Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— И в смерти как таковой.

— И в смерти как таковой. И в избегании смерти. Странная философия, не так ли?

— Философия преодоления, — сказал Йода. — Более странно другое. Ощущать, как всю жизнь на плаву тебя держала великая сила. И как она же в нужный момент забрала к себе.

Ухмылка гремлина стала воистину ужасной. Йода и при жизни улыбаться не умел. Сейчас же на его лице была такая гримаса, что Шат, было подруливший со светской миной на лице к ним, резко отшатнулся. Рэк с интересом проследил за траекторией почти-падения своего соученика. Куда же ты, Шат? Скажи мне, ягодка, что с тобою?..

О, мир Великой Силы. Простое переплетение энергетических лучей. Равнодушное… как много было в том равнодушии. Бесценности свободы. Скажите мне. Только скажите мне. Кто-нибудь. Я не знаю, кто. Должен же быть кто-то умный, кто знает. Откуда в энергетическом равнодушии появились все завихри морали, желание сделать мир лучше, а живым существам принести комфорт? Откуда появилась тяга к… даже не сказать, чему. Всеобщность физических законов. По их принципу захотелось всеобщности законов моральных?

Вот рождаются и умирают звёзды. Взрываются, разрушают. Из кипения плазмы возникает вселенная. Потом чахнет, осыпается, снова сжимается в комок — чтобы вспыхнуть пламенем вновь. И — никакой боли. Никаких страданий. Нормальный процесс существования. Но появилась жизнь. Сознание. Вместе с сознанием — неизбежная рефлексия. Отрефлектировали. Осознали. Научились страху смерти. Почему? Наверно, потому, что если чего-то нет — не плачешь. Мёртвое не скорбит о том, что мёртво. Оно просто есть. Оно существует. Возникла какого-то хрена жизнь. Случайно. По сравнению со вселенной — вообще плесень, мгновение существующий пузырёк. И пузырьку не хочется лопаться… Сознание. На мгновение жизни. И по вселенной раздаётся истошный и бессмысленный вой: НЕ ХОЧУ! Не хочу умирать… Кто спрашивает? Лопаются пузырьки. Но долго булькает протоплазма… Что-то жизнь порождает, наверно. Важное такое. Вторичную энергию, вторсырьё? Подпитку для великой силы?

А ещё жизнь хочет быть. Хочет быть вечно. Но вечность, которая скрывается за гранью…

О ты, великая и жалкая мечта живущих: бессмертие. Откуда — не понимаю. И никто умный мне не ответит.

— Странная у тебя морда, — сказал всё-таки выправивший свою траекторию Шат. Он подошёл и оказался рядом. — Как будто ты думаешь о чём-то.

Рэклиат стал смеяться. Искренне, выплёвывая бред.

— Второй раз ты удивляешься моей способности думать, — сказал он Шату. — Что с тобой?

— Думать вредно, — проворчал Шат.

— А ещё вредно жить, — ответил Рэклиат. — От этого умирают.

— Смерти нет, есть Великая Сила, — с района плинтуса проскрипело существо.

Шат подпрыгнул.

— Да-да, — сказал Рэк. — Хороший постулат, я всё забываю.

Шат по очереди посмотрел на обоих них.

— Смерти нет, — отстранённо произнёс Рэк. — Есть Великая Сила… Я свожу магистра в нашу библиотеку, — сообщил он Шату. — Это сборище будет съезжаться ещё четыре стандартных часа по миру, где есть время. А фуршет не предусмотрен. Так что используем промежуток с пользой.

— С какой?

— С полезной, — ответил Рэк. — Я ведь хранитель, — и вдруг ухмыльнулся почти как зелёный гремлин: — Вечности.

ГРАНЬ ТРЕТЬЯ

Игры (сейчас)

Эта зелёная планета

Борск давно не ощущал столь сильных запахов. Столь резких звуков. Те ясно отдавались в вечернем воздухе. Щедрая планета. В этой полосе, в тот период.

Или же он всего лишь слишком много времени провёл на кораблях.

Борск прищурился, повёл ушами и носом. Зрение сбоит в светлое время суток. И вполовину не приносит того, что дают уши и нос.

Впрочем, официально погибшего четыре года назад вместе с родной планетой господина бывшего короля Альдераана Бейла Органу он разглядел отлично. Тот был достаточно массивен и высок. Шёл к ним по дорожке сада. И выглядел вполне живым.

Встреча на огороженном и охраняемом периметре планеты, затерянной в каталогах среди прочих незначительных планет. Соратники объединились.

