Возрожденные полки русской армии. Том 7 - Сергей Владимирович Волков

к месту расположения роты. Там обмывали Богача и сколачивали шесть гробов для убитых гренадер. Еще и до сих пор не могли отыскать двух убитых, оставшихся на поле, за ними пошла подвода. После обеда назначены были похороны. Сельская церковь была полна народу. Большинство присутствующих плакало, другие же, в том числе и я, не могли подавить своего волнения.

На другой день поздно вечером остатки 1-й Эриванской роты в количестве 18 человек вошли в деревню Орловку, где стал наш полк, с песней: «Эриванцев нас не мало мертвых и живых…» Гренадеры сами попросили запеть эту песню.

И, как бы в подтверждение этих слов, на другой день после обеда к крыльцу штаба полка подъехала таратайка, в которой сидели полковник Кузнецов и Толя Побоевский. Они же привезли радостное известие, что Силаев жив и просит всем передать привет, а у нас готовились служить панихиду, ибо говорили, что он умер.

Толя принял 1-ю роту, а я был назначен командиром батальона. Несчастный Толя приехал в полк с душевной драмой. Ему хотелось поделиться своими мыслями, так как они, по-видимому, его давили. Мы пошли в поле к тем местам, где стояли наши заставы. Я догадывался, о чем будет речь, но все-таки в некоторых местах его рассказа у меня невольно вырвался возглас удивления.

«Тяжелая вещь – неудачная любовь», – думал я, делая экскурсию в свое недалекое прошлое. Как безумно тяжелы первые дни утраты воображаемого идеала, как хочется тогда забвения и смерти и как потом время и логика излечивают эту смертельную, казалось бы, болезнь.

Мы шли по тому полю, где позавчера шел бой; я скоро нашел то место, где упал Богач. «Вот его кровь», – сказал я. А вот и канава, служившая большевикам окопом. Лучшего нельзя было и выдумать, маскировка природная. Места нахождения пулеметов были ярко выражены громадными кучами стреляных гильз. Повсюду лежали неубранные, распухшие и почерневшие трупы красноармейцев. «Ну и место», – сказал Толя. Обстрел на две версты, и ложись не ложись, все равно не укрыться.

Вечером нас перевели из Орловки в Городище. Мы с Толей получили приглашение от командира Пластунской бригады генерала Запольского прибыть к нему на обед. Это был друг и дальний родственник Толи. Через несколько дней мы воспользовались приглашением и поехали в Орловку, где стоял штаб Пластунской бригады.

Несколько часов, которые мы там провели, показались мне незабываемыми. Пел хор казаков. Одна песнь была лучше другой и хватала за душу. Но задержаться долго не пришлось, так как получено было известие, что красные перешли в наступление. Приехали мы в полк, когда уже темнело. Все офицеры батальона уже ложились, так как чувствовалось, что будет дело. В час ночи меня разбудили. Приказано было на рассвете атаковать противника, наступающего на Царицын. По сведениям, части противника подходят уже к Орловке.

На рассвете 27 сентября мы уже подошли к Орловке. С нами поднималась наша 5-я гренадерская батарея полковника Фихнера.

Заняв исходное положение для атаки, мы залегли. Красная батарея обстреливала нас гранатой, снаряды ложились у самой цепи. Вот осколком снаряда ранит нашего общего любимца, студента санитара Митю, все офицеры бросаются к нему. Ранен он в голову, ушиб силен, но рана не серьезна. «Звенит в ушах», – поясняет он.

Показывается группа конных. Я узнаю генерала Запольского и подхожу к нему. «Ты вот вчера с Толей хвастались, что поддержите пластунов, вот я приехал на вас посмотреть». – «Прекрасно, мы как раз сейчас двинемся», – ответил я.

Сзади нас, в лощине, скрытно стал полк Кубанской кавалерии.

«Ну, Котэ, у тебя все готово? – спросил подошедший Иванов и, получив утвердительный ответ, сказал: – Веди с Богом». «Встать!» – скомандовал я, но, как назло, в этот момент разорвалось сразу четыре гранаты, вместо того, чтобы встать, еще больше прижались к земле. «Господа офицеры, – повысил я голос, – не заставляйте повторять команды». «Встать», – повторил Толя. «Вставайте!» – кричал маленький прапорщик Шаталов. «Встать! Встать!» – донеслось с левого фланга. Трудно было раскачаться. «Вперед по первой роте!» – скомандовал я и вышел вперед. «По первому взводу на отдельное дерево… по первому отделению…» – послышались команды. «Не сбивайтесь в кучу, шире разомкнись», – подбадривал фельдфебель.

Послышалось учащенное дыхание, и казалось, что слышно биение сердец. Мы двинулись двумя длинными цепями. Я шел рядом с Толей, на правом фланге первой роты. Четырехорудийная батарея красных, стоявшая на полузакрытой позиции, слала к нам очередь за очередью, стараясь взять нас в вилку… Шли мы ускоренным шагом. «Бегом!» – скомандовал я, завидя глубокую лощину, пересекавшую нам путь. Очередь пронеслась близко над нашими головами и ударила во вторую нашу цепь. Куски окровавленного мяса долетали до нас. Разорвало бывшего поручика N., разжалованного за службу у красных в рядовые. Толя все время шел, безучастно заложив винтовку за шею, держа ее как коромысло. Мысли его витали не здесь. И быть может, смерть была ему в этот момент желанным концом.

Спустились в овраг благополучно и, не останавливаясь, вышли из него. Линия наших цепей отчетливо была видна на большом расстоянии. Успех был обеспечен. «Ну, навались!» – подбадривал кто-то сзади. Ружейный и пулеметный огонь не наносил нам вреда, велся он сегодня красными беспорядочно. Вот он внезапно прекратился, когда мы не дошли до окопов 400 шагов. Из окопов красных повыскакивали отдельные фигуры и пустились удирать. Пулеметчики «Люиса» открыли по ним огонь. Мы подошли вплотную к окопам. Навстречу нам, побросав винтовки, выскочило около ста человек. Все держали руки поднятыми кверху. Испуг был нарисован яркими красками на каждом лице. «Мы мобилизованные, мы только что вернулись из германского плена, – наперебой сообщали они. – Не хотим с вами воевать, мы и стреляли побольше в воздух, а не в вас». Правдивость их заявлений была вполне вероятной. «Кто же из вас хочет идти с нами?» – «Я хочу», – уверенно отозвался какой-то корявенький мужичонка Черниговской губернии. Ему дали винтовку. Остальные заявили, что они кто три, кто четыре года были в плену и воевать совсем не хотят. «А вы думаете, мы хотим, что ли, воевать со своими», – увещевал их я. Но мои доводы не помогли, да и некогда было их уговаривать. Пленных забрал подошедший дедушка Мельницкий, шедший сейчас же за второй цепью, и повел их в тыл. Снимать одежду и отбирать что-либо из вещей у нас в полку не практиковалось, так как за этим все строго следили.

Мы опять двинулись вперед, пройдя мимо двух трупов комиссаров.

Перед нами открылась деревня Ерзовка. Первая рота, а вместе с нею и я, шла по главной улице, тянувшейся по крайней мере версту.

Пройдя