День «Д». 6 июня 1944 г. - Стивен Амброз

Операция носила кодовое наименование «Гамбит». Онор не умел играть в шахматы; он посмотрел это слово в словаре, и выражение «отбрасывая открывающиеся пешки» вызвало у него некоторые затруднения.

Участие в гамбите предъявляет к игроку определенные требования. Все присутствовавшие на субмарине должны были уметь выполнять любую работу (управление всем машинным и электронным оборудованием, навигация, погружение и многое другое). Они также должны были уметь действовать эффективно, находясь взаперти в закрытой лодке (размером едва ли больше, чем каноэ) в течение 40 и более часов. В процессе испытаний обнаружилось, что некоторые добровольцы не могут выдержать и часа.

— Выпустите меня! — закричал один из них через 45 минут.

Имея пять человек на борту (дополнительно присутствовал матрос, который должен был привести резиновый плот к берегу, бросить якорь и в заключение установить маркер для танков «ДД»), «Х23» и «Х20» пустились в путь в 18.00 вечера в пятницу, 2 июня. Два траулера проводили их до острова Уайт. В этом пункте они ушли под воду и отправились к месту назначения: «Х23» — к «Мечу», «Х20» — к «Юноне».

Утром в воскресенье, 4 июня, незадолго до рассвета «Х23» поднялась на поверхность. «И мы попали тютелька в тютельку. Мы были точно на том месте, где должны были оказаться. Мы быстро огляделись, чтобы понять, что происходит вокруг». К удивлению Онора, немцы зажгли маяк, чтобы отметить вход в реку Орн. Когда занялся рассвет, он приказал погрузиться на глубину действия перископа и сверился с церковными шпилями и другими ориентирами, чтобы еще раз убедиться в том, что цель избрана верно. «Там, на берегу, паслась корова», — вспоминает Онор. Он погрузил лодку на дно пролива, бросил якорь и стал ждать.

В середине дня в воскресенье Онор возвратился на глубину действия перископа, чтобы посмотреть, что происходит. «Там были немцы из мотопехоты. Они спускались на пляж, играли в мяч, плавали. Приезжали, развлекались, эти солдаты из мотопехоты — воскресенье ведь. А мы говорили: „Ничего-то они не знают“.

И вновь на дно, и вновь ожидание. Всплыли в полночь, с радио, настроенным на кодированные сообщения. Одно пришло незашифрованным, в виде голосового сообщения с острова Уайт, для «Х23» и «Х20»: «Ваша тетя сегодня катается на велосипеде». Это означало, что вторжение отложено на один день. Лодка погружается назад, на дно, чтобы ждать еще 24 часа.

Внутри субмарины было холодно, сыро, душно и тесно. Онор и его команда возились с гироскопами, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Их беспокоил кислород; никто не знал, насколько может хватить воздуха в баллонах. Играли в покер. Пытались спать на двух койках по очереди. Нельзя было курить (вот чего действительно не хватало!). Гироскоп закрепили; больше делать было нечего.

«Не нравились нам эти двадцать четыре часа, — заявлял Онор. — Мы не знали насчет кислорода: насколько еще хватит этих чертовых баллонов. Может, они полупустые, или в них и вовсе почти ничего нет».

Когда субмарины в полночь 5—6 июня поднялись на поверхность, сообщений об отсрочке не последовало. Перезарядили батареи, и вновь на дно… В 05.00 — обратно к поверхности, стоя на якоре. Погода стояла плохая. Ветер над Ла-Маншем был такой, что волны достигали одного — трех баллов. Спустить на воду резиновую лодку было невозможно. Непонятно было, удастся ли им как следует установить мачту. Волны перехлестывали через лодку. На поверхности лодки было скользко и ощущалась качка. Те, что были внизу, подавали наверх инструменты и снаряжение, а тем, что наверху, хотелось спросить: «Какого черта?»

«Х23» закончила работу около 5.20 и немедленно начала посылать радиосигналы; на вершине мачты был зажжен зеленый огонь. Зеленый означал, что они на месте; красный означал бы обратное. Они включили радио под лодкой; Онор описывал это как «отвратительную штуку, гудевшую под водой». Гудение должен был уловить радиолокатор и таким образом засечь место.

Начинался рассвет. Лейтенант Онор глядел на море, и «постепенно вдали становились видны большие корабли и суда поменьше, эсминцы, а потом — все эти силы преисподней, вырвавшиеся на волю». Над «Х23» проносились 14-дюймовые снаряды с линкоров и 5-дюймовые — с эсминцев. На побережье бомбардировщики и истребители наносили удары по берегу. «Я тихо стоял, глядя на все это, — вспоминает Онор, — и тут вдруг мою кепку смахнуло одним из тех самых ДСТ (Р), выпустившим около тысячи ракет».

Затем двинулись танки «ДД», «эти бедные, несчастные танки», как их назвал Онор. «Они просто повалили с этих ДСТ. У них были двойные винты, и они встали в ряд, образовав линию, и тронулись. Так и тронулись к берегу в развернутом строю».

