История Руси и русского Слова - Вадим Кожинов

Во время Куликовской битвы на папском престоле находился Урбан VI (1378-1389), который, как сообщает Б. Я. Рамм, издал буллу, предписывающую "магистру Ордена доминиканцев назначить специального инквизитора «для Руси и Валахии» (область между Карпатами и Дунаем. – В. К.). В булле подчеркивается право и обязанность инквизитора, пользуясь всеми средствами, какими инквизиция располагает, искоренять «заблуждения» на Руси… Тот же папа предложил насильственно обращать в католичество русских на землях, подвластных Литве, Польше и т.п., применяя со всей строгостью принудительные меры вплоть до телесных наказаний"576. Точно известно, что сразу же после того, как Ягайло стал Великим князем Литовским, он завязывает отношения с папой Урбаном VI и направляет своего брата и единомышленника Скиргайло (в 1378 году) в Польшу для встречи с представителями Рима.

Прямых сведений о «направляющих» указаниях Урбана VI в адрес крымских итальянцев не имеется, однако союзничество Ягайло и находившегося в Крыму, на расстоянии 1300 км (по прямой) от Вильно, Мамая едва ли обошлось без папской «координации» усилий на севере и на юге (которая, как мы точно знаем, имела место ранее, при Клименте VI).

В «Сказании о Мамаевом побоище» в качестве единственного «посредника» между Ягайло и Мамаем представлен рязанский князь Олег. Находясь поблизости от тогдашней литовской границы, Олег мог играть роль определенного связующего звена между двумя союзниками, но едва ли он был способен «устроить» сам этот союз, в результате которого, как сообщается в «Сказании», «поиде к Мамаю на помощь… великий князь Ягайло Литовский с своею силою: литвою, и жмоти (жмудью), и ляхи, и немцы». За этим явственно видны направляющие действия папства (не раз описанные выше), которое в то же время воздействовало и на Мамая – через крымских итальянцев.

Ягайло, как известно, немного не поспел привести свои войска на Куликово поле. Но он шел с запада туда же, куда и Мамай с юга. И теперь следует подвести определенные итоги вышеизложенному. Как было показано, генуэзская Кафа с конца XIII и до середины XIV века постоянно подвергалась нападениям золотоордынских войск, но после убийства хана Джанибека 1357 г.) они прекращаются, и нет никаких сообщений о подобных нападениях вплоть до Куликовской битвы. Естественно прийти к выводу, что любимец нового хана Бердибека, Мамай, давно находившийся в Крыму, кардинально изменил политику в отношении пришельцев из Италии. Уже в 1357 году генуэзцы, которые в течение предыдущих почти ста лет своего присутствия в Крыму владели только одной Кафой, основывают свою колонию в Чембало (Балаклава, недалеко от нынешнего Севастополя) и начинают воздвигать здесь неприступную цитадель. В 1365 году они овладевают Солдайей (Судаком), где создается монументальная крепость, а затем – в период не позднее 1374 года – их «консульства» размещаются, как сообщено в трактате видного исследователя средневекового Крыма А. Л. Якобсона, в Горзоне (Херсонесе, ныне в пределах Севастополя), Ялите (Ялте), Пертинике (Партените, вблизи Гурзуфа), Луске (Алуште), Воспоро (Керчи) – то есть на протяжении всего побережья Крыма!577

Некоторые историки утверждали, что это решительнейшее расширение генуэзских владений было обусловлено начавшейся после убийства хана Бердибека смутой в Золотой Орде, которая теперь-де уже не могла сопротивляться натиску генуэзцев. Однако, во-первых, Чембало оказалось в их руках еще при Бердибеке (который высоко вознес Мамая), а во-вторых, как явствует из цитированных выше армянских «памятных записей», обладавший мощной военной силой Мамай властвовал в Крыму и в 1365 году, когда генуэзцы завладели Солдайей (Судаком), и позднее.

И едва ли можно усомниться в том, что Мамай, в отличие от золотоордынских правителей, находился в теснейшем союзе с генуэзцами, и, в частности, его зафиксированные в приведенной выше армянской записи «сборы» в 1365 году в очередной поход на Золотую Орду проходили, по всей вероятности, при активной поддержке генуэзцев; как пишет в своем исследовании Г. М. Прохоров, "с генуэзцами он (Мамай. – В. К.) мог расплачиваться землями своих крымских владений"578.

Но, как уже говорилось, неоднократные попытки Мамая захватить власть в Золотой Орде оказались тщетными. И тогда его направили на Русь.

