Вечерняя звезда - Ларри Макмертри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты можешь нести весь этот бред, засранец, — сказал Пес. — Юг, конечно, снова поднимется, но тебе-то увидеть этого не придется, потому что все вы, белые говнодавы, сдохнете. Если Юг и поднимется, то теперь поднимется черный Юг.
Сделав такое заявление, он отправился дальше. С перепугу Уилбура просто трясло. Теперь он знал, что у него появился враг и этот враг живет в соседней камере.
— Этого сукиного сына нужно повесить на дереве, пока у него не вывалится его чертов черный язык, — сказал Микки.
Ни Уилбур, ни Томми ничего не сказали.
Несколько дней Томми присматривался, не собирается ли Микки убить Пса. Почему-то ему показалось, что Микки мог бы такое попробовать. В конце концов, Пес унизил его командира, жреца его религии. Еще одна песня Хэнка Вильямса-младшего, которая запала в душу Микки, называлась «Деревенский парень, все пройдет». В ней воспевалась житейская осведомленность и находчивость деревенских парней: они знали, как свежевать оленя или поставить вершу, как защититься от городских парней своими складными ножами. Томми подумал, что Микки мог бы попытаться продемонстрировать свою деревенскую осведомленность и находчивость и попытаться убить Пса, но этого не случилось. Он оставил Пса совершенно без внимания и продолжал глазеть на Томми своими мутными глазами цвета болотной жижи.
— Ты не мог бы увести отсюда своего питт-бультерьера? — сказал Томми Уилбуру как-то вечером. — Все эти взгляды начинают меня раздражать.
— Ну так почему бы тебе самому не сказать ему пару слов об этом? — ответил Уилбур.
— Потому что после этого будет только хуже, — заметил Томми. — Он только с тобой считается, со своим Великим Драконом Юга.
Уилбур улыбнулся своей полудовольной улыбкой:
— Мне это нравится — Великий Дракон Юга. Может статься, после тюрьмы я вступлю в Клан. Могу поспорить, что я довольно быстро поднимусь в Клане.
— Я и не сомневаюсь. Но для начала попроси своего ученика держать свои взгляды при себе.
— А почему бы тебе не сказать ему, что ты не имел в виду ничего плохого, когда сказал, что китаезы ловчее нас? — предложил Уилбур. — Скажи, что ты просто хотел его подзадорить. Может быть, он тебе поверит.
— Они ловчее нас, — настаивал на своем Томми.
— Я рад, что ты готов умереть за свои убеждения, — сказал Уилбур, позевывая.
В последующие несколько дней Томми решил начать контратаку, по крайней мере, чтобы что-то предпринять в отношении этих взглядов Микки. Вместо того чтобы отводить от него глаза, он начинал пялиться на Микки даже прежде, чем тот начинал глазеть на Томми. Когда их взгляды встретились, Томми стал смотреть ему прямо в глаза, пока, наконец, Микки не отвел взгляда и не ушел.
После этого Томми стало немного легче, хотя он понимал, что Микки по-прежнему ненавидит его. Микки стал проводить с Уилбуром меньше времени. Он больше не рассказывал о своих планах вступить в Армию Арийцев. Томми знал, что Микки все еще оставался для него угрозой, но, по крайней мере, теперь это была угроза замедленного действия. Когда вокруг были люди, Томми понимал, что лучше не спускать с Микки глаз и держаться позади него. Когда Микки был впереди, Томми был уверен, что сумеет предотвратить какой-нибудь его маневр, если тот вдруг решит атаковать. Он даже стал готовиться к этому: занялся гимнастикой. В старших классах он какое-то время ходил в секцию боевых искусств, но это ему разонравилось, прежде чем дело дошло до черного пояса. Но, по крайней мере, до желтого он поднялся. У себя в камере он стал повторять приемы дзюдо.
Уилбур никаких упражнений не делал. Стоило ему хотя бы два раза подряд бросить баскетбольный мяч, как у него сбивалось дыхание. Пока Томми делал упражнения, Уилбур наблюдал за ним с койки с выражением скуки на лице.
— Эти штучки — для желтопузых. Когда придет Большой Микки, это тебе не поможет, — заявил он.
— Это ты так думаешь, — сказал Томми, — а меня они, может быть, спасут. Даже если твой жирдяй ученик умеет ставить верши, это не означает, что он может просто так подойти и придушить меня.
— Ты слишком полагаешься на математические выкладки, задница, — сказал Уилбур.
Томми продолжал тренироваться. На какое-то время он смирился с тюрьмой и ему здесь даже нравилось. Это было место, где можно было уйти в себя, стать невидимкой и думать только о своем. Чтобы принимать все неудобства и тюремный режим, требовалась самодисциплина, но и это ему нравилось.
