Мост через огненную реку - Елена Прудникова

– И вовремя привели. Еще бы минута… – Энтони поморщился и, чтобы отогнать воспоминание, сменил тему. – А что за пожар у вас был?

– Степь у нас осенью горела. С пяти концов горела, и ночь ветреная выдалась на редкость, даже для осени. А в степи табуны, пастухи при них, поселки степные… Мы как раз ушли в Трогармарк, коней продавать, а когда вернулись…

Габриэль коротко выдохнул, поднялся и пошел прочь. Лицо сотника стало жестким, он тоже встал.

– Пойду я. Надо лошадей посмотреть…

Квентин ушел. Они еще посидели, потом пришел Артона с ужином. Алан закончил кипятить свой отвар, вылил его в чашку, разбавил водой и наклонился к Галену, приподняв ему голову.

– Выпейте.

Теодор глотнул отвара, задохнулся и принялся отчаянно отбиваться, словно бы и не он минуту назад лежал, не в силах пошевелиться. Движения его рук были неверными, однако стратегически выверенными, так что мальчику не удавалось поднести кружку ближе, чем на фут. Энтони, хоть и не до смеха ему было, невольно расхохотался:

– Алан, что там у вас? Живая вода местной феи? Он же двинуться не мог! Терри, да успокойся ты, не хочешь, не пей… Давай вместе… Боже, какая гадость!

– Ужасная, – согласился Алан. – Но вы все же потерпите, генерал. Тут всего несколько глотков, зато жажда пройдет, и горло разомкнет, говорить сможете… Ну, вот и хорошо… Я же знаю, что вы человек разумный…

Отвар и вправду помог, но говорить Теодор стал гораздо позднее. Лишь через четыре дня Бейсингему удалось узнать, что происходило в замке после его побега.

В ближайшем городке они раздобыли несколько телег и даже подобие фургона – для королевы. Теодор ехал в открытой телеге, на сене. Энтони прогнал туда же Алана, который после десятидневного марша еле держался в седле. Да и сам он, вместо того, чтобы ехать впереди, все время крутился вокруг них, по двадцать раз в день спрашивая, все ли в порядке. Алан отсыпался, а Теодор в ответ поднимал руку, изображая что-то вроде воинского приветствия, но, по всему, худо ему было. Если уж он не улыбался в ответ на улыбку Энтони, значит, действительно худо.

Гален отходил от того, что с ним произошло, с трудом, и дело было не только и не столько в пережитых ужасах. Алан говорил, что в него, судя по всему, влили столько разных колдовских снадобий, что хватило бы на пятерых. Мальчик уверял, что генерал придет в себя еще до столицы – но пока что надежд было больше, чем достижений. Гален по-прежнему почти не мог двигаться, молчал и все время, когда Энтони быт рядом, держал его за руку, не выпуская даже во сне. Бейсингем не торопил его. Он радовался, что Теодор может есть и пить, что у него целы руки и ноги, что темные глаза смотрят осмысленно. Тем более, Алан считает, что все будет хорошо, а юному герцогу Баррио Бейсингем доверял.

И вот, наконец, Терри заговорил. Точнее, говорить у него не получалось, выходил лишь хриплый полушепот, но слова разобрать было можно, и Бейсингем решил, что – пора. Он помнил урок, который дал ему в свое время Теодор: то, что ранит душу, нельзя держать в себе. А судя по всему, в замке досталось не только телу генерала Галена, а может быть, и не столько телу…

…На самом деле Теодор с самого начала не верил, что ему удастся уйти. Это было бы слишком просто. Так оно и вышло. Все, что он хотел, у него получилось, но когда кончилось действие вина, королева тут же поняла, что произошло.

– Она завопила, прямо как кошка, которой наступили на хвост, – натянуто усмехнулся все еще сведенными губами Теодор, и по его лицу пробежала тень. – Если бы ты увидел ее тогда, она бы даже тебе показалась уродиной. Все-таки ты прав, красивая лошадь должна красиво ходить… Само собой, стражники тут же ввалились с факелами…

Он замолк и глотнул из кружки с отваром, лишь слегка скривившись. Энтони смотрел на него и, как ни странно, понимал все, что цыган не счел нужным рассказать даже ему. Как он надеялся понравиться Бетти, доказать ей, что он не хуже… как мечтал увезти ее из этого проклятого замка, спасти… Глупая, смешная надежда, ради которой он пошел на верную смерть, потому что не нужен он королеве Элизабет. Энтони было до слез обидно за Терри – так все это жестоко и нелепо…

– А вот кто был даже доволен, так это наш приятель Шимони, – продолжал Гален. Он на мгновение запнулся, потемнел лицом, сжал кулак и тут же распустил, поморщившись – больно еще, должно быть…

– Он все мечтал тебя выпороть, – как можно равнодушнее осведомился Энтони. – Сумел?

– Сумел. Насладился вполне, – на удивление спокойно отозвался Теодор. – Ты не так меня понял, Тони. Не щади мои нежные чувства – они если и задеты, то не тем. Подумаешь, пытки – я ведь знал, что так будет…

– Что же он еще делал с тобой, этот… – Энтони не нашел слова, лишь дернул щекой.

– Что бы ни делал… Это ведь я виноват, не он… Если бы я сдержался тогда, на дороге, он, может быть, и не пошел бы с ними, служил себе по-прежнему в штабе. А я его подтолкнул…

Бейсингем вспомнил дрожащего от нетерпения капитана в кабинете следователя в Тейне: «Дай сюда, неуч!» Подтолкнул! Этого!

– Не вали вьюков с коня на кошку! Нашел виноватого…

– Ты его казнил? – тихо спросил Гален.

– Не было его там… – хмуро признался Бейсингем. – Ушел он… Не знаю, как сумел, но ушел… Вот его бы я своими руками в костер бросил!

– Меня бы это не обрадовало… – отозвался Теодор. Гален прекрасно понимал, что вассалы Князя так просто

его не убьют, слишком важную игру он им испортил. Пыток он ожидал с самого начала и примерно представлял себе, каких – впрочем, костолом Шимони справлялся плохо, Теодор стал терять сознание уже к середине дня. Тогда его заперли в одной из клеток в молельном зале, не забыв рассказать про Встречу. И тринадцать палочек перед клеткой положили, для наглядности – сколько жить осталось.

Вечером они стали готовиться к очередному служению. Его растянули и привязали на столе, лицом вверх, так, что он видел над собой потолок с мерцающим изображением Князя. Мистерия продолжалась почти всю ночь: странные песни, танцы, факелы, мелькающие у самого лица жертвы, замирающие возле сердца клинки. Под конец ему стало смешно: все это было глупо и совсем не страшно. Он засмеялся в голос, и тогда старик с седыми волосами и длинной, подвязанной синей лентой бородой наклонился над ним, улыбнулся и сказал: «Погоди!»

– Старик? – вскинулся Бейсингем, вспомнив своего ночного визитера. – Не было его там. Удрал, наверное. Жаль, вот с кем бы я побеседовал нежно…

– Да, жаль, – вздохнул Алан. – Старик – это самое интересное. Все остальное так грубо и дешево, что я даже разочарован. У них тысячелетний опыт мистерий, а они ничему не учатся…

…Утром ему дали немного поспать, а потом было то же самое – сначала пытки, потом мистерия. Но в эту ночь пришел страх. Он зародился в отдаленных уголках тела, начинаясь с мелкой противной дрожи, и постепенно поднимался, как вода в половодье, становясь все темнее и тяжелее. Гален боролся, как мог, но понимал, что постепенно проигрывает.