М. Н. Тихомиров доказал, что «итальянцы, „фряги“ русских источников, появляются в Москве и на севере Руси уже в первой половине XIV в., как показывает грамота Дмитрия Донского. Великий князь ссылается на старый порядок, „пошлину“, существовавшую еще при его деде Иване Калите, следовательно, до 1340 г. Великий князь жалует „Печорою“ некоего Андрея Фрязина и его дядю Матвея. Обоих „фрязинов“ привлекли на далекий север, в Печору, вероятно, поиски дорогих и ходовых товаров средневековья: пушнины, моржовых клыков и ловчих птиц»579.

Отдельные купцы, – к тому же, конечно, покупавшие у великого князя за большую плату «лицензии», – разумеется, не представляли для Руси никакой опасности. Но появление их даже и на дальнем русском Севере свидетельствует о стратегической «устремленности» крымских «фрягов».

Выше цитировалось сообщение «Сказания» о том, что Мамай шел на Москву, дабы изгнать русских князей и сесть на их место. Ханы Золотой Орды никогда не имели подобных намерений, и цель эта была поставлена, надо думать, генуэзцами.

Все это объясняет главную «загадку»: почему Русь только один раз за почти два с половиной столетия «монгольской эпохи» вышла в широкое поле для смертельной схватки?.. В связи с этим нельзя не упомянуть, что преподобный Сергий Радонежский за какое-то время до Куликовской битвы отказался благословить великого князя на войну с Мамаем. В одной из рукописей жития величайшего русского святого приведено его прямое возражение Дмитрию Ивановичу: «…пошлина (исконный порядок, установление) твоя држит (удерживает, препятствует), покорятися ордынскому царю должно»580. Нет оснований сомневаться, что преп. Сергий действительно сказал так. Однако, по всей вероятности, слова эти были произнесены за достаточно длительное время перед Куликовской битвой, когда, надо думать, в Троицкой обители еще не знали со всей ясностью, что представляет собой в действительности Мамай, и видели в нем «традиционного» хана Золотой Орды, «царя».

Накануне же Куликовской битвы Сергий Радонежский сказал совсем иное: «Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Пойди противу безбожных, и Богу помогающи ти, победиши».

В связи с этим весьма многозначительно то место из «Сказания», в котором сообщается о реакции рязанского князя Олега на выступление Дмитрия Ивановича против Мамая. Я стремился на протяжении своей работы цитировать «Сказание» в подлиннике, полагая, что древнерусская речь понятна и без перевода. Но эпизод с Олегом сложен по своему языку, и потому даю его в переводе М. Н. Тихомирова.

Узнав о решении Московского князя, Олег говорит: «Я раньше думал, что не следует русским князьям противиться восточному царю. А ныне как понять? Откуда такая помощь Дмитрию Ивановичу?..» И бояре его (Олега. – В. К.) сказали ему: «…в вотчине великого князя близ Москвы живет монах, Сергием зовут, очень прозорливый. Тот вооружил его и дал ему пособников из своих монахов».581

Уже говорилось, что Куликовская битва имела всемирное значение. Об этом провозглашено в «Задонщине» (близкий текст есть и в списках «Сказания»). После победы Руси, утверждается здесь, «шибла понеслась слава к Железным Вратам и к Караначи (Орнач, Ургенч), к Риму и к Кафе по морю, и к Торнаву и оттоле ко Царьграду». Таким образом, указаны три «направления» пути славы: на восток – к Дербенту (Железные Ворота) и Ургенчу (столице Хорезма), которые входили тогда в «монгольский мир», на запад, в католический мир – к Риму через Кафу (связывание Кафы с папским Римом многозначительно), и на православный юг – через древнюю болгарскую столицу Тырново к Константинополю.

Кто-либо может подумать, что утверждение о столь широком распространении «славы» представляет собой только торжественную риторику – и глубоко ошибется, ибо весть о разгроме Мамая достигла и намного более дальних городов, нежели названные в «Задонщине». Так, об этом писал в расположенном в 1500 км к югу от Ургенча, уже недалеко от Индийского океана, городе Ширазе виднейший персидский историк конца XIV – начала XV века Низам-ад-дин Шами582. И на другом «направлении эта слава» достигла города, расположенного в 1500 км к югу от Константинополя: о разгроме Мамая сказано в трактате жившего в Каире выдающегося арабского историка Ибн Халдуна (1332-1406)583. Что же касается Константинополя, огромное значение Куликовской битвы сознавали там во всей полноте; это показано в уже упоминавшемся замечательном труде Г. М. Прохорова «Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы» (1978).