Лекции по истории Древней Церкви. Том IV - Василий Болотов

Но нет указаний, чтобы Лев и Константин видели в практике монтанистов и новатиан, живших в Фригии, чистоту древне-церковной практики. Невероятно, чтобы возможно было ввести практику еретиков. К иноверцам, как известно, большею частью относятся пренебрежительно, и уже одно то обстоятельство, что у известной секты есть какой-нибудь свой особый обряд, служит главным препятствием ввести этот обряд в практику церкви господствующей. В армянской церкви, например. Рождество и Богоявление празднуется в один день. Всякий знает, что это древнейший обычай. Тогда и Сретение Господне представляет интереснейшее явление в истории церкви. Известно, что восточная церковь заимствовала празднование Рождества 25 декабря у западной церкви; отсюда и Сретение нужно было праздновать 2 февраля. Но до дней Юстиниана оно праздновалось 14 февраля. Когда же армянская церковь стала праздновать Рождество и Сретение по-прежнему, отдельно от вселенской, то богословы антимонофиситы стали обращать внимание на этот обычай соединения Рождества и Богоявления и на праздник Сретения, как на какое-то выражение монофиситских воззрений. Отсюда возможно ли беспристрастное решение вопроса о разностях в обрядах? Теперь во введении органов при богослужении, в устроении сидений в католических и протестантских храмах видят доказательство инославия. В настоящее время, напр., вопрос о музыке при богослужении встречает противников не только потому, что это было бы новшеством, но и ино{стр. 510}славием, так как музыка употребляется у лютеран и католиков. Не видно, чтобы Константин имел и много приверженцев, сочувствовавших его идеям. Объяснение Шварцлозе можно принять как указание только на одну из причин иконоборчества, но ни в каком случае нельзя придавать ему главного значения, как это он пытается сделать.

2) Гонение на иконы несколько более понятно, если рассматривать его не как самую сущность, но как один из моментов целой и сложной политической программы иконоборцев, программы новой, развитой в противоположность той, которая до сих пор держалась в Византии.

В лице Льва на византийский престол взошел исавриец [123], чего давно уже не было (со времени Зинона). С восшествием на престол человека нового, естественно, могло явиться или подняться новое направление. Господствовавшее до иконоборцев политическое направление можно назвать в условном смысле церковным, или вернее клерикальным, понимая под этим словом такую политику, которая интересы духовенства, как известного класса общества, уважает более, чем требования и задачи самой церкви. При Юстиниане II духовенство стояло в Византии высоко и занимало даже высшие государственные должности. В 695 году γενικός λογοθέτης (должность вроде министра финансов) был назначен затворник авва Феодот, прославившейся крайнею жестокостью и неправдами при сборе податей, и в 696 году был убит чернью. При Артемии в 715 г. войсками, сосредоточенными в Родосе, командовал в звании στρατηγός тогдашний λογοθέτης γενικός, παπάς Ίωαννάκις, Т. е. диакон великой церкви Иоанн, и тоже был убит войсками. Духовные лица вмешиваются даже в темные интриги и злоумышления византийской политики: в низложении Юстиниана II с престола в 696 году были самыми видными участниками Павел, μοναχός των Καλλιστράτου, И Григорий, μοναχός καί ηγούμενος τών Φλώρου. С другой стороны, в 695 году патриарх Каллиник, несмотря на категорическое заявление: «ευχήν επί συσταίει εκκλησίας έχομεν, επί δέ καταλύσει εκκλησίας ού παρελάβομεν» («молитву на создание церкви {стр. 511} мы имеем, а на разрушение церкви не получили»), принужден был императором ех tempore читать молитву на разрушение (точнее: на сломку и снос в другое место) церкви Богородицы τών μητροπολίτου (место которой потребовалось для здания цирковой партии голубых) и произнес: «δόξα τώ Θεώ τώ άνεχομένω παντοε, νυν καί αεί καί εις τους αιώνας τών σιώνων, άμήν» («слава Богу терпящему всегда, ныне и присно и во веки веков, аминь»). Право убежища в моменты политических переворотов (напр. 711 г.) было попираемо самым грубым образом. Этот порядок вещей низводил духовенство до положения политической партии и притом далеко не популярной и не симпатичной (Феодот, Иоаннакис). Естественно, что новое и противоположное политическое направление стремилось вытеснить духовенство из занятой им позиции и выступило с программой антиклерикальной.