Для того чтобы встреча произошла, был преодолён некоторый пространственный путь. Корабль вышел в заданную точку в системе. На определённом диапазоне волн был послан код. После подтверждения кода был совершён ещё один короткий гиперпространственный переход. Почти прыжок. Чтобы на выходе оказаться рядом с планетой под прицелом орудий нескольких орбитальных станций. Которые по своей внешней конфигурации походили на исследовательские.

Всё переговоры вела Мотма. Борск наблюдал за этим процессом. Не вмешивался, оценивал. С флегматичной расслабленностью устроился в кресле. Наблюдал выражения лиц. Слушал интонации, смотрел на жесты. Фиксировал обстановку. Вокруг него. Вокруг планеты. На самой планете. Следил за тем, как взаимодействовали два давних союзника, которые вознамерились захватить мир. Не надо считать их дураками. Они его почти захватили. Всё висело на волоске. Или же балансировало в хрупчайшем равновесии двух противоборствующих сил. Брось на одну из чаш песчинку — чаша упадёт вниз. Перевесит другую. В таких ситуациях и бывает, что поступок человека решает всё.

Вейдер их обломал.

Борск сформулировал данный постулат со спокойствием существа, сделавшего свой выбор. Он его и сделал. Не смотря на то, что в этот момент лично он находился не в самом выгодном положении. Нет, не в самом безопасном. А вот выгодно оно было очень. Он — в кругу тех, кого больше не считает своими союзниками. Но которые — он надеялся — продолжают питать эту иллюзию относительно него.

Стать союзником тех, против кого его окружение ведёт войну. Шпионом.

Некой частью «общеботанского» рассудка он знал, что его клан одобрит такой выбор. Но сейчас он не думал о клане. Ему хватало своей головы. Своей души. Своего собственного ощущения. Он делает правильно. Для себя — правильно. Поскольку именно этот выбор принесёт ему наибольшую выгоду. Во всех смыслах.

Причина заключалась в простом. Борск почти с полной уверенностью мог сказать о независимости императора и Вейдера. И столь же был уверен в зависимости Бейла и Мотмы. Быть союзником людей, которые несамостоятельны в своих решениях, опасно. Проще союзничать с теми, кто их направляет. Но возможности выйти на них почти не было. А если б и была, он предчувствовал, что подобный союз всё равно невозможен. Существуют такие. Которые ни с кем не имеют точек соприкосновения. Просто не могут иметь.

Хотя, конечно, если вспомнить о том, что Вейдер и император тоже были неосознанными марионетками в некоей партии кого-то-там… Тогда посмотрим. Пока он выбрал, на его вкус, самых сильных. Но ведь всегда можно повернуть ситуацию так, что…

Додумавшись до этой мысли, Борск решил, что план действий примерно ясен. Пока он — шпион в стане врага. По крайней мере, тайных союзников Бейла и Мотмы он к врагам относит. Посему, раз он стал фальшивым союзником Мотмы — кто ему запрещает попытаться выйти из-за её спины на её тайных союзников? Узнать побольше, изучить. А то и заключить контракт… Опасно. Инстинкт тут же сказал: очень опасно. Почти смертельно. Ну и что? — ответил инстинкту Борск. Зато — какой адреналин. Надо попытаться. Надо обязательно попытаться.

На этой мысли он успокоился. И стал ожидать конца переговоров.

Им дали добро на посадку через десять минут. Мотма сделала последние распоряжения тем, кто оставался в корабле. Они отбыли на челноке, к которому тут же присоединился эскорт из четырёх истребителей встречающей стороны. Истребители довели челнок до посадочной площадки на планете. Посадочная площадка также была окружена охраной. Оттуда в резиденцию их доставили на элитном транспорте. И снова с эскортом. Под охраной, естественно, находился и периметр резиденции. Но зато хотя бы на самой её территории никто не маячил рядом.

Только Бейл, который шёл им навстречу.

Бывший король Альдераана изменился мало. Со времён своей последней официальной прижизненной съёмки. И в то же время изменился до неузнаваемости. Внешность осталась прежней. Разве что чуть больше загорел и подтянут. А вот движения. Манеры. Жесты. Даже интонация взгляда…

— Мон, — Бейл подал руку его спутнице. — Очень рад видеть. Привет, Борск, — небрежно бросил он ботану. — Мы тебя не сильно напугали?

— Да ничего, — ответил Борск. — Я как-то пережил.

Лапку он ему не протянул, да Бейл и не собирался навязывать ботану чисто человеческие жесты. Ботанам вообще опасались жать лапы. Боялись когтей.

— Ты уже привык к тому, что я жив? — спросил Бейл.

— Вполне, — ответил Фей’лиа. — Особенно после того, как тебя увидел. Слишком живой для трупа.

— Это, надо полагать, ирония, — отметил Бейл.