История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III - Коллектив авторов

КПРФ, АПР, Гражданский союз, ЛДПР, ДПР и отчасти «Яблоко» декларировали государственнические, «почвеннические» или даже националистические лозунги, призывая к восстановлению сильного и влиятельного государства, которое могло бы играть важную роль в мире и стать центром реинтеграции послесоветского пространства.

ВР и РДДР были относительно индифферентны к лозунгам державности, полагая, что укрепление государственности есть производная от решения наиболее приоритетной задачи – развития экономики на основе рыночных и либерально-демократических принципов, включения России в мировое хозяйство и сообщество демократических стран.

Из четырех возможных сочетаний, которые условно можно назвать «почвенничество – капитализм», «почвенничество – социализм», «интернационализм – капитализм» и «интернационализм – социализм», реально представлены в предвыборной кампании оказались первые три. КПРФ и близкие к ней группировки шли на выборы под жестко государственническими, державными лозунгами. «Государственническо-капиталистическую» позицию заняли ЛДПР, ПРЕС, ДПР и «Яблоко». В сущности, это была типичная для дореволюционной России идеология, варьировавшая от крайне правых («Союз русского народа», «Палаты Михаила Архангела») до либеральных и даже «левых» версий конституционных демократов и прогрессистов в палитре III и IV Дум.

Чисто западнической, «глобально-капиталистической» ориентации придерживались ВР и РДДР (несмотря на некоторые государственнические высказывания Гавриила Попова), связанные в сознании избирателей с «Демократической Россией» и Межрегиональной депутатской группой времен перестройки.

Всего установленный новым избирательным законом пятипроцентный порог для получения депутатских мандатов преодолели восемь избирательных объединений. АПР получила 8,0 % голосов (21 мандат по спискам), КПРФ – 12,4 % (32 места), ЛДПР – 22,9 % (59), «Женщины России» – 8,1 % (21), ДПР – 5,5 % (14), ВР – 15,5 % (40), ПРЕС – 6,7 % (17), «Яблоко» – 7,9 % (20). РДДР завоевала только 3,6 % голосов и не участвовала в распределении мандатов (правда, некоторые его члены стали депутатами от одномандатных округов).

Таким образом, триумфатором стала ЛДПР, победа которой при голосовании по партийным спискам вызвала сенсацию (но в одномандатных округах либерал-демократам победить почти не удалось). Наибольшую поддержку им оказали почти все регионы европейской части страны к югу от Карелии, Республики Коми, Архангельской и Ленинградской областей и к северу от Калмыкии, Ростовской и Астраханской областей, а на востоке – все области западнее Самарской и Ульяновской и республик Поволжья. В Сибири мощным ареалом поддержки ЛДПР стали Красноярский и Алтайский края, Кемеровская и Новосибирская области, Хакасия. За нее активно голосовали также избиратели средних и малых промышленных центров, всего нового южного приграничья, где люди ближе всего столкнулись с катастрофическими последствиями распада СССР – спадом производства, этническими конфликтами, потоками беженцев и т. п., а также на Дальнем Востоке, хозяйство которого всегда держалось на прямой и косвенной государственной поддержке – «северных коэффициентах» к зарплате, военной промышленности и обслуживании гарнизонов.

Результаты выборов для главной правящей партии – ВР – оказались столь же катастрофическими, сколь для Жириновского – триумфальными. В 20 субъектах РФ ее поддержка составляла менее 10 % и только в четырех – выше 25 %, лишь в Москве достигая трети электората. Больше всего избирателей за блок Гайдара проголосовало на Европейском Севере, на Урале, в центральных и северных округах Западной Сибири, Московской и нескольких соседних с ней областях Центра, а также в Хабаровском крае. Наиболее слабыми оказались позиции ВР в автономиях и приграничных областях. Почти никто не проголосовал за сторонников Гайдара в большинстве республик Северного Кавказа, на Ставрополье, во многих областях Центрально-Черноземного района. Титульные народы республик не усматривали в ВР защитника своих особых интересов, а русские в бывших автономиях были еще менее склонны связывать с ним свои упования, чем во «внутренней» России.

Но поражение главной партии реформаторов отнюдь не сопровождалось коммунистической «реконкистой». Нигде, кроме нескольких бывших автономий (в том числе Дагестана), в 1993 г. КПРФ не удалось получить более 20 % голосов. В наибольшей степени отозвалась на призывы коммунистов южная половина европейской части России. От Башкирии и Оренбурга на востоке до Смоленска на западе протянулся сплошной массив регионов, где 13–20 % избирателей оказало доверие КПРФ. Но за пределами этого массива высокий уровень поддержки коммунистов был редкостью (Ставрополье, Бурятия, Омская и Амурская области). АПР нашла опору не столько в основных земледельческих районах юга, сколько в Европейском Нечерноземье, но особенно – в Дагестане, Башкирии, Оренбургской области и Алтайском крае.

