Скриптер - Сергей Соболев

В нижней части ее видна щель, или же прорезь.

Именно в эту прорезь вставил скипетр с орлом на оконцовке Хранитель – так примерно, как вставляют ключ в замок. А затем провернул его, держась двумя руками за рукоять, на половину оборота, на сто восемьдесят градусов.

Раздался довольно громкий щелчок!.. Металлическая пластина, казавшаяся до сего момента цельной, монолитной, разошлась, расслоилась, открыв тем самым доступ к некоему углублению, к полукруглой металлической нише, внутри которой – по центру – устроено нечто вроде разъема или переходного устройства для соединения.

Авакумов, действуя, как могло показаться, неспешно, вернулся к столу и открыл ключом, имевшимся в связке, второй ящик. Поднял верхнюю крышку; внутри футляра, в нише, сформованной из легкого пористого материала, занимающего объем этого ящика или футляра, предохраняющего хранимый внутри предмет от всяческих вредных воздействий, находится круглый шар диаметром примерно в пятнадцать сантиметров.

Подобно тому, как привезенный на Ближнюю дачу скипетр отличается от парадных – и более молодых по возрасту – образцов, хранимых в Оружейной палате Кремля, так и этот предмет, если сравнивать с сохранившимися царскими регалиями, называемыми Держава,[95] или же Державное Яблоко, выглядит просто, если не сказать «простецки». Шар сделан из того же металла или сплава, что и ключ. На нем нет никаких украшений, он не усыпан драгоценными каменьями, не украшен короной или же крестом. Впрочем, зубчики или выступы числом девять, имеющиеся на этом серовато-белом матовом шаре, можно с некоторым допуском принять за символическое изображение короны…

Держа в правой руке «яблоко», – а левой поддерживая правую руку – Хранитель подошел к колонне, в одной из граней которой только что открылась ниша.

– Часовщик, показания местного времени?

– Одна минута до полуночи!

Петр Иммануилович отработанным за десятилетия службы движением запустил в работу метроном. С виду эта «пирамидка» была ничем не примечательной; метроном и метроном. Но только с виду: это один из нескольких приборов, отсчитывавших ритм времени, ритм самой жизни в осажденном врагом блокадном Ленинграде.

В помещении послышались ритмичные щелчки; одновременно с первым из них прозвучал хрипловатый голос:

– Пятьдесят девять… пятьдесят восемь…

– Всем занять свои места! – неожиданно сильным, звучным, властным голосом скомандовал Хранитель. – Принять необходимые меры безопасности!..

Павел Алексеевич повернулся спиной к Хранителю, колонне и тому предмету, который держал в руке Авакумов. Он сжал пальцы в кулаки, разгоняя стынущую в жилах кровь; и так несколько раз подряд. И лишь после этого стал натягивать тонкие, почти невесомые перчатки.

– Сорок… тридцать девять…

Щербаков и Романдовский разместились на стульях в глубине служебной рубки, ближе к входу. Они сидят вполоборота к экрану; оба надели специальные очки. Щербаков держит руку на пакетном переключателе; он готов выключить освещение по команде.

– Двадцать… девятнадцать…

Двое бойцов, наоборот, сместились в другой конец помещения. Оба устроились прямо на полу у той стены, что примыкает к экрану, всего в каких метрах в пяти от застывшей там человеческой фигуры. Сотник опустился на колено, готовый – в буквальном смысле – сорваться с низкого старта (если откроется проход, ему идти в него первым). Николай держит руку на сумке, поверх которой лежит специального кроя зимняя куртка (запасная – для Павла Алексеевича). Оба сотрудника в одинаковых куртках с капюшонами, с виду напоминающих «аляску». Но именно что только с виду, поскольку куртки эти, весящие около семи килограммов каждая, сшиты из многослойной полиарамидной ткани и являют собой фактически носимые бронежилеты 6-го класса защиты. Под верхнюю одежду, призванную также выполнять функции бронежилета, у обоих бойцов поддеты разгрузки с запасными рожками к «хеклерам», – автоматы переброшены за спину – портативными рациями и прочим малогабаритным, но полезным и даже необходимым для разного рода непредвиденных ситуаций имуществом.

