовки! Этим человеком вы останетесь довольны. Он пишет книжки, а уж рассказывать такой мастер!

Мне, признаться, и самому было любопытно, что за историю сплетет этот сочинитель из вполне заурядных событий.

Тот сделал многозначительное лицо и начал тоном опытного и ловкого рассказчика:

— Это было в порту Сакраменто 62, где глазам стороннего наблюдателя представала поражавшая воображение буйством красок и света картина жизни. Захлестнувшая набережную пестрая людская толпа состояла не просто из жителей отдельно взятого города или даже целого округа, но включала в себя представителей самых разных наций и народов, отчего все происходящее здесь напоминало невиданное доселе карнавальное действо.

Среди людского моря выделялась своей респектабельностью группа худощавых янки в украшенных золотыми цепочками, булавками и запонками фраках и сдвинутых на затылок цилиндрах. Чуть поодаль и снилась небольшая стайка китайцев, одетых в традиционные для них синие куртки, с тщательно закрепленной косичкой в волосах. Робко и смущенно ступали по чужой земле экзотического вида островитяне южной части Тихого океана, восторженным шепотом обсуждавшие друг с дружкой всякое необычное, по их разумению, явление или зрелище. Павлиньей походкой выступали мексиканцы в разрезанных сбоку по всей длине и украшенных серебряными пуговицами бархатных брюках, коротких, не менее искусно отделанных куртках и широкополых клеенчатых шляпах. Здесь были калифорнийцы в своих длинных, почти по щиколотку, изумительной расцветки пончо, чернокожие леди и джентльмены в ярчайших нарядах, источающие тысячи благоуханных ароматов; суровые индейцы, плавно выступающие в толпе, аккуратные немцы, англичане с пышными бакенбардами и огромными пенсне на носу; маленькие подвижные французы — щебечущие, ссорящиеся, жестикулирующие, рыжеволосые ирландцы, пахнущие спиртным, чилийцы в коротких пончо, трапперы, скваттеры, обитатели «медвежьих углов» в кожаных охотничьих куртках и с ружьем на плече, только что спустившиеся с гор; метисы и мулаты всех цветов и оттенков и только что вернувшиеся с приисков старатели с тяжелыми от золотого песка и самородков кошельками и в немыслимых даже для маскарада костюмах, состоящих из латаных-перелатаных штанов и курток, рваных сапог с выглядывающими из дыр босыми пальцами и давно потерявших всякую форму шляп, на протяжении многих месяцев служивших своими хозяевам защитой от дождя и солнца, а по ночам — еще и подушкой. И, наконец, небольшие группы аборигенов этой земли, ее истинных и законных хозяев, по злой иронии судьбы лишенных всякой собственности и вынужденных влачить жалкое существование за счет поденки.

Дополняли всю эту пеструю людскую смесь внушающие почтение своими широкоплечими фигурами, огромными кулаками и вызывающе дерзкими взглядами американские и английские моряки, наряду с небольшим числом испанских морских офицеров, прибывших в своих блестящих, шитых золотом мундирах из Сан-Франциско поглядеть на суету и хлопоты, царящие здесь, вблизи золотоносных земель.

Какая же сила сумела собрать воедино столь разнородные ингредиенты этой причудливой человеческой смеси?

Имя ей — золото!

Заселение Верхней Калифорнии, начавшееся в 1768 году из Мексики, поставило ее под светско-духовную власть миссионеров. И практичные иезуиты основали и построили здесь множество монастырей, используя их для распространения своих идей.

Когда в 1823 году центральное мексиканское правительство положило конец всевластию священников, большинство миссионеров отказалось признать это правительство и покинуло страну. Те же немногие, что остались, потеряли былое влияние, бедствовали и тоже постепенно уходили в небытие.

Недалеко от Сакраменто стояло внушительных размеров многоэтажное здание, окруженное просторным двором, границу которого со стороны города символизировала старинная церковь из необожженного кирпича.

В этом доме располагалась миссия Санта-Лусия, и теперь на все его многочисленные казарменного типа помещения приходилось лишь три обитателя: старый почтенный священнослужитель, его еще более преклонного возраста экономка и один немец по имени Карл Вернер, которого, однако, все те, с кем он общался, называли не иначе как сеньор Карлос и который был правой рукой престарелого пастора.

В одно прекрасное время были открыты золотые россыпи Калифорнии, и молва о таящихся в горах сказочных сокровищах устремила сюда мощный поток переселенцев, сначала из соседней Мексики и Соединенных Штатов, а затем и со всех уголков света. За потомками испанских конкистадоров, пришедшими сюда первыми, последовали жители Сандвичевых островов, затем австралийцы и европейцы. Даже китайцы с индийцами устремились сюда в надежде отыскать свою золотую жилу и разбогатеть.

Сан-Франциско стал главным сборным пунктом иммигрантов, растекавшихся отсюда дальше на север или в глубь страны. А Сакраменто — одним из основных перевалочных пунктов.

Разумеется, не у каждого из вновь прибывших была с собой палатка или какое-нибудь иное временное жилище. Число людей увеличивалось день ото дня, и, поскольку наступившие дожди не позволяли располагаться прямо под открытым небом, то внимание приезжих привлекло все, что могла служить им пристанищем.

Естественно, и миссии Санта-Лусия не удалось избежать той же участи, имевшей мало общего с ее исконным предназначением.

Некий пронырливый француз из Эльзаса устроил в одном из флигелей обширного дома пивоварню, поставив там огромный котел и принявшись варить в нем зелье, которое он сам имел нахальство называть пивом. В фасадной части здания, в непосредственной близости от церкви, обосновался американец, открывший там ресторан и посчитавший в высшей степени разумным делом отвести часть церковного нефа под танцевальный салон, где каждую неделю можно было поплясать кадриль, хорнпайп или фанданго 63. Это, в свою очередь, привлекло к бывшей миссии внимание одного предприимчивого ирландца, решившего оборудовать другую часть церкви под винный погребок.

Нижняя часть другого крыла дома перешла во владение одного англичанина, который вместе с одним хитрым ньюйоркцем организовал необычайно прибыльный для обоих бизнес по доставке в страну китайцев. Очень скоро бывшая миссия оказалась полностью заселенной, за исключением чердачного помещения одного из флигелей.