Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какому богу? — прошептал приам.
— Энуварио, — мрачно сказал Хастияр, — их богу войны. Этот урод принесёт Палхивассену ему в жертву.
— Я спускаюсь! — прошипел Этримала.
— Нет! — отрезал Хеттору, — он хочет не тебя.
— Он... хочет? Что? — спросил приам, — кого?
— Он зовёт человека по имени Гектор, — объяснил Хастияр, — убийцу Патрокла Менетида. Ему нужен тот, кто забрал три золотых мухи у воина «черноногих».
— Гектор! — в подтверждение его слов крикнул Лигерон.
— Это ловушка... — прошептал Алаксанду, — они ждут, что мы откроем...
— Прости, отец, — сказал Хеттору.
Алаксанду дёрнулся его задержать, но Атанору помешал. На седых щеках старого друга блестели слёзы. Приам почувствовал, что ноги его не держат.
— Не ходи, — сказал Хастияр, — они не дадут честного боя.
— Ты перестал верить в клятвы и договоры? — спросил Хеттору.
— Есть люди... — начал Хастияр, запнулся на полуслове, но всё же закончил, — есть те, с кем договориться невозможно. Поверь мне. Я знаю породу этого аххиява.
Хеттору промолчал в ответ. На него сейчас смотрело множество людей, тех, кого он знал всю жизнь. И ему казалось, что среди живых стоят и смотрят на него отец и мать, которых он даже не помнил. И ещё множество людей, которые прежде жили в Трое. И не только люди. Будто земля и камни родного города смотрели сейчас на него. Город замер.
Среди сотен лиц он остановил взгляд на одном. Рута стояла, онемев от ужаса, как и все остальные. И смотрела на мужа так, будто хотела отдать свою душу взамен его. Так было уже однажды, в тот давний день, когда Хеттору услышал её песню. И понял, как она его любит.
Между ними будто струна натянулась. Он хотел что-то сказать ей, но не мог найти нужных слов. Он смотрел на неё и душа рвалась на части, билась птицей, угодившей в силки.
Он хотел подойти, обнять, поцеловать, пригладить растрепавшиеся рыжие волосы, из-за которых когда-то звал её Лисёнком.
Он знал, что эти объятия отнимут у него слишком много сил, не дадут поднять щит и копьё.
Он знал, что если продлит это мгновение, то не будет видеть противника. Перед его взором будет стоять лицо Руты, милого Лисёнка.
Он хотел передать ей что-нибудь для сына. Что-нибудь мудрое. Слова, которые станут путеводной звездой для мальчика.
Много ли мудрости у него, двадцатичетырёхлетнего полководца?
Невидимая струна зазвенела и разорвалась, напоследок издав звук, потонувший в тишине.
Тогда Хеттору вдруг почувствовал, что воздух в Вилусе стал уже не смрадным, а снова свежим и чистым. Он вдохнул его полной грудью и сказал:
— Откройте мне ворота.
Он спустился вниз. Воины подали ему панцирь, он начал облачаться. Закончив, надел шлем с крашенным охрой конским хвостом на макушке. Взял в руки щит и пару копий.
Впервые за долгие месяцы осады ворота Трои раскрылись. Хеттору прошёл в створ. Остановился. Хотел обернуться, чтобы ещё раз взглянуть на Неё.
Хастияр ощутил ком в горле.
Рута протянула вперёд руку, будто хотела коснуться мужа.
Хеттору так и не обернулся. Шагнул вперёд, в нижний город.
Прямо перед ним стоял Безгубый, а за его спиной, на крыше, ещё трое аххиява, в доспехах и с оружием. Чуть в стороне, на одной из улиц, что вели к воротам, Хеттору приметил колесницу. Поодаль виднелись тени — явно за происходящим следило ещё несколько человек.
Хранитель Трои и вожак мирмидонян стояли на большой привратной площадке. Станцевать здесь места хватит.
Хеттору почувствовал за своим плечом движение. Скосил глаза. Так и есть. Этримала с двумя копьями. Как проскользнул?
— Уходи.
— Их четверо, — возразил Этримала.
— Их тут больше, но это не важно. Уходи, мы будем биться один на один.
— Эй ты, богов не боишься? — насмешливо крикнул Лигерон Этримале. Он вскинул руку с копьём к небу, — боги всё видят. У меня всего два копья[154].
— Уходи, — процедил Хеттору, — это поединок.
— Их четверо... — повторил Этримала, но всё же послушно попятился.
Хеттору посмотрел на троих аххиява на крыше. По их вальяжным, расслабленным позам понял — это опытные волки.
Он перевёл взгляд на Лигерона. Глаза того горели ненавистью.
За спиной гулко закрылись ворота. Он сам отдал такой приказ. По спине пробежал холодок. В скольких боях побывал, но даже в страшном деле при Киндзе ему не было так... не по себе.
Он всегда стоял в одном ряду с товарищами. Бок о бок с Куршассой.
Хеттору посмотрел на Лигерона.
— Как твоё имя?
— Смерть твоя, — прошипел Лигерон.
Хеттору усмехнулся, пожал плечами.
— Стало быть, Ахилл.
Безгубую рожу ещё сильнее исказила (куда уж больше) гримаса ненависти.
Хеттору сорвал с груди «золото храбрости». Протянул ахейцу.
— Тебе есть до него дело?
— Мне нет никакого дела до побрякушек!
— Ну и ладно, — Хеттору вновь пожал плечами.
Золото полетело в пыль.
— Ты помнишь меня? — прорычал Лигерон, — помнишь Патрокла, сына Менетия, которому ты отрубил голову и насадил на кол?
Вот оно что...
«Ну я и отмахнулся от него факелом. Прямо по роже...»
Хеттору медленно кивнул. Да, он помнил.
— Он был мне, как брат! — прошипел Лигерон.
Сопляк вырос и пришёл мстить.
— А ты убил моего брата.
— И тебя убью! И труп протащу за колесницей!
А ведь можно было его тогда...
«Я о малолеток руки марать не буду. Ему бы пинка дать...»
— Ни о чём я не жалею... — прошептал Хеттору.
Но сердце его дрогнуло, будто почуяло ложь, самообман.
Как знать, сколько людей были бы сейчас живы. Куршасса... И Палхивассена, весёлая красивая девчонка... Была бы...
Нет. Она есть. Она жива, и он её спасёт.
«Куршасса её выручит».
Память, как ты жестока.
Хеттору посмотрел на крышу, где стояли Эвдор, Менестей и Алкидамант, и сказал:
— Ты угрожал убить девушку, если я не выйду. Вот он я, перед тобой. Давай теперь условимся, что если боги отдадут победу мне, твои люди её отпустят.
— Не может мира быть меж львом и человеком! — повысил голос Лигерон, — ни клятв, ни договоров! Вышел — бейся! Или будешь затравлен, как зверь! Бегства тебе уже нет!
Хеттору сжал зубы. Ловушка. Даже если умрёт Безгубый, они убьют девушку. А со всеми ему