– Десять… девять…

Хранитель поднес к нише шар, удерживая его таким образом, чтобы имеющаяся на нем «корона» с зубчиками или выступами находилась точно напротив внутреннего соединительного разъема…

– …пять… четыре…

Шар не то чтобы вошел в нишу, но его словно притянуло, примагнитило к себе, затем и вобрало в себя нечто такое, с чем он, этот предмет, соединился естественно, просто, как будто и раньше они были единым целым.

В следующее мгновение Хранитель ощутил, как от затянутых в перчатку пальцев правой руки – которую он не без труда оторвал от гладкой круглой поверхности, теперь уже частично утопленной в нише – по всему телу прошла короткая, но мощная волна некоей энергии.

Ощущение, которое он пережил в эти первые секунды, было довольно неприятным, даже болезненным – всего передернуло, как от удара током. Но затем, по происшествии времени, – он это знал – спустя минуту или две, придет, нахлынет невероятный прилив сил… И если бы он время от времени не пропускал через себя эту энергию, не подпитывался бы ею, – как он предполагал сам – то вряд ли дожил бы до своих нынешних весьма преклонных лет, и вряд ли способен был занимать должность Главы Гильдии хранителей.

– …два… один…

– Стоп время! – скомандовал Хранитель. – Выключить свет!!

Отступив от колонны еще на шаг или два, он повторил охрипшим голосом:

– Время – стоп!

Но необходимости в этом повторном приказе не было уже никакой. Петр Иммануилович, положив руку на верхушку «пирамидки», чьи щелчки памятны всем тем, кто пережил блокаду Ленинграда, тем, кто слышал в ту пору передачи Ленинградского радио, или же – речь о современниках – смотрел документальные ленты о тех событиях, заблокировал ход центрального пера метронома.

Сверившись с показаниями приборов времени, прежде всего, хронометра, Часовщик, чей голос был хорошо слышен в установившейся тишине, доложил:

– Оперативное время: месяц май, восьмое число, ноль часов ноль минут ровно!..

Хранитель, чьи глаза были защищены очками со специальными линзами, нейтрализующими, смягчающими воздействие света такого рода, который знающие люди еще много веков тому назад назвали Божественным Мраком, отступил несколько в сторону, заняв место между колонной и длинной черной стеной. Но он продолжал контролировать ситуацию, он продолжал отслеживать происходящее в служебной рубке объекта «Волынское», известного также как «кунцевская дача Сталина».

Меж тем, в первые несколько секунд не происходило ничего примечательного.

В рубке царила кромешная темнота… Все присутствующие, включая самого Хранителя, кажется, даже дышать перестали.

Но вот осветился – мягким пульсирующим светом – тот участок колонны, в котором располагается ниша с «яблоком».

Появился – вначале как нарисованный, как очерченный тонкой кисточкой с черной тушью, как абрис, а не сам предмет – глаз.

В центре его, наливаясь белым, ярким, с красными прожилками, цветом, ожило «яблоко»…

Оно именно ожило; даже стоя на периферии, не находясь на линии открывшегося пространственно-временного канала, в перекрестии этой нечеловеческой оптики, Хранитель ощутил, как некто – или Некто – пристально разглядывает его, внимательно изучает его, выявляет, высвечивает и разъясняет для себя все его мысли, все его существо…

Фигура человека, стоящего у белоснежной стены, стала на какое-то время слабоконтрастной и какой-то бестелесой; как могло показаться, она была лишена плоти.

Она, эта человеческая фигура, – песчинка на фоне вечности – в какой-то момент вообще исчезла в вихре окутавшего ее многоцветного и многослойного света!..

Затем – вновь появилась: резко, контрастно, отчетливо в своей предметной телесной оболочке… и уже на фоне осветившегося в лазоревый цвет экрана!

Око Ра – открылось полностью.

Человек, подвергший себя испытанию, представ под Всевидящее Око, не исчез, не пропал. Он не растворился, не распался на атомы, не превратился в ничто… Но это лишь первый шаг.

Павел Алексеевич достал из нагрудного кармана носовой платок. Промокнул кровь, капающую из прокушенной губы. Сунув платок в боковой карман; каким-то будничным, подчеркнуто спокойным тоном произнес:

– Местное и оперативное время – восьмое мая, ночь часов ноль минут! Национальная редакция Московского канала приступает к работе.

Глава 7

«Черный ящик»

Редактор снял очки; неспешно сложив дужки, сунул во внутренний карман пиджака.