Числа. Трилогия (сборник) - Уорд Рейчел

— Это мы, — говорю. — Ты правда нарисовала это?

Мия кивает, сияя, слишком гордясь собой, чтобы произнести хоть слово.

— Удивительно.

Обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.

— Адам, — медленно говорит Сара, — помнишь, твоя бабушка говорила, что видит мою ауру?

— Папа, — говорит Мия, указывая на красный круг, затем на сине-розовый, — мама.

Смотрю на Мию, потом опять на рисунок. Почему она выбрала именно эти цвета? Я присвистываю.

— Она видит их, да? — говорю. — Это у нее от Вэл.

Вот это да. По лицу Сары я понимаю, что она думает так же.

— У Мии ее число, Сара, и ее дар. Она тоже видит ауры.

Перевожу взгляд на Мию, и ее число не дает мне покоя. Крошечная, хрупкая девчурка с чужим числом. Смерть, которая была бы под стать бабуле, но совершенно не подходит Мии. Она — живое доказательство того, что в ту огненную ночь произошло нечто поразительное и жуткое. Все мое тело покрывается гусиной кожей, и тот вопрос, который мучил меня прежде, вновь напоминает о себе.

Бабуля сама отдала ей свою жизнь и свой дар?

Или Мия забрала их у нее?

Может ли она забирать у людей числа и жизни?

Сара

— Мы должны вытащить ее отсюда, — говорю я.

— Они знают? Знают что-нибудь о ней?

— Нет, это наша с тобой тайна. Но они что-то подозревают. Есть тут тетка, Марион, все утро промывала мне мозги и по-всякому пыталась на меня надавить, совала свой нос в наши дела, в общем, старалась. Кстати, именно она предложила дать Мии мелки и попросить ее нарисовать что-нибудь.

— Думаешь, она поняла, что это означает?

— Скорее всего, нет. Адам, мы должны защитить Мию. Она особенная. Еще более особенная, чем мы думали. Она другая.

— Число у нее теперь тоже другое.

— О чем ты?

— Оно мерцает у меня в голове. Такое я видел только у еще одного человека, больше ни у кого.

— У кого? У кого-то из здешних?

Он молчит. Похоже, сам не знает, говорить мне или нет.

— Не говори. Я не хочу знать числа людей.

Все еще не произнося ни слова, он переводит взгляд на дверь. Я вижу, что его раздирают желания открыться мне и уберечь меня. Чтобы не подталкивать его, я возвращаю разговор к Мии.

— Мы ведь не знаем, что на самом деле произошло во время пожара, так? — говорю.

— Нет.

— Ты был там. Как думаешь, что произошло? Ты что-нибудь помнишь?

Он потирает лоб рукой:

— Я сказал бабуле, чтобы она пробиралась наружу, пусть и сквозь огонь. Я не думал, что она погибнет. У нее было хорошее число. А мы с тобой остались, чтобы найти Мию.

Мысленно я переношусь в ту ночь. Слышу, как трещит огонь, вижу, как разлетаются деревянные конструкции вокруг нас, чувствую запах нашей подпаленной плоти и волос.

— Она перегрелась, да? — продолжает он слегка дрожащим голосом. — Страшно перегрелась. Да и мы тоже. Ты выбралась наружу, а я держал Мию, пытаясь оградить ее от огня. Затем я просто прошел через огонь. Я не видел бабулю и не заметил ничего особенного.

— А я — да.

— Что?

Я никогда не говорила ему об этом прежде.

— Ну, я не видела ее, но я услышала ее голос. И еще она коснулась меня рукой.

Он наклоняется ко мне и крепко хватает за плечи.

— Почему ты никогда не говорила?

— Потому что сомневалась, действительно ли это произошло или мне только показалось. Но, думаю, это было на самом деле. Я была в отчаянии, не понимала, в какую сторону бежать, и тут кто-то схватил меня за руку и потянул. Так я оказалась на правильном пути. Услышала ее голос: «Сюда. Еще несколько шагов…»

Он отпускает меня и плюхается обратно в кресло, не сводя с меня изумленных глаз и приоткрыв рот.

— Она была рядом с тобой. Она дотронулась до тебя. Тогда почему ее число не перешло к тебе?

— Не знаю. Мое число было не в тот день, да? Миино — в тот. Может быть, Вэл удалось дотронуться и до нее.

У меня в глазах стоят слезы, у Адама тоже.