Но вот тюремное общество начинало раздражать его. Ему надоело то, что необходимо было разделять компанию поганых уродов вроде Уилбура или опасных троглодитов вроде Микки Клебэрна, — и кстати, Микки не был единственным троглодитом в тюрьме.
Время от времени у Томми появлялись мысли о том, что будет с ним, когда он выйдет на свободу. Правда, будет это совсем не скоро — его не освободят под залог еще почти два года. Но ведь это не был такой уж безнадежно долгий срок — ведь время не стояло на месте. Однажды совершенно случайно он помог одному из тюремных техников отремонтировать компьютер. Томми едва разбирался в компьютерах, он никогда особенно не стремился освоить компьютер, но оказалось, что никто в тюрьме в них не разбирается лучше него. В последнее время не проходило недели, чтобы его не попросили помочь разобраться с какой-нибудь программой или перезагрузить компьютер. Пригласить Томми, чтобы это сделал он, было проще, чем вызывать наладчика и платить ему, да тот еще должен был приехать сюда из самого Хьюстона. К тому же Томми соображал быстрее, чем многие наладчики. Оказалось, ему было приятно, что кто-то в тюрьме приходит к нему и просит помочь. Приятно было и снова начать работать с компьютерами. Он не говорил Тедди, чем занимается, но начал думать, что, может быть, когда он выйдет на свободу, они вдвоем могли бы заняться чем-нибудь, связанным с компьютерами. Они даже сами могли бы придумывать свои собственные игры или создавать программы, а то и начать свой собственный бизнес, пусть даже небольшой.
Позволив себе размышлять о том, чем он займется после тюрьмы, Томми несколько ослабил бдительность. Уже несколько раз он бывал в панике, когда на прогулке во дворе до него вдруг доходило, что он потерял Микки из виду. Случалось такое и в столовой. Томми понимал, что расслабляться нельзя, нельзя было уноситься куда-то в мечтах. Весь смысл его самодисциплины как раз и заключается в том, чтобы обеспечить себе постоянную готовность. Если внимание его ослабнет даже на пять минут в неделю, ему будет плохо. Он был в тюрьме, и у него был враг. Ему нужно было постоянно помнить, что ничего важнее этого нет. Лишь по ночам, когда их запирали и он был в безопасности от Микки, Томми мог позволить себе немного расслабиться.
За миг или два, может быть, за секунду-другую до того, как его пронзила боль, от которой из легких вырвался крик, Томми понял, что опять расслабился. Он был во дворе на прогулке. Они немного играли в баскетбол. Хотя Томми и не был высоким, он неплохо играл — у него был хороший бросок с поворота, который был достаточно эффективен. Он как раз и собирался развернуться и еще разок бросить мяч, как вдруг заметил, что все как-то враз отвернулись от него. Что-то было не то в том, как плотная группа людей вокруг него внезапно рассосалась, но он не сразу осознал это. Прежде он был где-то в середине группы, а теперь нет. Все остальные были здесь же, но не настолько близко к нему, как прежде, и теперь все они отвернулись. Слишком много свободного пространства распахнулось вокруг него.
Томми метнул по сторонам взгляд, пытаясь найти Микки Клебэрна, но не успел он повернуть голову и осмотреть тюремный двор, как его пронзила боль, и он вскрикнул. Это была прожигающая боль, словно его пронзила раскаленная игла, еще раз, еще — прямо в позвоночник. Он упал, пытаясь уйти от нее. Упав, он все еще пытался держаться за мяч, но тот откатился в сторону. Тогда он перекатился на бок, стараясь уйти от боли, и увидел, что на него смотрит Микки Клебэрн.
— У старого крокодила острые зубки, — проговорил он и отвернулся.
Лежа и пытаясь перетерпеть боль, пока еще только один из охранников сделал первый шаг к нему, самое сильное, что ощущал Томми, было изумление.
Его изумило, что Микки Клебэрн, парень с болота, ухитрился так ловко провернуть хоть что-то в жизни.
20
Аврора с Рози провели в тюремной больнице уже девять часов, меряя холл шагами и снова садясь, но наконец-то им хоть что-то сообщили. А сообщили им, что Томми будет жить. Они не могли дозвониться до Тедди и Джейн — оказалось, что в тот день они повезли Шишарика на пляж. Свадьба Рози, которая в конце концов решилась выйти за Артура Коттона, была назначена буквально на следующий день. Предстояло сделать еще миллион всяких вещей, но Рози и слышать не хотела, что Аврора поедет в тюрьму одна.