Один танк начал кружиться. Очевидно, у него погнулся винт. Он начал набирать воду и пошел на дно. «Ребята вылезли наружу, — рассказывает Онор. — Вылезли прямо как из подводной лодки — одним выводком».

Оставшаяся часть танков направилась к берегу. «Когда они плыли мимо, — отмечает Онор, — мы приветствовали их, а они — нас. Итак, наша задача была выполнена».

Онору было приказано встретиться со своим траулером и возвращаться в Англию. Боясь, что ДСТ или ДССК могут раздавить его маленькую лодку, он привязал к мачте большое белое полотнище и, держась на поверхности, удалился туда, где он оставил свой транспорт.

«Везде, насколько хватало глаз, виднелись причаливавшие суда. Даже самые маленькие суда, даже танки — и те причаливали. Повсюду люди спускались с них на берег. А с кораблей побольше… видно было, как с них спускают маленькие суда, они отчаливают от бортов. И все продолжают двигаться к берегу. Возня была ну просто как в улье, куда ни посмотри».

Онор вернулся в Англию и двинулся дальше дорогами войны. Когда 47 лет спустя его спросили, довелось ли ему когда-нибудь узнать, сколько у него оставалось кислорода, он ответил: «Нет. Мы этого так и не узнали. Да это и не важно».

Благодаря «Х20» и «Х23» танки «ДД» достигли цели. Однако они были слишком медлительны и громоздки, дабы противостоять объединенному воздействию ветра, волн и приливно-отливного течения. Они должны были достичь берега первыми, чтобы немедленно осуществить огневое подавление и тем самым поддержать высадку. Но, пока они медленно двигались к берегу, ДСТ, которые везли специализированные танки, начали их опережать. «Они просто останавливались», — вспоминал майор Кеннет Фергюсон. Когда его ДСТ обогнало танки «ДД», «я понял, — вспоминает он, — что они не очень-то туда спешат».

«Туда» означало 30-километровое пространство песчаного побережья, тянувшегося от Уистреана до устья реки Орн, а оттуда — до Арроманша, где находилась маленькая рыбацкая гавань. Там и сям в море вдавались скалы; между Люк-сюр-Мер и Лион-сюр-Мер лежала полоса примерно километровой длины, где 10-метровые утесы были отвесными; для вторжения она явно не годилась. Но большая часть остального побережья была вполне подходящей, за исключением западной части Арроманша, где плато повышалось, сбегая к морю отвесными скалами 30-метровой высоты. Немцы поместили на вершине скалы радарную установку «Вюрцбург», но в мае бомбардировщики союзников уничтожили ее.

В восточной части пролива в крошечной бухте Арроманша скалы вновь становились отвесными и стояли одна за другой на протяжении 12 км до «Фокс-Ред» — восточной оконечности побережья «Омаха».

Побережья «Золото», «Юнона» и «Меч» напоминали «Юту» в том отношении, что в этих местах земля по направлению от берега повышалась постепенно, почти незаметно. Во всех трех случаях у края побережья не было возвышенных мест, которые нужно было бы преодолевать и с которых нападающих можно было бы сбить огнем.

Но берега, где действовали англичане, кое-чем отличались от побережья «Юта». Они были гораздо более густо застроены курортными постройками и домами. Английская пехота вынуждена была громить врага в уличных боях. На «английских» побережьях рек было не так много, как на «Юте»; англичане пользовались более обширной системой дорог. И главной их целью было взятие Кана: по утверждению генерала Монтгомери, это была важнейшая из всех задач дня «Д».

Кан был принципиально важным для немцев пунктом, гораздо более важным, нежели Карантан или Байе. Из Кана открывался прямой путь на Париж. Немцы, очевидно, должны были бросить бронетанковые соединения на Кан как можно скорее; Монтгомери намеревался захватить город, что должно было, наряду с прочим, вызвать первоначальный шок и удивление. Он хотел взять Кан до того, как немцы смогут подтянуть туда свои танковые войска. Авиаторы также торопились попасть в Кан; в дальнейшем они хотели обеспечить себе базу на высокоразвитом аэродроме Карпике восточнее Кана, и начать эти действия планировали в день «Д».

Потребовалось шесть недель, чтобы осуществить эти цели, и произошло это лишь потому, что американцы прорвались на западном фланге и грозили обойти Кан. Впоследствии Монтгомери заявлял, что всегда стремился удерживать позиции слева (в Кане) и прорываться справа (в Сен-Ло). Вокруг этого утверждения историки спорят уже очень долго. В целом позиция зависит от национальности. Большинство британских историков поддерживает Монти; все американские историки считают его утверждение ложью, прикрытием. Нет необходимости вдаваться в детали, поскольку на эту тему написано чересчур много. Невозможно проникнуть в сердце Монтгомери, чтобы увидеть его истинные намерения. Мы лишь знаем, что он говорил окружающим.