— Она дотронулась до тебя, — повторяет он. — Я и подумать не мог… Я и подумать не мог, что потеряю ее.

— Знаю. Прости. Такое ощущение, что в этом есть доля моей вины. Не знаю почему, но я чувствую себя виноватой. И все же нам удивительно повезло, что Мия по-прежнему с нами. Мы должны защитить ее, Адам. Мы должны держать ее число в секрете, должны охранять ее.

— Да, ты права. То, что она сделала, то, что произошло с нею, — настоящая бомба. Нам нужно помалкивать об этом. Пусть никто, кроме нас с тобой, не знает об этом. И мы должны вытащить ее отсюда.

В этот миг дверь с грохотом распахивается.

Поток света из коридора заливает комнату, и внутрь влетает полдюжины солдат. Они не смотрят на нас, не произносят ни слова. Не успеваю я и глазом моргнуть, они вышвыривают Адама из инвалидного кресла и пригвождают его к полу.

Он лежит ничком на бетонном полу. Чье-то колено опускается ему на поясницу, и воздух с шумом выходит из его легких. Ему больно и страшно. Я кричу, Мия тоже.

— Папа! Папа!

— Адам!

Все мое внимание сосредоточено на нем, и я не замечаю, что в комнату вошел Савл, пока его глубокий и резкий голос не перекрывает крики и вопли.

— Уведите его.

Он стоит у двери, скрестив руки на груди, но смотрит не на Адама, а на Мию и меня. Я не могу не вспомнить ту ночь у костра, когда он силой открыл ей глаза. Я возненавидела его тогда, и я ненавижу его сейчас. Прижимаю Мию к себе.

Пыхтя, шестеро солдат еле-еле выволакивают Адама за дверь. С появлением Савла он ужасно разъярился и принялся кричать на него и вырываться. Гнев затмил всю боль от ран и ушибов.

Я кричу, но это не меняет ровным счетом ничего. Не могу поверить, что опять теряю его. Мы только что встретились. Не могу поверить, что сейчас меня запрут в этой клетке.

Но именно так и происходит.

Мия и я. Мы остались взаперти в комнате пять шагов на четыре, с ванной два шага на три. Ни одного окна, если не считать решетку на двери. Ни лучика света. Ни грамма свежего воздуха.

Я теряю счет времени. Успокаиваю Мию, крепко обняв и напевая ей песенку. В конце концов она забывается сном. Вот бы и мне так. Но мысли вращаются в голове на бешеной скорости и не дают расслабиться.

Все тот же усатый рядовой приносит еду. Суп и крекеры. Молоко для Мии. На подносе есть кое- что еще — пластмассовая чашечка с белой таблеткой внутри.

— На вашем месте я бы принял ее, — говорит он. — Поможет уснуть. Особенно после сегодняшних событий. Здесь их все принимают.

— Нет, спасибо.

Перспектива еще одной бессонной ночи, конечно, ужасает, но принимать таблетки я все равно не буду.

— Где Адам? Что они сделали с ним?

— Он в одиночной камере. Больше я ничего не знаю.

— Не понимаю, зачем они уволокли его. Мы просто разговаривали… Сколько времени они будут его там держать? Когда мы сможем увидеться?

Он пожимает плечами. Когда он переводит взгляд на Мию, спящую на кровати, в его глазах появляется жалость.

— Не знаю. Честно, не знаю.

Если нас с Адамом разлучили навсегда, то я вряд ли справлюсь. Он мне нужен. Я люблю его. Почему это дошло до меня только сейчас?

— Прошу вас принять таблетку в моем присутствии. Таково предписание, — говорит рядовой, кивком головы указывая на чашку. — Иначе этот же препарат вам введут внутривенно.

Потрясенно смотрю на него. Он пожимает плечами, но по его лицу я вижу, что он не одобряет решения своих начальников.

— Я не могу, — говорю ему. — Я не принимаю таблетки. Да и потом, я не могу принимать ничего, что может повредить здоровью ребенка.

— Если бы они не были уверены в том, что это не повредит вам, то не прописали бы успокоительное.

— Вы на самом деле так думаете?

Где-то с минуту он колеблется и ничего не говорит.

— Включить вам душ? — вдруг предлагает он.

Сбившись с толку, я хмуро гляжу на него. О чем это он?

Тут он машет мне в сторону ванной. Следую за ним. Он включает душ, и мы стоим рядом с ним.