Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

Таким образом, если как следует углубиться в эмоциональные корни морали, там можно найти даже ненависть – к чужим, к тем, кто мешает своим наслаждаться жизнью. Да, чересчур моральный человек обречен не только на любовь, но и на ненависть. Однако важно иметь в виду, что просто чужие, посторонние – еще не само зло, это те, кто не заслуживает жертвы. Мораль не одобряет целенаправленное причинения зла невинным, хоть и не своим. Но она вполне одобряет ненависть к тем, кто уже доказал свою злостность, изза кого поле искажается, изза кого требуются все новые жертвы. Не это ли доказывает беспричинная злоба верующих, чья религия требует "всеобщей любви", к тем, кто не разделяет этого требования?

Растягивание поля в ширину – не единственный способ его исказить и превратить в свою противоположность. К такому же эффекту приводит и необходимость разовых, но крупных жертв, требуемых героической моралью. Внешне, разница между жертвенной моралью и героической – в размере жертвы. Большая жертва предназначена не кому-то одному, а по крайней мере группе, коллективу, а лучше – всему человечеству, включая потомков. Ценность №2 как бы начинает размываться и тяготеть к №3. Но в любом случае, героическая мораль – разновидность жертвенной, ибо даже жертвуя собой ради человечества, жертвующий вероятно отождествляет его с конкретными людьми, которые победят, будут спасены и благодарны. Посторонним – т.е. истинному человечеству – жертва не нужна. Причастность к ним требует не разовой жертвы, а ежедневного созидания, общего дела. Другое отличие в том, что большая жертва, как впрочем и растягивание поля, уже не столько преодоление насилия своей эгоистичной природы, сколько насилие над ней. Такая жертва еще более настоятельно требует оправдания. И это, разумеется, победа над злом, которая оправдывает большую жертву большим добром. Зло же, естественно, концентрируется во врагах – в тех, кто виноват в необходимости жертвы.

5 Конфликты морали и этики

– Насилие

Само сосуществование морали и этики в одном человеке приводит к их конфликтам, которые только усугубляются описанной противоречивостью морали. Различаясь в понимании добра, две сестры остаются верны себе и в понимании зла. Для этики, зло – распознанное и осознанное насилие, для морали – все, что причиняет ущерб близким. В этом источник уже знакомого нам конфликта "насильственная борьба – мирное просвещение". Этика ищет и требует не переходить черту, где должна остановиться мораль в своей ненависти к врагу, оставить поверженного, раскаявшегося и наказанного врага в покое и признать в нем абсолютно такого же человека – до тех пор, пока он не нарушит договор. Мораль жаждет конкретного, ощутимого добра, а значит – победы над злом, полной и безоговорочной. Для нее насилие не проблема. Было бы добро, ради которого оно необходимо.

Чрезмерное насилие к врагу – в конечном итоге следствие искажений морального поля, которые вызывают необходимость дополнительных жертв. Поэтому хоть она и конфликтует с моралью, этика на самом деле помогает ей, она устраняет насилие, искривляющее поле. Этический идеал – естественная форма морального поля, отражающая свободу человека. Никаких чрезмерных жертв и, соответственно, насилия к их виновникам, такое поле вызывать не должно.

Однако мораль способна на насилие и не только вследствие искривлений поля. Иногда, ради счастья близких необходимо уничтожить зло в них самих – будь то пагубные привычки, недостатки характера или неправильные желания. Этика, разумеется, противится этому как может. Правда сил тут у нее немного. В личных отношениях этика хоть и присутствует, но на заднем плане. О ней обычно вспоминают в моменты охлаждения отношений или в излишне конфликтных ситуациях, когда она приходит на помощь в виде твердой основы, на которую всегда можно опереться. Тут то и выясняется, что даже в семье правит бал не только любовь, но и семейная справедливость, требующая равного деления этой любви. И не только забота, но и право каждого на собственные вредные желания, свободные от заботливой опеки. Не говоря о праве на свободу от всякого "личного" насилия.

Подобное семейное или дружеское насилие, вызванное эгоизмом, когда любовью других пользуются словно оружием против них самих, всегда ощущается как перекос в отношениях. Аналогично, бывают ситуации, когда "трудно отказать" мало знакомому человеку, пользующемуся знакомством для собственной выгоды. Сама потребность в балансе личных отношений напоминает нам о том, что без этики, и лежащей в ее основе свободы, не может быть даже обыкновенной человеческой морали. И хотя конфликт в данном случае не между моралью и этикой, а скорее между эгоизмом и ими обоими, полезно упомянуть его дабы лучше понимать существо дела.

Описанная идиллия может создать превратное впечатление, что мораль и этика в конце концов поладят. Перечисленные конфликты, действительно, наиболее простые и в принципе решаемые, ведь без насилия вполне можно обойтись. Увы, они не единственные. Во-1-х, нельзя не вспомнить о принципиальном противоречии между моралью и этикой. Сама основа морали – жертва – неприемлема для этики, требующей равного учета своих и чужих интересов. А отсюда недалеко и до во-2-х.

– Когда побеждает мораль

Исток второго, более актуального морально-этического конфликта – сложность равного учета интересов, которая проявляется уже в самой морали, еще до всякой этики. В наше время, когда посторонние исчезают из поля морального зрения, конфликт интересов, за редким исключением публичных должностей, почти не ощущается – предпочтение близких в ущерб посторонним выглядит как-то очень естественно. Но если в помощи, расположении или благодеянии предпочитать своих естественно, то нанесение в этих целях ущерба другим – уже переход за этическую грань. Конечно, в чрезвычайных ситуациях требовать от людей равного отношения к близким и чужим независимо ни от чего – аморально. Однако в нормальной, обычной жизни это вполне возможно. Тем не менее мораль, равно как ценность №2, имеет явный приоритет над этикой и ценностью №3. Психология "вся жизнь – борьба" не чужда не только обычным гражданам и представителям власти, но и прочим публичным и деловым фигурам, к чему у нас еще будет повод вернуться. Правда и тут уже появилась робкая надежда – клановая, классовая, этническая и прочая групповая мораль уже повсеместно распознается и местами даже осуждается. Так что весь этот пережиток племенного альтруизма обязательно исчезнет из нашей жизни.

На мельницу племенной морали льет воду конформизм – в том случае, когда интересы коллектива приходят в противоречие с этикой. Коллектив в этом случае играет роль расширенной семьи и давление морали совпадает с естественным желанием