Иконоборство, таким образом, представляет аналогию с недавним немецким Kulturkampf'ом и с современною борьбою французского республиканского правительства против клерикализма, respective против католичества, respective против христианской религии. В противоположность церковному направлению, как его понимали предшествующие византийские правители, иконоборцы выступили с направлением «сtrekzhbpjdfnm». со стремлением «секуляризовать» и самую церковь. Вражда этого нового направления к монашеству (как к главному выразителю предшествующего церковного направления и к силе, способной оказать наиболее упорное сопротивление) едва ли менее характеристична, чем и самая борьба против иконопочитания: известно, какое видное место «во внутренней политике» Константина Копронима занимала его борьба с «σκοτένδυτοι». и «άμνημόνευτοι». Византиец прежнего направления был благочестив, строг, в соблюдении церковных обрядов. Kulturkämpfer'ы иконоборческого лагеря щеголяют своею религиозною индифферентностью. Кто проводил ночи в церквах, в бдении, кто привык к возгласу «θεοτόκε βοήθει», кто не «божился нещадно», тот уже считался политически неблагонадежным, «ως έχθρος του βασιλέως έκολάζετο καί άμνημόνευτος ωνομάζετο» (Theophanes a. 6259). Принимать участие в кутежах, ругаться и клясться нещадно, брить бороду — считалось хорошим тоном в лагере иконоборцев. В связи с этим стоит, конечно, и та черта, что византийцы прежнего направления говорили: «иду είς τον άγων {стр. 512} μάρτυρα Θεόδωρον, εις τούς άγιους άποστόλους», а люди нового направления: «εις τον μάρτυρα Θεόδωρον, εις τούς άποστόλους» (нежелание показаться благочестивым? или некоторый протест против слишком расточительного, даже и в титулах, употребления слова άγιος?). В речах Константина не было (обычных у предшествовавших императоров молитвенных обращений в начале или в конце. Иконоборство в программе императоров этого направления имело такой смысл: они хотели направить по новому пути (наряду с другим) и религиозную жизнь народа; порывая с традициями прежнего времени, они выступили на борьбу против иконопочитания, потому что и оно являлось характеристичным для прежнего церковного направления. Не отрекаясь от христианства и церкви, они хотели довести обрядность, внешние формы благочестия до minimum'а: чествовали св. крест и отметали св. иконы. [124]

Б) Но чем руководствовались представители иерархии, ставшие на сторону иконоборчества?

В церковной истории иконоборство было не без единичных прецедентов. Сюда не относится 36 правило Эльвирского (Гранадского) собора, запрещающее делать св. изображения в церквах, потому что оно было направлено не против самых изображений, но к охранению Христианской святыни от поруганий языческого фанатизма (can. 36 consil. Illiberitani: placuit picturas in ecclesiis esse non debere, ne quod colitur aut adoratur, in parietibus depingatur). Но отрицательный ответ Евсевия кесарийского Константин, желавшей иметь образ Спасителя, и поступок Епифания кипрского в Анаблате характеризуют переходную эпоху от священных изображений символических к иконографии исторической и доказывают сомнения некоторых в законности или уместности последней. На вопрос Константии, желавшей найти истинный телесный образ Христа, где можно найти этот образ, Евсевий кесарийский ответил, что истинный образ Христа всякий христианин должен носить в своем сердце. Епифаний кипрский, зашедши однажды в храм г. Анаблаты (который даже не входил в его епархию), увидел там изображение человека; Епифаний до того был поражен этим фактом, что, немедля разорвал это изображение и отдал его в качестве погребального покрова на нищих. A вместо испорченной им ткани отдал в храм чистый кусок материи. Несмотря на то, что монофиситы в целом призна{стр. 513}ют чествование св. икон, такие видные представители монофиситства, как Филоксен иерапольский и Севир антиохийский, ратовали против изображения бесплотных сил — ангелов, Христа и Св. Духа (в виде голубя).

Вероятно, на востоке остался вовсе неизвестным случай, бывший на западе в 598–99 г. Серен, епископ марсельский, видя неразумное боготворение икон своею паствою, сорвал иконы и выбросил вон из церкви, чем произвел большой соблазн в народе. Поступок Серена получил значительную огласку на западе, так что дело дошло до папы Григория Великого. Узнав об этом, Григорий в 599 г. писал к Серену послание, в котором хвалил его за ревность, хотя и не по разуму, inconsideratum zelum, по которой он не потерпел поклонения неправильного, но порицал его за уничтожение икон, которые даны неграмотным людям вместо книги. Получив это послание, Серен сделал вид, что сомневается в его подлинности. В 600 году Григорий В. писал к Серену другое послание, в котором требует от него, чтобы он утишил соблазн, произведенный в его пастве его неразумным поступком, восстановил иконы, объяснил народу и смысл прежней своей выходки и то, как правильно следует чествовать св. иконы. Еще в 599 году отшельнику Секундину Григорий В. посылал иконы Спасителя и святых апостолов и объяснял образ должного чествования их.