Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Джима Джонса, нового советника президента по национальной безопасности, я отчасти знал – по нескольким телефонным звонкам и парочке встреч. После того как я отказался от должности директора Национальной разведки в январе 2005 года, меня попросили позвонить Джонсу – четырехзвездному генералу и бывшему командующему корпуса морской пехоты, в ту пору главе Европейского командования и главнокомандующему сил НАТО в Европе – и попытаться уговорить его принять это назначение. (Странно, правда? Вот и я тоже недоумевал какое-то время – почему попросили именно меня?) Мой звонок на мобильный телефон застиг Джонса в ресторане в Неаполе. Он вежливо выслушал, но сказал, что не заинтересован в этой работе. После того как осенью 2006 года Джонс вышел в отставку, а я стал министром, он несколько месяцев спустя по инициативе конгресса провел оценку афганских сил безопасности и представил соответствующий отчет, а потом в качестве приглашенного консультанта работал с администрацией Буша, когда та озаботилась повышением боеготовности палестинских сил безопасности на Западном берегу реки Иордан и улучшением их сотрудничества с израильтянами. Афганский отчет Джонса не произвел на меня сильного впечатления, а его постоянные просьбы направить больше морских пехотинцев в Палестину свидетельствовали, так сказать, о ненасытных аппетитах.

Тем не менее я обрадовался назначению Джонса на должность советника по национальной безопасности, поскольку больше никто из высокопоставленных представителей Белого дома не был военным и не разбирался в военных делах. Точно так же высшие чиновники администрации – не считая Тома Донилона, заместителя Джонса в СНБ, – не имели опыта руководства ведомствами, причастными к обеспечению национальной безопасности; разве что некоторые из них являлись сотрудниками среднего звена в правительстве Клинтона. Потребовалось всего несколько недель, чтобы Джим очутился в Белом доме фактически в изоляции. В отличие от множества работников администрации, он не участвовал в избирательной кампании и не был закадычным другом президента. «Начальник штаба» СНБ Марк Липперт, с другой стороны, прежде работал на сенатора Обаму и был его единственным советником по внешней политике с самого начала президентской кампании. Денис Макдоно, новый глава директората стратегических коммуникаций СНБ, тоже работал на Обаму в Капитолии, а затем, в ходе избирательной кампании, стал его главным помощником по вопросам внешней политики. Оба, Макдоно и Липперт, находились в постоянном контакте с новым президентом и имели с ним полное взаимопонимание; Джонсу о таком не приходилось и мечтать. Вдобавок Обама предоставил им полный доступ, дополнительно осложнив положение Джонса.

Еще после одного из первых моих еженедельных совещаний с Обамой Джонс пожаловался мне, что памятку для президента готовил Липперт единолично, даже не потрудившись его, Джонса, проинформировать. Для сотрудников СНБ эпохи Генри Киссинджера, Брента Скоукрофта и Збигнева Бжезинского подобное нарушение протокола и процедур было смертельным оскорблением. Могу только представить, что чувствовал Джонс, оказавшийся в ситуации, когда постоянно нарушались правила субординации, – а ведь он полжизни прослужил в морской пехоте, самой иерархической военной организации! Между тем у Донилона сложились тесные отношения с вице-президентом, а с главой администрации Белого дома Рамом Эмануэлем они и вовсе были давними друзьями. Джонсу также пришлось иметь дело с некоторыми другими старшими сотрудниками Белого дома – Эмануэлем, президентскими советниками Валери Джарретт и Дэвидом Аксельродом, пресс-секретарем Робертом Гиббсом и прочими, – причем каждый из них обладал влиянием на Обаму в вопросах внешней политики. Возможно, десяток человек, в том числе собственные подчиненные Джонса, имели прямой выход на президента в обход Джонса, и их регулярно приглашали высказываться по темам, связанным с национальной безопасностью. Помнится, газета «Файнэншл таймс» процитировала кого-то из чиновников Белого дома, сказавшего: «Если меня спросят, кто на самом деле советник президента по национальной безопасности, я назову три или четыре имени, среди них Рам, а генерал Джонс, судя по всему, пользуется наименьшим влиянием».

«Нарыв» прорвался в ходе первого заграничного турне президента – на заседание группы G-20 в Лондоне 2 апреля и на саммит НАТО в Страсбурге и Келе (приграничных городах-спутниках во Франции и Германии соответственно) 3–4 апреля. Через несколько дней Джим рассказал нам с Хиллари, что на обоих саммитах «другие из Белого дома» (имен он не называл) давали президенту советы по вопросам внешней политики, в которых абсолютно не разбирались. Не скрывая презрения, он описывал, как один наивный сотрудник Белого дома на приеме в честь саммита НАТО убедил президента на виду у всех пообщаться одновременно с министрами иностранных дел Турции и Армении и попробовать заставить их работать совместно. Поскольку между этими странами существует давнишний конфликт, а история взаимоотношений омрачена пролитой кровью, попытка президента обернулась предсказуемой неудачей, и Обама оказался в неловком положении. Джонс прибавил, что он велел Тому Донилону возвращаться в Вашингтон после встречи G-20, но другие старшие руководители Белого дома распорядились, чтобы Донилон сопровождал президента на протяжении всего турне; Джонс узнал об этом, только когда столкнулся с Донилоном в коридоре отеля, где проживали участники саммита НАТО. Получить расписание президентских встреч и график запланированных переговоров, продолжал Джонс, тоже удалось не сразу, а Донилон, Липперт и другие постоянно норовили, что называется, «обойти его на вираже».

На следующее утро позвонил Майк Маллен и сообщил, что разговаривал с Джонсом и тот готов уйти. Я передал новость Хиллари, которая сильно забеспокоилась – она-то ничуть не желала отправлять Джима в отставку.

Мы с Джонсом увиделись наедине поздно вечером, и он сказал: «Так дальше продолжаться не может». Он посетовал, что у него нет полноценного контакта с президентом – возможно, из-за разницы в возрасте. Описал свои трудности в Белом доме и признался, что виделся с президентом один на один всего лишь раз, в день инаугурации. Он снова пожаловался на Липперта и Донилона – мол, велел Липперту что-то там сделать, а Липперт, лейтенант резерва ВМС, фактически проигнорировал приказ своего босса – отставного четырехзвездного генерала. «Прямое неподчинение», – прокомментировал Джонс. Президент говорил, плакался Джим, что за ним будет последнее слово в вопросах национальной безопасности, но на деле все совсем не так: «Вокруг слишком много желающих, мне тут не место». Я сказал Джиму, что для меня он – тот самый «клей», который удерживает вместе команду по национальной безопасности, единственный человек в Белом доме, кроме президента и вице-президента, обладающий реальным опытом в сфере национальной безопасности, авторитетом и международной репутацией. Будет «катастрофическим ударом», если он все-таки решит уйти. Я сказал, что готов переговорить с президентом, если необходимо: «Мы не можем себе позволить потерять вас». Джим позвонил мне на следующий день и поведал, что добился персональной аудиенции у президента и надеется все уладить, «более или менее». Тон у него был оптимистичный, он поблагодарил меня за нашу беседу и сказал, что она ему помогла.