Если суммировать результаты голосования за партии разной ориентации, то обращает на себя внимание безусловное доминирование двух из названных четырех ориентаций – государственнической и рыночно-«капиталистической». За партии, провозгласившие национально-государственные лозунги, проголосовало в общей сложности 66,9 % избирателей, за движение к рыночной экономике – 60,4 %. В то же время интернационализацию России поддержало только 17,3 %, а социалистическую альтернативу – 23,8 %. Выборы 1993 г. ясно показали, что в России имеют будущее только партии, исповедующие, с одной стороны, идею построения эффективной рыночной экономики, а с другой – национально-государственного возрождения.

Усиление государственнических и патриотических настроений оказалось самым значительным сдвигом в политических ориентациях российских граждан со времени президентских выборов 1991 г. Распад Советского Союза, всесторонний общественный кризис, беспрецедентное ослабление государства, оказавшегося неспособными выполнять даже минимальные обязательства перед гражданами, мощные сепаратистские движения в республиках уже самой Российской Федерации глубоко травмировали сознание многих людей. Вместе с тем, эйфория, вызванная заманчивой, но оказавшейся несбыточной надеждой в короткие сроки войти в клуб самых богатых стран мира, к декабрю 1993 г. уже почти прошла. Не было ни одного субъекта РФ, в котором поддержка государственно-патриотических идей опустилась бы ниже 54 % активного электората. Но особенно популярны они оказались на юге и в центре Европейской России, где их поддержало более двух третей избирателей.

В этом сказались фундаментальные особенности региональных политических культур, сформировавшихся в ходе длительного исторического развития. Достаточно отчетливо прослеживалось влияние на расстановку партийно-политических сил в конце XX в. распространения барщины и оброка (отходничества) до отмены крепостного права, т. е. за 150 лет до того. Барщина, более прочно привязывавшая крестьян к узкому мирку своей деревни, была распространена в основном в более плодородных губерниях юга России. В этих же районах устойчивее традиции коллективизма – крестьянской общины (мира). Южные области России были сравнительно меньше и позже затронуты индустриализацией, в том числе в советское время. Большинство этих территорий к концу 1993 г. относились к числу депрессивных или отсталых. Избиратели здесь оказали высокую поддержку ЛДПР и/или КПРФ и другим радикальным силам. Либералы назвали их «красно-коричневым» (позже – «красным») поясом.

Напротив, на севере европейской территории в эпоху крепостного права практиковалось главным образом отходничество. Работая по найму в Петербурге, Москве и других крупных городах, крестьяне приобретали более широкий кругозор и общественный опыт. За пределами зоны устойчивого земледелия на Европейском Севере, в регионах нового освоения – в старопромышленных областях Урала, в северных регионах Западной Сибири, на Дальнем Востоке дворянских усадеб и прочных традиций крестьянской общины не было, что способствовало формированию иной региональной политической культуры, отличавшейся активностью, самоответственностью и открытостью. Большая часть населения здесь уже давно жила в крупных городах, отличалась высокой социальной и территориальной мобильностью и потеряла всякую связь с сельским хозяйством.

Именно в этой части страны расположены экспортно ориентированные регионы, экономика которых основана преимущественно на добыче топлива и сырья, большая часть сравнительно более благополучных крупных городов и территорий с многообразным хозяйством. Хотя жесткой, определяющей зависимости между социально-экономической структурой региона и уровнем жизни людей не наблюдалось, жители большинства северных районов и особенно крупных городов были скорее склонны поддерживать партии и кандидатов, выступавших в поддержку правительственного курса на рыночные реформы, скорейшую интеграцию России в мировое сообщество, использование западных моделей развития. Если сложить результаты всех «партий власти», то зона максимальной поддержки реформаторов была почти зеркальна зоне радикально-коммунистических предпочтений – Север, Урал, большая часть Сибири, север Дальнего Востока, особенно Хабаровский край, обе столицы, Московская, Ярославская и Калининградская области. Некоторые республики (Бурятия, Тува, Башкирия, Якутия, Кабардино-Балкария) оказались в этой же зоне только из-за исключительно высокой доли голосов за ПРЕС, поскольку избиратели послушно последовали за руководителями, заключившими альянс с С. Шахраем. Политическая поляризация России, отмеченная еще на первых демократических выборах 1989 г. («демократический север – северо-восток» и «радикальный юг – юго-запад») проявилась на выборах 1993 г. со всей определенностью.