Кречет. Книга I - Жюльетта Бенцони

— Неужели это так важно? — произнесла она наконец.

— Больше, чем я могу это выразить, госпожа графиня.

— Ну хорошо! — вздохнула молодая женщина. — Оставь нас, Перрина! Шерсть подождет…

Девочка встала, ища куда бы положить большой моток, который был натянут на ее руках. Жиль предложил свои, повинуясь внезапному порыву.

— Если позволите! Я часто это делал, когда был ребенком…

Веселая искорка промелькнула в усталых глазах будущей матери, а Жиль встал с кресла и, согнув свои длинные ноги в коленях, расположился на табуретке.

— Первый раз мне моток будет держать военный, — с улыбкой сказала молодая женщина. — Ведь вы солдат, не правда ли, шевалье? Это видно по вашей манере держаться.

— Вы правы, сударыня. Я лейтенант «на очереди» в Драгунском полку королевы.

Графиня взяла клубок и начала наматывать на него толстую шерстяную нить; моток в руках молодого человека становился все меньше.

— А вы знаете, что ваше имя меня удивило, когда о вас доложили? — сказала она через некоторое время. — Я не знала, что род Турнеминов еще существует. Я думала, что он угас.

— Он не угас, сударыня, или, скорее, он угас бы вместе с моим отцом, графом Пьером, если бы он, смертельно раненный в битве при Йорктауне, не признал меня своим сыном в присутствии всех высших офицеров армии. Король соблаговолил подтвердить мои права.

Внезапный интерес оживил лицо молодой женщины.

— Йорктаун? Где это?

— В Америке, сударыня… а если быть более точным, в Вирджинии. Разве вы не слышали о победе, одержанной нашими войсками над англичанами?

— Америка? Значит, вы там были, сударь?

— Вот уже два месяца, как я вернулся оттуда вместе с герцогом де Лозеном, которому граф де Рошамбо и генерал Вашингтон поручили отвезти , — в Версаль сообщение об их победе.

— Победа? В Америке? Решительно, мы здесь несведущи, как дикари! Ах, шевалье, вы должны дождаться возвращения моего супруга. Он будет очень сердит на меня за то, что я не задержала такого интересного человека. Я не отпущу вас.

— Увы, сударыня… Боюсь, я не могу задержаться. Позвольте мне напомнить вам, что я здесь по очень важному делу… и неотложному.

Владелица замка покраснела и смущенно улыбнулась.

— Простите, я забыла об этом. Вы так располагаете к себе, что мне уже кажется, будто меня навестил мой старый друг…

— Надеюсь, вы не измените отношения ко мне, когда я расскажу вам о цели моего визита. Мне придется вам напомнить об одной неприятной вещи, сударыня… Не так давно, накануне Рождества, перед замком произошла ужасная трагедия. Молодая женщина, одетая в подвенечное платье…

Госпожа де Шатожирон встала, уронив клубок шерсти, покатившийся в середину гостиной, и так побледнела, что Жиль на минуту испугался, как бы она не упала в обморок. Графиня зажала руками уши, как будто из прошлого, о котором знала только она, до нее доносились крики.

— Ради Бога, сударь, не говорите об этой отвратительной истории! Я больше не хочу об этом слышать… Я не вынесу этого… Она мучает меня по ночам…

— Теперь моя очередь сказать: ради Бога, сударыня, сжальтесь! Я догадываюсь, как это воспоминание тягостно для вас, но поймите, что меня эта история убивает! С тех пор как я ее услышал, я боюсь… Боже мой! Нет, я просто умираю от страха узнать, что жертвой была девушка, которую я люблю, та, ради которой я сражался в Америке, та, за которой я приехал. Выслушайте меня, сударыня! Не отказывайтесь меня слушать…

Вы должны мне помочь.

Соскользнув с низкого табурета, он встал на колени перед графиней, которая медленно опустила руки. Краска понемногу возвращалась к ее лицу.

— Если вам уже рассказали эту историю, сударь, вряд ли я смогу что-нибудь добавить, — едва слышно пролепетала она. — К тому же… кто вам ее рассказал?

— Некий Геган, башмачник из Кампенеака.

— Человек, который сидел на дереве? Понимаю…

— Этот несчастный тоже потерял сон. Он пьет, а когда напьется, рассказывает. Сударыня, прошу вас, я не хотел причинить вам боль, но мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос… только на один!

— Какой?

— По словам Гегана, жертва была еще жива, когда ее вытащили из… Прошло довольно много времени, пока ваш супруг не объявил о ее кончине. Быть может, к ней на минуту вернулось сознание… она могла назвать вам свое имя.

— Если в этом ваш вопрос, шевалье, я на него не отвечу…

Жиль медленно встал и посмотрел в глаза владелице замка…

— Нет. Мой вопрос не в этом. Вы действительно на него не ответите, так как, возможно, у вас осталось ко мне некоторое недоверие. Я сейчас задам свой вопрос. Я скажу вам имя, госпожа графиня. Взамен я прошу лишь одно слово: да… или нет! Больше ничего!.. — Он на голову был выше молодой женщины и старался поймать ее ускользающий взгляд; в конце концов ему удалось завладеть им. Ужас, который он в нем прочел, не был притворен, и тревога, впрочем, тоже.

— Но, шевалье, что заставило вас подумать, что я могу ответить на этот вопрос? Кто вам сказал, что эта бедная девочка могла…

— Ничто и никто, сударыня, только мое сердце и моя вера в Бога. Он не мог позволить совершить такое гнусное злодеяние, не оставив малейшего следа, который мог бы направить руку мстителя!

— Мстителя? Другими словами, если бы я ответила на ваш вопрос и ответила бы «да»?..

— Правосудие свершилось бы сегодня же. Я клянусь памятью моего отца. Вы мне ответите?..

Госпожа де Шатожирон опустила голову и отвернулась, будто пыталась спрятаться от этого властного взгляда, который, казалось, готов был проникнуть в самую глубину ее души. С минуту она молчала. Затем направилась к дверям гостиной.

— Идемте! — только и сказала графиня.

В вестибюле молодая женщина взяла из рук служанки плащ с капюшоном и закуталась в него.

— Куда мы идем? — спросил Жиль.

— В часовню, что на другом конце двора, вы видите ее отсюда.

Действительно, Жиль различил очертания часовни сквозь моросящий дождь, окутавший ее дымкой.

Это была маленькая часовня, построенная в эпоху Возрождения, узкая и изящная как шкатулка, несмотря на то, что опиралась на два мощных контрфорса. У нее было единственное окошко на фасаде, готический переплет которого был украшен лилией. Дверь легко подалась под рукой графини, открывая взору темные плиты пола, несколько искусно отделанных скамей и скромный алтарь, перед которым молился старый седовласый священник.

На цыпочках, чтобы не помешать ему, госпожа де Шатожирон подвела Жиля к крошечной ризнице. Там она открыла сундук, вытащила запачканную вуаль и букет увядших цветов, при виде которых Жиль, несмотря на свое самообладание, побледнел.