Красное море под красным небом - Скотт Линч

— Треганн, почему Закассис не в клетке?

— Ваш старпом атаковала перегородку между нашими каютами, — прошипела Треганн. — Невыносимый шум и крики! Ей повезло, она раздолбала всего одну клетку, а еще больше повезло, что я оказалась рядом и смогла обуздать вот эту невинную леди…

— Так… постойте, вы держите эту тварь в своей каюте?

Локки с облегчением подумал, что эта тварь не бродит по кораблю — не всегда, во всяком случае.

— Откуда, по-вашему, появился шелковый паук, Ревелл? Перестаньте дергаться: Закассис — вежливое и робкое существо.

— Треганн, — сказала Дракаста, — как врач вы должны быть знакомы с ухаживанием за молодой женщиной.

— Да, но такое непозволительное вторжение в шести футах от моей головы…

— Треганн, мешать сейчас Эзри, по моему мнению, — вот самое непозволительное вторжение. Каюта интенданта через проход свободна. Пусть плотник восстановит клетку Зак, а вы временно перевесьте свой гамак в каюту Гвиллема.

— Я запомню это недостойное обращение, Дракаста…

— Да, примерно на десять минут, пока не найдете новый повод.

— Если Дельмастро во время своих упражнений повредит себе что-нибудь, — строго сказала Треганн, — пусть ищет другого врача. И использует собственный живот, чтобы прясть шелк для повязок…

— Я уверена, что живот Дельмастро сейчас занят совсем другим, ученый. Пожалуйста, найдите кого-нибудь, чтобы устроили эту тварь на ночь. Вам не придется особенно убеждать, что это необходимо.

Когда Треганн со своей деликатной и робкой тварью, протестующе машущей лапами, в негодовании ушла, Локки повернулся к Дракасте и вопросительно приподнял бровь.

— Где вы только…

— Наказание за оскорбление никоранской королевской семьи — смерть от голода в железной клетке. Мы занимались в Никоре контрабандой, а Треганн там умирала. Я редко жалею, что мы ее освободили.

— Гм… Так что вы ответите на мое…

— На ваше безумное предложение?

— Замира, я вовсе не требую, чтобы вы шли в гавань Тал-Веррара. Дайте мне что-нибудь, что позволит получить от Страгоса еще несколько месяцев снисходительности. Ограбьте один-два корабля вблизи Тал-Веррара. Работа пустяковая. Вы знаете, мы с Джеромом первыми пойдем с вами. Только… позвольте ограбленным бежать в город и посеять панику. Потом ночью отправьте нас на шлюпке наняться нашим делом, и мы вернемся с лучшими соображениями о том, как изменить ситуацию…

— Напасть на корабли под веррарским флагом, а потом подойти к городу, чтобы вы могли уплыть в шлюпке? Ждать вас на якоре, когда за мою голову назначена награда в пять тысяч солари?

— Это несправедливо, Замира. Я не заслуживаю таких подозрений. Если бы мы с Джеромом просто хотели сбежать в Тал-Веррар, зачем бы нам было рисковать своей шеей сегодня утром? И если мне нужно было обманывать вас и дальше или шпионить за вами, почему я не ухватился за ваше предположение, что мы агенты приоров? Сегодня утром мы с Джеромом поссорились. Если бы вы говорили с Джеромом до того, как вытащить меня из трюма, то знали бы, что я служитель Тринадцатого, Покровителя Воров. Вы… наши люди, более или менее. Вы свои. Вопрос приличий. Джером настаивал на том, что вам нужно рассказать правду, что вы должны быть нашим добровольным союзником, а не марионеткой. Мне стыдно признаться, но я слишком рассердился, чтобы согласиться с ним. Но он прав, и это не просто чувствительность, а жестокая правда. Не думаю, что мы с Джеромом справимся, если вы не будете знать всего. А если не захотите или не сможете нам помочь, думаю, вас ждут тяжкие испытания. И скоро.

Дракаста положила правую руку на рукоять одной из своих сабель и закрыла глаза; выглядела она очень усталой.

— Прежде всего, — сказала она наконец, — даже если оставить в стороне все остальные соображения, мы должны попасть в Порт Расточительности. Мне нужно продать груз, закупить припасы, избавиться от приза. Мы в нескольких днях пути и пробудем в порту несколько дней. Я подумаю о ваших словах. Так или иначе, но ответ вы получите после того, как мы закончим там дела.

— Спасибо.

— Значит, все-таки Леоканто?

— Продолжайте называть меня Ревелл, — сказал Локки. — Так проще для всех.

— Конечно. Что ж, вы на веселой вахте, и на рабочую вахту вас призовут только завтра во второй половине дня. Предлагаю вам лучше использовать эту ночь.

— Что ж. — Локки взглянул на свою кожаную чашку с вином и подумал: не помешает выпить еще и, может, поиграть в кости, чтобы забыться на несколько часов. — Если боги милостивы, я уже ее использовал. Доброй ночи, капитан Дракаста.

Он оставил ее одну у гакаборта. Дракаста молча смотрела на чудовище, шедшее в кильватере «Орхидеи».

8

— Было больно? — прошептала Эзри, проводя пальцем по скользкой от пота коже Джерома над ребрами.

— Было ли мне больно? Боги на небесах, женщина, нет, это было…

— Я не об этом. — Она ткнула пальцем в старый шрам на животе с правой стороны. — Вот.

— А, это. Нет, это было замечательно. Кто-то подобрался ко мне с парой Воровских Зубов. Все равно что ласковый ветерок в теплый весенний день. Мне понравилась каждая сек… ой!

— Осел!

— Откуда у тебя такие острые локти? Ты их точишь на оселке или… ой!

Эзри лежала на Жеане в шелковом гамаке, который занимал большую часть ее каюты. Гамак едва давал ему возможность вытянуться, подложив руку под голову (и касаясь при этом правого борта корабля), а в ширину гамак был точно в размах его рук. Алхимическая безделушка размером с монету давала слабый свет. Он отражался от темных кудрявых волос Эзри; разбросанные пряди напоминали нити паутины в лунном свете. Жан провел руками по влажному лесу ее волос, помассировал голову пальцами, и Эзри с благодарным стоном расслабила мышцы.

Неподвижный воздух каюты был насыщен потом и жаром их первого бесконечного, лихорадочного часа вместе. К тому же Жеан впервые заметил, что в каюте страшный беспорядок. Их одежда была разбросана повсюду. Оружие Эзри и несколько ее личных вещей покрывали стол, как навигационные препятствия рельефную карту. С потолочной балки свешивалась небольшая сетка с несколькими книгами и свитками; она висела наклонно к двери, и это свидетельствовало о том, что весь корабль кренится на правый борт.

— Эзри, — прошептал Жеан, глядя на парусиновую перегородку, образующую левую «стену» каюты. Две пары ног — большие и маленькие — серьезно измяли ее. — Эзри, а чью каюту мы так безжалостно пинали недавно?

— А… ученой Треганн. Кто велел тебе оставить в покое мои волосы? О, так гораздо лучше.