Остров Тамбукту - Марко Марчевский

— Я вас послал вести переговоры с нашими врагами, а вы остались у них! Вы знаете, как мы наказываем дезертиров и предателей?

— Прежде всего, выслушайте меня, — возразил я, — а потом думайте о наказании.

Он снова сел поудобнее в кресло.

— Говорите, я слушаю!

Я рассказал ему сколько же невероятную, столько и страшную историю. Как только я вышел на берег, «дикари» схватили меня и отвели к своему предводителю. Увидев меня, предводитель заревел как разъяренный зверь и велел живьем сжарить на костре.

— Врете! — неожиданно прервал меня капитан.

В этот момент он хитро смотрел на меня прищуренными глазами и кажется улыбался, потому что обнажил зубы, но это была «улыбка» тигра, который подкарауливает жертву.

Я растерянно замолчал. Холодный пот выступил у меня на лбу. Я вытер его и потупил взор. Мне показалось, что я хорошо сочиняю, но капитан не поверил, и это меня смутило.

— Когда вы пожелали сойти на берег уговорить предводителя сдаться без боя, вы утверждали, что он ваш родственник и первый приятель, не так ли? — спросил он.

Я кивнул головой, потому что это было правда. Капитан продолжал:

— Вы даже говорили, что ходили к нему в гости, не помните? Тогда вы были уверены, что он сдастся без боя, а теперь вы рассказываете, что он приказал вас зажарить живым на костре. Вы не находите противоречия в ваших словах? Я жду вашего ответа, союзник... Я хотел бы знать, когда вы меня обманывали, тогда ли, когда хотели отправиться к вашему родственнику, или сейчас?

— Все, что я вам тогда говорил, правда, — ответил я. — Но и то, что рассказываю сейчас, не обман. Увидев меня, мой родственник заревел как дикий зверь. Он был страшно разъярен, считая меня изменником. Он знал, что я бежал из его племени и ушел к вам, врагу. Ничего удивительного, что он хотел поступить со мной так, как поступают с предателем.

— Ну, а что произошло дальше? — холодно спросил меня капитан.

— Дикари привязали меня к дереву... А когда подводная лодка удалилась, развели большой костер, забили в барабан и пустились в бешеный пляс...

— Зачем им было разводить костер? — усомнился капитан. — Ведь все селение горело от наших снарядов.

— Да, — подтвердил я. — Селение горело, но они считали, что этот огонь зажжен нечистой силой и поэтому развели свой, священный огонь, добытый первобытным способом от трения двух сухих деревяшек. И начали свои дикие пляски. Вы представляете себе мое положение; привязанный к дереву, каждую секунду ожидая, что меня бросят в огонь... О, это было ужасно! Я до сих пор не могу прийти в себя...

— Вы говорите, что вас привязали к дереву? — опять перебил меня капитан.

— Да, они привязали меня к дереву...

— А вот я читал, — сказал капитан, глядя на меня подозрительно, — что дикари привязывают свою жертву у костра и пляшут вокруг нее.

— Да, — подтвердил я, — и я читал нечто подобное. Но эти дикари привязали меня далеко от костра. Ведь я вам сказал, что они считают свой огонь священным и не хотели его осквернять моей близостью...

— Осквернять? Не понимаю...

— Постараюсь вам объяснить. Я пакеги — белый человек или белый дьявол, который оскверняет все, чего коснется.

— Но... насколько я помню, вы утверждали, что они хорошо относятся к вам?

— Раньше, когда считали меня их другом — да. Но не забывайте, что сейчас я был их врагом. Они смотрели на меня, как на прокаженного привязали в стороне от костра, чтобы не осквернять его. А после, когда наплясались, отвязали от дерева и на руках понесли на костер...

Пот градом лил с моего лица. Я вытер его и спросил:

— Вы позволите закурить?

— Разумеется! — капитан подвинул папиросы и нетерпеливо поторопил:

— Продолжайте, я слушаю...

Он действительно напряженно слушал, облокотившись на письменный стол.

— Понесли меня на руках, чтобы бросить в костер, но в эту минуту прибежал туземец и сообщил, что желтые дьяволы схватили дочь главного вождя и увели на подводную лодку.

— Желтые дьяволы? Он так и сказал?

— Да, сэр, они так вас называют. Тогда я сказал: «Не троньте меня, и я спасу дочь главного вождя».

— Дочь главного вождя? — встрепенулся капитан, пристально глядя на меня. — Вы знаете ее?

— Знаю.

— Прекрасно, прекрасно!.. А дальше что произошло?

— А дальше я опять повторил туземцам: «Если вы меня не тронете, я попрошу желтого вождя освободить дочь тана Боамбо».

— И они вам поверили и освободили?

— Нет, конечно! Они не поверили и не освободили меня. Тогда я предложил им отвести меня к их главному вождю, и они согласились.

— Из огня да в полымя! — пробормотал капитан.

— Совершенно верно. Увидев меня, главный вождь раскричался: «Зачем вы привели сюда этого белого дьявола? Почему вы до сих пор его не съели?» А туземцы ответили: «Мы как раз разожгли костер и собирались его зажарить, когда узнали, что желтые дьяволы захватили дочь тана Боамбо и утащили на большую пирогу». Главный вождь еще больше разъярился и заорал: «Да, желтые дьяволы похитили мою дочь, но я жестоко им за это отмщу! Этот будет первой жертвой, — указал он на меня. — Зажгите костер и приведите других желтых дьяволов. Я голоден как шакал...»

— Постойте, постойте! — остановил меня капитан. — Разве они взяли в плен моих матросов?

— Да, они привели пять ваших матросов, связанными...

Капитан насторожился и поджал губы.

— Дальше?

— Дальше я сказал главному вождю: «Если тана Боамбо оставит в живых этих пятерых желтых человек, я спасу дочь тана Боамбо». — «Как? — спросил меня предводитель. — Как же ты ее спасешь?» — «Я пойду к желтому вождю и скажу, что тана Боамбо передаст ему живыми пятерых его стрелков, если желтый вождь освободит дочь тана Боамбо». — «Нет! — воскликнул предводитель. — Желтые дьяволы причинили много зла моему племени. Они наши враги, а мы прощаем нашим врагам только после того, как их зажарим и съедим». — «Пусть тана Боамбо хорошо подумает, раньше чем нас зажарит и съесть, — сказал я. — Если тана Боамбо меня не послушает, он никогда больше не увидит своей дочери». Но он не пожелал меня слушать и велел бросить нас в огонь. Меня и пятерых ваших матросов. Его ненависть к вам сильнее любви к собственной дочери. Тогда вмешалась жена предводителя. Как каждая мать, она бросилась в ноги мужу, зарыдала в голос, начала ломать руки и умолять... Вмешались и другие женщины, родственницы предводителя, — известное дело, женское сердце жалостливее сердца мужчины, — и предводитель сдался. Он приказал угасить костер и послал меня сказать вам, что, если вы освободите его дочь, он освободит пятерых ваших матросов. Если же нет, завтра же утром они будут зажарены и съедены.